Колин Маккалоу - Евангелие любви
– В таком случае в моем кабинете, – коротко бросил он и повесил трубку.
На ужин предполагалась копченая лососина и петух в вине – пусть лучше подождут до его возвращения. Будь все проклято!
Министерство окружающей среды построили после того, как была введена жесткая экономия бензина, поэтому рядом не было вертолетной площадки, а крышей давно пожертвовали, чтобы устроить там хранилище все возрастающего архива документов. Поэтому Джудит решила воспользоваться машиной и приказала подать себе автомобиль из тех, что находились в резерве для нужд идущих с колонной особо важных персон. Расстояние было небольшим, но дорога заняла почти три часа. Вокруг Вашингтона собралась огромная толпа намеревавшихся присоединиться к Маршу на последнем отрезке. Люди были в приподнятом, праздничном настроении, рассыпались по всем дорогам, кое-где даже установили на пути палатки. Хотя в Вашингтоне машин было больше, чем в любом другом городе, о беспрепятственности проезда по мостовым перестали заботиться и здесь. Машина еле тащилась, беспрестанно гудела и объезжала расположившихся посреди улицы на ночевку приезжих. Кое-где их приходилось объезжать по тротуарам. Это раздражало Кэрриол, но не сильно тревожило: она понимала, что министру придется столкнуться с такими же трудностями. А путь ему предстоял более длинный. Какой смысл приезжать в министерство раньше него?
Но оказалось, что людей на виргинском берегу Потомака меньше и она неправильно оценила разницу в расстоянии до министерства от «Зеленого пояса» и Фолз-Черч. Гарольд Магнус добрался до работы за два часа и сидел чернее тучи, главным образом из-за оставленного дома ужина. Восемь дней он был привязан к Тайбору Рису и не имел возможности выбраться из Белого дома, что ему вовсе не нравилось. Президент был отнюдь не гурманом, а теперь стал еще холостяком – питался нерегулярно и однообразно, ограничиваясь одним блюдом, и на выбор ничего не предлагали. Даже ночью приходилось торчать в Белом доме. Президент хотел иметь под рукой мальчика для битья на случай, если с Джошуа Кристианом что-то пойдет не так. И Гарольд Магнус то и дело наведывался к автоматам сладостей в кафетерии для персонала и за восемь дней ссылки поглотил невероятное количество всяческих шоколадных плиток, тщетно пытаясь наполнить ими желудок и подсластить положение. Однако в этот последний вечер министр взбунтовался. Позвонил жене и заказал свой любимый ужин, а от кормежки в Белом доме отказался. И в девять под предлогом завтрашнего грандиозного приема отправился домой. Президенту он сказал, что должен позаботиться о костюме.
Когда вскоре после двух ночи Гарольд Магнус вошел в приемную своего кабинета, Хелена Тавернер расцвела. Во время заключения шефа у президента ей приходилось буквально во всем его замещать, и это ее удручало.
– Как я вам рада, сэр! – воскликнула секретарь. – Срочно требуются директивы, решения и ваши подписи.
Министр, не останавливаясь, кивком головы поманил ее за собой. Секретарь вздохнула, подхватила толстую пачку бумаг, взяла блокнот, карандаш и последовала за ним.
Они работали час. Гарольд Магнус не надел на руку часы и поглядывал на те, что висели перед ним на стене.
– Где она, черт побери? – воскликнул он, когда они кончили.
– Трудно проехать, сэр. Ее путь проходит по маршруту завтрашнего Марша. Очень много людей, – успокоила его секретарь.
Кэрриол появилась через пять минут, едва миссис Тавернер вернулась за свой стол, чтобы продолжить работу. Женщины понимающе переглянулись и улыбнулись друг другу.
– Настолько плохо? – спросила Джудит.
– Продержали восемь дней в Белом доме, а кормили совсем не так, как он любит. Но с тех пор, как он вернулся в свое кресло, его настроение улучшается.
– Бедный малыш!
Настроение министра в самом деле стало лучше. Ужин от него не убежит – рано или поздно он его съест. Хелена в его отсутствие почти не напортачила – надо не забыть сделать ей хороший подарок; ссылка в Белом доме закончилась. Мусоля во рту «Корону», он тепло поздоровался с Джудит; его брюшко весело перекатывалось под атласным зелено-красным жилетом.
– Так, так, Джудит, все идет как по маслу.
– Да, господин министр, – ответила она, снимая пальто.
– Ночью «Зеленый пояс», завтра утром – последний бросок к Потомаку. Там все устроено: надежная платформа из вермонтского мрамора, которая впоследствии послужит основанием для Мемориала тысячелетия, громкоговорители на каждом углу и во всех парках на мили вокруг и кое-какой комитет по встрече. Президент, вице-президент, Конгресс, все послы, премьер-министр Раджпани, премьер Хсайо, куча глав государств, кинозвезд, телезвезд, президентов колледжей и плюс ко всему – король Англии.
– Король Австралии и Новой Зеландии, – поправила Кэрриол.
– Пусть так, но он же все равно король Англии. Просто коммуняки не любят королей.
Министр позвонил и попросил миссис Тавернер принести кофе и поднос с напитками.
– Выпьете со мной коньяку? Я помню, Джудит, вы не любитель спиртного, но президент донес мне, что Кристиан обратил вас в свою веру и вы добавляете в кофе коньяк. Я и сам не откажусь.
Кэрриол не ответила, и он, приглядевшись к ней внимательнее, помахал рукой, прогоняя ароматный дым.
– Вас беспокоит моя сигара?
– Нет.
– Тогда в чем дело? Его речь не на должной высоте? Он не в курсе, что ему предстоит выступить?
Джудит тяжело вздохнула:
– Господин министр, он не будет завтра выступать.
– Как так?
– Он болен, – ответила Кэрриол, тщательно подбирая слова. – Точнее, болен смертельно.
– Черт! Но он же великолепно выглядит! Я смотрел весь этот трижды проклятый Марш вместе с президентом, который только и ждал, чтобы оторвать мне яйца, если его кто-нибудь ухлопает. И я следил за ним, как ястреб с небес. Парень в полном порядке. Болен? И при этом бежит как угорелый. Чушь! В чем все-таки дело?
– Мистер Магнус, поверьте мне, он безнадежно болен. Настолько серьезно, что я опасаюсь за его жизнь.
Министр, проникаясь сознанием чего-то нехорошего, встревожился, но все-таки предпринял еще одну попытку возразить:
– Ерунда!
– Это правда. Я знаю, ведь мне приходится возиться с ним каждый вечер и каждое утро. Хотите, скажу, как выглядит его тело под одеждой? Сплошь кровоточит. Он угробил себя, таскаясь по северу зимой. На нем не осталось кожи, и он теряет много крови. Боль настолько сильная, что сводит с ума. Потовые железы воспалились и там, где вскрылись, превратились в вонючие язвы, а где не вскрылись, доставляют массу страданий. Отмороженные пальцы на ногах отмирают. Раз, и нет пальца. Вы меня слышите?
