Вероника Мелан - Бернарда
Пятый час; под подошвами хлябь – снег, выпавший ночью, растаял днем и превратился в холодные лужи. Очередной ноябрьский день, но уже новый, не «день Сурка». Что-то изменилось.
Жуя купленный в киоске у моста теплый бутерброд с бифштексом, я смотрела на перекресток, снова и снова прокручивая в голове слова из песни Валерия Ободзинского.
«Что-то случилось чувствуем мы,
Что изменилось – мы или мир?…»
Глядя на привычные очертания городских домов, я чувствовала, что скучаю по ним – по Баалу, Аарону, Дэйну, Маку, Дэллу… скучаю по Нордейлу, по его неуловимой радостной и немного суматошной атмосфере, скучаю по Фуриям и Клэр, очень скучаю по Мише.… Но больше всего по Дрейку.
Где он сейчас? Чем занят? Как обычно, руководит собственной Вселенной?
Маслянистая обертка от бутерброда полетела в мусорку; я все еще не чувствовала в себе решимости переступить порог миров, а потому подавила очередной порыв прыгнуть в Нордейл.
Позже. Когда я почувствую, что пришел правильный момент.
Перед тем, как пойти домой, я вернулась в сквер, расположенный недалеко от бывшей работы, в котором когда-то практиковалась в переносе вещей, села на лавочку, и принялась наблюдать, как вокруг зажигаются фонари и окна далеких высоток.
На город опускались сумерки. Через сквер то и дело ходили люди – срезали путь до остановки, зачастую несли в руках пакеты с продуктами; магазин находился на соседней улице за углом.
Вспомнилось, как ребята, после того, как побывали в супермаркете, захотели вернуться в этот мир, познакомиться, рассмотреть его поближе. Тогда из машины на обочине играла музыка, а Мак, одетый в камуфляж, качал ей в такт головой. Канн курил.
Я улыбнулась.
Одновременно с этим в груди стянула концы невидимой веревки тоска. Как недавно и как давно это было. Они, наверное, очень переживали, когда все случилось, да и как иначе.… В тот день досталось всем – мне, им, Дрейку… Но задуматься о том, что произошло с Уровнем «F» после взрыва, я не успела. Воздух у лавочки вдруг неуловимо задрожал, уплотнился и начал светиться бледно-голубым.
Мое сердце глухо заколотилось еще до того, как мужская фигура напротив окончательно сформировалась.
Он пришел… Господи, он пришел…
Да, это был Дрейк. Все такой же элегантный, сдержанный, излучающий скрытую силу и источающий дьявольски приятный аромат. Черное пальто, серый шарф, дорогая обувь, отглаженные брюки… все как обычно. Отточено, привлекательно, без изъяна. Этот мужчина не умел быть обычным, он умел быть только лучшим.
Когда серо-голубые глаза остановились на моем лице, я перестала дышать. Боже, растрепанная, без грамма косметики, в старом зимнем пуховике по колено и натянутом на голову капюшоне…
О чем я вообще думаю?…
– Привет, – тихо поздоровался он, и время вокруг остановилось.
Тот же сквер, те же пешеходы за его спиной, сумерки и фонари, только все иное, потому что он стоял рядом.
– Здравствуй, Дрейк.
Он мягко улыбнулся и какое-то время молчал, глядя в сторону.
– Я не хотел нарушать твое уединение… – добавил, извиняясь.
Но уже не мог ждать дольше… – читалось в его глазах.
– Ты не нарушил.
Ты вообще ничего не можешь нарушить.
Он посмотрел на мои старые ботинки, на выцветший пуховик, на озябшие пальцы, спрятанные в рукава, а когда взгляд его вернулся к лицу, я вновь забыла, как нужно дышать. Так тепло и нежно умел смотреть только он. А в глазах – раскаяние, горечь, облегчение, благодарность, тоска, любовь…
– Я пришел для того, чтобы пригласить тебя обратно в наш мир. Я знаю, что у тебя теперь связаны с этим местом не очень хорошие воспоминания, но… ребята скучают (и я скучаю…). Было бы здорово, если бы они смогли увидеть тебя.
Он говорил, а я смотрела на его лицо, вспоминая запретный вкус притягательных губ, и думала о том, как медленно, пуговица за пуговицей, расстегивала бы это пальто. Я теперь могла, могла коснуться его щеки, шеи, волос, рубашки… обнаженной груди. Это было невероятно – знать, что я могу дотронуться до него, если захочу.
– Они до сих пор винят себя…
Жаль, что так. Нужно будет сказать, что я не виню…
– … Еще я подумал, может быть, ты согласишься…
Я много на что соглашусь.
– … пойти со мной в ресторан, я рассказал бы тебе то, что узнал о твоих Фуриях…
Потом. Ты мне все расскажешь потом.
Дрейк будто почувствовал липкое и совершенно отвлеченное от темы течение моих мыслей и неожиданно шагнул к лавочке. Моя спина моментально вжалась в деревянные доски, а его руки уперлись в обе стороны у моих плеч, губы склонились прямо к уху. Аромат его кожи и парфюма ударил в самый центр мозга, отвечающий за возбуждение, волоски на затылке привычно встали дыбом – то была лишь рефлекторная реакция, прежняя память, но более не необходимость.
– И еще… я хочу, чтобы ты знала одну вещь…
Он был слишком близко. Сильный, горячий, дурманящий.
– Какую… – губы не слушались, кровь хлынула куда-то вниз по телу и теперь своевольно циркулировала внизу живота, жалуясь на присутствие трусиков.
– Я не буду говорить если … Когда ты вернешься…
Всего лишь миллиметр, и я коснусь его щеки, потрусь о щетину, почувствую ее тепло. Боже, как сладко.
– Что случится, когда я вернусь?
Я не удержалась, едва заметно потерлась о его щеку, о краешек губ, закрыла глаза, упиваясь близостью. Он шумно втянул воздух. Казалось, в местах касания, кожа гудит, пропуская через себя разряды. Странное ощущение, но очень приятное… чертовски приятное.
Дрейк качнулся назад, теперь его лицо было точно над моим, отнял руку от лавочки и погладил пальцами мой подбородок. Мягко, неторопливо, наслаждаясь каждым мгновеньем. Глаза смотрели прямо в душу, в женскую сущность, а губы почти касались моих. Еще бы чуть-чуть… еще немного… но он держал эту дистанцию, не позволяя мне сократить ее.
Ну, пожалуйста…
– Я жду тебя. Возвращайся. Ты все увидишь сама. Нам будет о чем поговорить. И не только…
И он отступил от лавочки, выпрямился и едва не заставил меня взвыть от разочарования. О, да! Это было очень даже в стиле Дрейка, разогреть так, чтобы впору было облезть от желания, а потом прервать едва начавшийся физический контакт.
Я была готова его убить.
Кожа на моем лице горела, касающаяся лавки промежность пульсировала будто кровь через нее прокачивал насос, а Дрейк стоял и мягко улыбался. Только глаза сохраняли серьезность.
Я хочу быть с тобой. Полноценно. Ты знаешь, о чем я…
С Дрейком не могло быть иначе. Или все или ничего. Ничего у нас уже было, теперь же настало время «всего». И видит Бог, это было именно тем, чего я желала больше всего.
