Надежда Башлакова - Мгновение длиною в бездну. Рождение Топаз. Книга 1
При каждом озорном вздутии волны, при каждом крене, Девочку вместе со всем кораблём мотало из стороны в сторону. На этот раз внутренние позывы были столь сильными, что противиться им было настолько не возможно, что Девочка несколько раз всё–таки опорожнила своё нутро. Да, разбойники ей за это точно не скажут спасибо!
Девочка вытерла губы тыльной стороной ладони. Стоя на коленях, она неуверенно опиралась на трясущуюся руку, другой же теперь снова зажала рот. Мгновение и она, снова опорожнив желудок, в очередной раз свернулась калачиком. Мурлыкающее создание, не покидающее её ни на мгновение с их самой первой встречи, сильнее прижалось к Девочке и успокаивающе ласково лизнуло в щеку.
— Плохо мне, Кровопийца. — Срывающимся голосом произнесла та. — И как только ты можешь проводить здесь всю свою жизнь? Хотя, с другой стороны, тебя ведь никто особо и не спрашивает? Кого интересует, хорошо нам с тобой или плохо.
Девочку бил лёгкий озноб, что часто случается у людей при приступах морской болезни. Она лишь сильнее закуталась в дырявое одеяло, забывшись в ожидании нового приступа тошноты, что неизменно вывернет всё её нутро наизнанку. И сколько всего только может выйти из человека и это при всём при том, что она уже много часов ничего не принимала в пищу. И разбушевавшаяся стихия, и обострение морской болезни, и не хватка времени у разбойников, чтобы думать о таких пустяках, были тому виной.
Но разбойники, правящие кораблём, от того и прозвались морскими, что легко и просто чувствовали себя посреди моря или даже океана, в любую непогоду, в любое время года. И уж в любом случае свободнее, раскованнее и проще, чем где–нибудь на суше, куда они выбирались довольно редко, то есть в исключительных случаях, как например, приключилось с Девочкой, промышляя разбоем, главным образом, в пределах водных угодий. Так или иначе, но только шторм тот корабль вместе со всем экипажем выдержал без потерь. В конечном итоге, конечно, пришлось кое–что подлатать, но это, не шло не в какое сравнение с теми потерями, которое могло получить судно, если бы разгулявшийся не на шутку Морской Хозяин на этот раз действительно был бы зол, а не просто решил повеселиться.
По окончании ненастья мореходы первым делом преподнесли приношения морскому владыке, за то, что не погубил их, а в том, что он запросто мог это сделать, никто на корабле не сомневался, а если бы такие глупцы всё же нашлись и рискнули высказать своё мнение, то их немедленно бы отправили за борт, на собственной шкуре проверять всесилие и доброту Морского Царя. А уж только потом, разбойники принялись зализывать раны своего любимого детища, да то и не раны были вовсе, а так, лишь лёгкие царапины, без крови и боли.
Через несколько часов вспомнили и о Девочке и о рабах, что находились в соседствующем с ней помещении. Им наконец–то, впервые за последние сутки, принесли покушать.
Постепенно Девочка уже начала привыкать к жизни на корабле, приспосабливаться даже к постоянной качке. В конце концов, она всегда была, есть и будет оставаться рабыней, которые не так уж и редко меняют своих господ, хотя с ней это происходило не очень часто. Рабам вообще свойственно приспосабливаться, а иначе они бы просто не выжили в тех суровых условиях то ли искусственного, то ли естественного отбора, что выпадал им на долю, благодаря усилиям самой жизни и их кровных братьев и сестёр, то есть самих людей. Ведь рабы в понимании многих, то и не люди были вовсе, а какой–то особый обособленный вид представителей животного сообщества. И ничто не могло убедить их в обратном, ни одинаково алая кровь, ни две руки, ни две ноги, ни какая другая симметрия схожего тела. А может даже, наоборот, из–за этой невероятной схожести, люди относились к себе подобным с невероятной жестокостью, гораздо большей даже, чем ко всем остальным представителям флоры и фауны. Порою некоторые, и к тому же не очень редкие индивидуумы, холили, лелеяли и тщательно оберегали своего брата меньшего, будь то там кошка, лошадь или собака, а бывало и кто–то похлеще, в то время как раб, на котором стоял весь хозяйский дом, ходил в ошмётках от старой одежды, жил впроголодь, а всё его тело испещряли многочисленные шрамы от ран, которые наносил ему его господин в порыве злости или просто так, ради развлечения. Кто же станет думать о боли моральной или физической, наносимой человекоподобному, но безграмотному зверью? Кто же усомнится в отсутствие у этих животных разума?
Впрочем, мы уже начали несколько отклоняться от темы нашего повествования. Так что вернёмся к ней.
Итак, Девочка постепенно привыкла и к постоянной тряске, неизменно причиняющей внутренний дискомфорт, и к солёному морскому воздуху, и к постоянной влажности, и к лучику солнца, проникающему в темноту трюма через люк в потолке, который с тех самых пор распоряжения капитана, оставался на день открытым, и тем более Девочка привыкла к ласковому меховому комочку, что не покидал её не на минуту и грелся то у неё на коленях, а то и в световом зайчике, играющем на полу. Хотя, скорее можно было даже сказать, что он не грелся, а просто нежился, так как в условиях здешнего климата следовало уже не греться, а наоборот тщательно скрываться от слишком тёплого воздуха.
Похоже, мечта Девочки начала сбываться и она медленно, но упорно стала приближаться к тем местам, где жара стояла даже слишком усердная, по–своему не выносимая, чтобы не сказать ужасная.
— Где капитан? — Послышался сверху незнакомый голос.
— С утра из каюты не вылезает, Патрон. — Прозвучал ответ.
— Это мне подходит. Пойду тогда, поразвлекусь с той маленькой девкой, что ещё на берегу себе присмотрел.
Девочка невольно передёрнулась. Она не могла увидеть не лёгкой ухмылки, что появилась на лице незнакомца, ни самого его лица, но в тоже время она явственно представила себе ту бессовестную рожу и спущенные штаны, сцену, что застала её ещё на твёрдой матушке земле. В том, кто именно окажется той маленькой девкой, сомнений у нее, почему тоже не возникло.
Девочка испуганно всхлипнула и отползла в самый тёмный угол, уже не удивляясь даже, когда в люк спустилась давно знакомая ей лестница. Кровопийца, растерянно озираясь по сторонам, не в силах пока ещё осознать её беспокойство, и бесшумно передвигая рыжие лапки, направился следом и, усевшись рядышком, принялся умываться, намывая явно не желанных гостей.
Из проёма наверху показались сначала узконосые сапоги, с заткнутым за голенище вершком ножа, затем знакомые кожаные штаны, и только затем уже и их обладатель во всей своей уродливой красе, беззубый и как всегда многозначительно ухмыляясь.
