Когда родилась Луна (ЛП) - Паркер Сара А.

Трон поворачивается ко мне лицом, прижимая руку к широкой груди и опуская голову.

― Благодарю вас, сир.

― Конечно.

Он поднимает голову, его карие глаза полны печали от тяжести потери.

― И от себя лично я хотел бы поблагодарить тебя за то, что ты убил Блома. ― Он подносит руку к нижней половине лица и гладит черную бороду, в которую вплетено несколько красных бусин. ― Если бы у нас была возможность выстрелить в него, я не уверен, что смог бы отдать приказ сделать это…

― Я понимаю, ― говорю я, опуская руку ему на плечо. ― Он был твоим партнером на протяжении многих фаз.

Трон прочищает горло и бросает взгляд на обширные пастбища у меня за спиной.

― Вот и твой помощник. Я оставлю вас, но, пожалуйста, поужинай с моей семьей, прежде чем покинешь нас.

Я киваю ему, наблюдая, как он идет к разрушенному зернохранилищу.

― Черт, ― бормочу я, переводя взгляд на холмы, уверенный, что уже никогда не смогу смотреть на них как прежде. Раньше они были такими живописными, а теперь похожи на гребаные надгробия.

Качая головой, я поворачиваюсь и вижу Грима, стоящего у каменного забора, который, похоже, уже полностью отремонтирован и приведен в порядок. Когда мы приехали, стадо колков разбежалось, многие из них были убиты и лежали на улицах, сраженные ударом драконьего пламени, заливавшего всю деревню.

Уцелевшие колки теперь обгладывают кустарник, длинными языками обхватывая жесткие ветки и втягивая их в рот. Молодняк ходит рядом или прижимает головы к отяжелевшему вымени, короткие хвосты виляют, пока они сосут.

Я иду по усыпанной пеплом дорожке и прислоняюсь к забору рядом с Гримом, опираясь предплечьями на камень. Мы молчим, наблюдая, как стадо кормится той растительностью, которую не уничтожило пламя, их большие мягкие лапы загребают смесь влажной золы и грязи.

― Тебя что-то беспокоит, Грим?

Он прочищает горло, словно проверяя, работает ли оно, прежде чем заговорить голосом, словно заржавевшим от редкого использования.

― Я хотел бы попросить об отпуске.

Я искоса смотрю на него, отмечая его светлые волосы, припорошенные пеплом, его черную кожаную одежду, перепачканную той же оранжевой грязью, что и подошвы его ботинок.

― Для чего?

Его глаза по-прежнему устремлены вперед.

― Ходят слухи, что Великая Серебряная снесла три яйца.

Мое сердце замирает, осознание проникает под кожу, пробирая меня до костей.

― Ты хочешь отправиться в Гондраг и совершить набег на гнездо Великого Серебряного саберсайта?

Короткий кивок.

Какое-то время все, что я могу делать, это смотреть на его лицо, пытаясь привести свои мысли в порядок.

Безуспешно.

Поэтому я перехожу к фактам.

― Я украл одну из ее чешуек много фаз назад. Она чуть не оторвала мне руку. Из-за чешуи.

Он поворачивает голову, и я вижу его бледно-голубые глаза сквозь копну волос.

Он молчит.

Я качаю головой, негромко смеюсь и поднимаю руку, чтобы почесать бороду.

― Черт, Грим.

― Я не хочу заменять Инку, но то, что я привязан к ее могиле, сказалось на мне.

Мне стоит больших усилий не смотреть на него.

Я никогда не слышал, чтобы этот мужчина соединял столько эмоционально окрашенных слов в одном предложении, и я почти уверен, что я единственный, с кем он говорит. Он даже не говорит «Скрипи», когда готов открыться. Просто стучит двумя пальцами по гребаному столу, словно заказывает медовуху.

Он никогда не рассказывал мне, что случилось с Инкой, и я никогда не спрошу. Я достаточно знаю о его прошлом, чтобы понять, что оно пронизано нитями боли, которые будут пульсировать вечно.

― Ты сообщил остальным об этом решении?

Он качает головой.

Конечно, нет.

Они с Вейей сделаны из одного камня. Я почти уверен, что они будут тихо танцевать вокруг друг друга целую вечность.

― А если ты умрешь там, будешь ли ты о чем-нибудь сожалеть?

― Возможно. ― Он пожимает плечами. ― Но я буду уже мертв.

Точно.

Я вздыхаю, снова потирая лицо. Я был озадачен размером его седельных сумок. Теперь все стало гораздо понятнее. Отправляясь в Гондраг, нужно быть готовым.

Значит, он планировал это уже давно.

На мою грудь наваливается тяжесть, и я опускаю голову, а затем киваю и отталкиваюсь от стены.

― Я отвезу тебя туда и высажу возле хижины вылупления, ― говорю я, чувствуя на себе его пристальный взгляд, пока иду к деревне. ― Меньшее, что я могу сделать, поскольку, возможно, это последний раз, когда я вижу твою жалкую задницу.

ГЛАВА 62

Завывает ветер, от которого немеет кончик моего носа.

Восемь Аврор сменили друг друга, пока я спала под крылом Зехи или прижималась к обожженным солнцем валунам, делая все возможное, чтобы избежать цивилизации. Это было приятно, пока солнце не потеряло свою силу, а Сумрак не поглотил нас целиком со своим снегом и бесконечным пронизывающим ветром.

Я уже тоскую по дому.

Уверена, что Зехи чувствует то же самое, забившись в незнакомую нору, которую он почти расплавил своим огнем, прежде чем укрыться в ней. Пытаясь сохранить тепло до моего возвращения.

Еще один резкий порыв ветра, и массивный колк, тянущий повозку Ноив, вздрагивает всем телом, до самого своего толстого пушистого зада, хотя и продолжает неторопливо шагать по едва заметной Тропе Деев, выпуская белые клубы пара, которые путаются в его изогнутых рогах.

Я наклоняю голову и смотрю на отвесный обрыв слева от нас, внизу все скрыто туманом, создающим ложное чувство безопасности.

Очень ложное.

Я путешествовала по этой части стены без тумана. Мы так высоко, что падение кажется бесконечным. Словно падаешь в бледное безлунное небо.

Очередной порыв ветра забрасывает меня снегом, и вся повозка подпрыгивает прямо навстречу не менее жесткому падению на другой стороне Тропы Деев. Мое сердце подпрыгивает вместе с ней, а рука вырывается, чтобы сжать борт телеги до белых костяшек. Не знаю зачем, ведь если эта штука сорвется, нам всем крышка. И повозке тоже.

Я прочищаю горло, отвлекаясь на то, чтобы смахнуть немного снега, который собрался у меня на коленях.

― Это было плохо.

Рядом со мной хихикает Ноив ― маниакальный смех старой карги, которая проделывала это столько раз, что явно считает себя неуязвимой. Я очень на это надеюсь.

Я намерена умереть, совершая что-то блестящее и героическое. А не в свободном падении навстречу своей гибели.

― У тебя мало практики, ― говорит Ноив голосом, хриплым от дыма, который она вдыхала на протяжении всех этих фаз. ― Раньше от таких ударов у тебя перья не выпадали.

Я искоса смотрю на фейри ― невысокую, коренастую женщину, которой, должно быть, больше тысячи фаз, раз она заслужила такую копну седых волос, которую собрала на макушке. Не то чтобы я когда-либо спрашивала о ее возрасте.

Это кажется невежливым.

― Как тебе не холодно? ― спрашиваю я, разглядывая ее простую серую тунику и штаны, украшенные лишь пушистым лоскутным поясом, который завязывается на талии и свисает до пола, сделанным из шкур ее любимых зверей прошлых времен.

Так она мне однажды сказала.

Она вопросительно приподнимает бровь в мою сторону, поводья свободно болтаются в ее обнаженных руках.

― Я никогда не видела тебя в плаще, ― продолжаю я. ― Независимо от погоды. Как ты до сих пор не замерзла до смерти ― ума не приложу.

Она прищелкивает языком.

― Тяжело жить к востоку от Тропы Деев, моя дорогая. Особенно в такие времена, как сейчас. Ты не хуже меня знаешь, что это горячая точка для ренегатов и тех, кому не хватает нескольких яиц в кладке. Холод ― это просто мягкая подушка по сравнению с тем дерьмом, которое я видела.

Я в этом не сомневаюсь, и мне самой не особенно нравится туда ездить. Но, прилетев в вольер Гора, я бы публично объявила о своем прибытии моему не слишком любимому брату. Воспользоваться одним из старых заброшенных вольеров на востоке всегда было для меня самым безопасным вариантом, поскольку я скорее рискну упасть с этой высоты, чем столкнусь с Кадоком.