Вероника Мелан - Мистерия
— Не могу… стоять… — Прошептала Тайра Стиву и почти рухнула на землю.
А дальше одни обрывки и прорехи в целостности восприятия.
Притянувшие ее к себе теплые руки, накинутая на плечи куртка, мерное укачивание и многократное повторение слов «держись, уже скоро». Что-то должно было случиться скоро, но все не случалось, и это «скоро» растянулось для нее в наполненную мучительным ознобом, болью в висках и стуком собственных зубов вечность.
А потом резкий свет и голоса. Много рук — не одна пара, а, кажется, три-четыре, и холод вдруг сменился теплом и тряской, под спиной вместо комьев земли прохладная тугая кожа, греющий ее ладони в своих Стив, но она все никак не могла перестать дрожать.
Слух ловил слова, и мозг был в состоянии разобрать их, но Тайра постоянно теряла связь с окружающим пространством — ей казалось, что из Коридора она попала в очередное новое для себя небытие.
— Стив… Как же я рад тебя видеть, не описать! — Чужой незнакомый голос. — Ты голоден? Ранен? Что? Скажи, что тебе потребуется прежде всего?
— Ничего. — Усталый ответ знахаря. — Я в порядке, Дрейк. Не ранен и почти не голоден, разве только чуть-чуть. И да, я ее нашел — книгу. Нашел.
И наполненная триумфом и облегчением тишина. Хорошая, благостная. Такая пахнет благодарностью, искренней признательностью, пустотой и невыплаканными — теми, что никогда не покажутся на глазах, — слезами. Тот, кто так молчал, очень ждал этих слов, ждал доктора назад.
— Ушам не верю… нашел. Неужели?… Знаешь, временами я уже не верил, думал… уже все.
Обессиленная теплая усмешка совсем рядом с ее ухом.
— А кто это с тобой?
Пауза. Мучительный подбор правильного слова.
— Друг. Хороший друг. Если бы не она…
— Я понял, уловил. Все сделаем в лучшем виде.
— Спасибо.
И Тайра провалилась в сон. Последнее, о чем она успела подумать, прежде чем позволить сознанию ускользнуть от нее, так это о еде.
Очень, неимоверно сильно хотелось есть.
* * *— Док, ты фонишь не меньше меня, ты знаешь об этом?
Стив до сих пор не верил, что под его ногами бетонный пол, а не песок, а предметы — спасибо отсутствию тумана — не расплываются перед глазами. Как же он устал там, кто бы знал… В постоянной тьме, в пустоте, в отсутствии звуков. А здесь их был целый шквал: шорох серебристой формы, отражающееся от стен эхо, тихое гудение кондиционера, шаги за дверью. Убранство кабинета не отличалось разнообразием цветов и красок — бежевые стены, рыжеватая мебель, серый ковер, — но здесь было светло, и от этого Лагерфельд был почти счастлив. Если бы не слезились глаза.
— Это пройдет, глаза быстро привыкают. Подожди несколько минут. Так ты знаешь, что сияешь, как факел?
— Знаю.
— Кто это сделал с тобой?
— Она. Потом расскажу, как и зачем. Скажи лучше, для людей этот фон не опасен?
Дрейк напоминал ему Тайру — пристально вглядывался в то, чего сам Стивен увидеть не мог.
— Нет, для людей нет. Но подобное я вижу впервые… Это же твоя…
— Душа. Да, я в курсе.
— Невероятно.
Кажется, способность удивляться Начальника не оставила.
— Душа!
— Да.
Лагерфельд, который к собственному невидимому сиянию уже давно привык и энтузиазма начальства не разделял, наклонился и расстегнул рюкзак. Достал упакованный в защитный чехол кристалл.
— Как у нее получилось это сделать? Должно быть, очень сильная девчонка. Кого ты привел в мой мир?
— Я все расскажу, но пока тебе ведь нужно это? Здесь ответ. То, что ты искал. От источника.
И док впервые в жизни узрел то, чего не видел раньше, — ладони Дрейка дрожали.
* * *Шагая по коридору, Стив прислушивался к внутренним ощущениям.
Он радуется? Конечно, радуется, только очень устал — нет сил даже на то, чтобы волноваться о том, прочитает ли Дрейк ответ. А вдруг в кристалле окажется бесполезная, как случилось у Тайры (ну, по крайней мере, так она думала), информация?
Нет, один шаг за раз. Проблемы нужно решать по мере их поступления — к этому он после Коридора привык.
Если ответ окажется неполным или непонятным, Стив отправится в Криалу еще раз, но думать об этом он пока не будет — не готов.
Подошвы пыльных ботинок утопали в коротком ворсе ковра, фонари под потолком все еще казались орудиями пыток, но глаза — Начальник был прав — слезились куда меньше.
Прежде чем унестись куда-то с бесценным шариком-«флэшкой», Дрейк сообщил, что Тайру поместили в гостевую комнату, где она на данный момент спит. А Аарон и Баал живы — находятся в палате при лаборатории на нулевом этаже — именно туда Лагерфельд теперь и направлялся.
Проведать друзей. Сообщить хорошие новости. Убедиться, что все, если не здоровы, то, по крайней мере, живы.
Они спали. Оба.
Узкая вытянутая комната без окон, громоздкие обставленные аппаратурой кровати для тяжелобольных, приглушенный свет, сигналы датчиков, тянущиеся к венам от капельниц трубки. Вот так, значит, прохлаждаются те, кто вылетел из Коридора раньше. И не поймешь, кто счастливчик…
Но дыхание ровное, стабильное, давление — он взглянул на монитор — нормальное.
Стив подошел к правой койке и долго смотрел на бледное лицо друга — уже без черных вен, без вздувшихся век — нормальное лицо слабого, но живого человека.
Дрейк успел — хвала ему и низкий поклон — он успел явиться вовремя и спасти их. Обошлось не без потерь и не без крови, но обошлось. Теперь бы еще насовсем.
Из головы не шел кристалл — прочитает ли ответ Дрейк? Окажется ли тот полезен?
Один шаг за раз.
Только бы не снова в Коридор, только бы не снова…
— Стив? — Хриплый шепот, а следом надрывный кашель. И уже громче. — Стив, это ты?!
— Я.
Канн проснулся. То ли почувствовал присутствие постороннего в комнате, то ли просто очнулся в подходящий момент.
— Ты пришел! Ты вернулся, живой! Баал, он вернулся!
— Да вижу я. — Раздалось с соседней кровати. — Пришел, и стоит ко мне жопой, а я все пытаюсь понять — мираж он или нет?
Лагерфельд тут же развернулся, расплылся в широкой улыбке и пожал протянутую ладонь Регносцироса.
— Привет, друг. Как ты? Получше — я вижу, что получше, — чем твой сосед.
— Да он тоже ничего, выправляется. Нет, надо же! Пришел… Канн, мы его дождались!
— Блин, все еще думаю, что, может, он глюк?
Голос Аарона хрипел, как продырявленный шланг, но все равно источал благодушие.
— Сам ты глюк.
Вот теперь счастье принялось вливаться внутрь, и док, наконец, почувствовал ее — настоящую искреннюю радость. Он вернулся. Друзья живы. Его ждали.
