Змеи Неба и Пламени (ЛП) - Кенни Ребекка Ф.

— Нам пора. Я готов, насколько это возможно. — Я отрываюсь от склона и раскрываю крылья, ловлю порыв ветра и ухожу в планирование. Варекс следует за мной в сторону пещеры семьи Мордессы.

К этому моменту Ардун и Ианет уже знают, что их дочь мертва. Они слышали траурные возгласы членов клана и понимают, что случилось что-то ужасное. Мне предстоит объяснить детали и предложить то утешение, которое я могу.

Другие родственники павших в Гилхорне понимали, почему я не принес кость каждого погибшего дракона. Они были разочарованы, но смирились. Мне остаётся лишь надеяться, что отцы моей Наречённой поймут это так же.

Мы приземляемся на выступ их пещеры. Шесть кубических дайр-камней светятся вдоль пола, озаряя пространство. Дайр-камни находят в самых глубоких пещерах острова. Когда их разогревают драконьим пламенем, они ярко светятся в течение нескольких часов, после чего их нужно разогревать снова. Каждая семья обладает такими камнями для освещения, так как качество ночного зрения у драконов варьируется. В ночи траура или праздника скалы усеяны красновато-золотистым светом десятков дайр-камней.

Внутри пещеры Ианет и Ардун сидят рядом, их плечи плотно прижаты друг к другу. Обоим самцам по семьдесят пять лет, это первенцы, полные мудрости и силы, но Ардун потерял зрение в ужасной схватке с воритром. Ему повезло выжить, и с тех пор Ианет стал его глазами. Ни один из них не смог сопровождать нас на войну, но они послали вместо себя свою могучую дочь. И теперь они ждут, что я скажу те слова, которые я никогда не думал, что придётся произнести.

— С глубочайшей скорбью я должен сообщить вам… Мордесса пала, и её дух вознёсся, — я борюсь, чтобы удержать голос ровным и спокойным. — Она ушла в окружении великих драконов, среди которых были моя бабушка и моя сестра.

— Как? — хрипит Ардун. — Ты клялся, что наша армия могущественна, что у людей нет сил противостоять нам. Ты говорил, что риск минимален, что их кислотные бомбы слабы, дирижабли хрупки, а арбалеты неточны. Что произошло?

Я раскрываю челюсти, но не могу вымолвить ни слова.

Варекс выходит вперёд.

— Когда Верховный Колдун Элекстана увидел, что его народ одолеют, он наложил проклятие, более ужасное, чем любое заклинание, когда-либо сотворённое в этом мире. Он умер, сотворив его, и унес с собой всех самок драконов. Никто не мог знать, что такое возможно.

— Вы верите, что Ворейнцы, ваши союзники, не знали о такой магии? — произносит Ардун

— Если бы они знали, думаю, они бы предупредили нас, — отвечает Варекс. — И сами были бы осторожнее, чтобы не оказаться под действием его заклятия.

— Убить тысячи людей было бы намного труднее, чем проклясть несколько десятков драконов, — медленно и вдумчиво говорит Ианет. — Но не стоит думать о том, что могло бы быть, лишь о том, что есть. Мы разделяем вашу скорбь по поводу утраты Гриммав и Вилар, мои принцы.

— И я разделяю вашу скорбь по утрате Мордессы, — отвечаю я. Её имя звучит чуждо у меня на зубах — уже не имя живого существа, а лишь тень воспоминания.

— Она была рада быть твоей Наречённой, — говорит Ианет. — Она говорила о тебе всё время. Она говорила, что счастлива найти такую любовь — любовь, как у меня и Ардуна. — Его скорбный взгляд встречается с моим. — И ты любил её искренне, я уверен. Ты принёс кость-подношение?

Вот тот момент, которого я страшился.

— Мы не могли ждать рассвета в ночь битвы. Мы должны были быстро лететь к столице, прежде чем силы Элекстана успеют перегруппироваться и приготовиться к нашему прибытию. Ворейнская армия немедленно двинулась из Гилхорна, а мы полетели вперёд.

— Ты не взял для нас кость, — голос Ардуна дрожит. Его бледные, изуродованные шрамами глаза лишены зрения, но в них, кажется, ещё больше скорби и гнева, чем в глазах Ианета. — Ты взял её для себя?

— Нет.

— Ты был её Наречённым, — он трясётся, и его голос поднимается. — Ты не дождался её гибели?

— Я видел, как её дух уходит, Ардун, но мы должны были уйти. Нам нужно было найти способ отомстить, способ спасти наш род.

— Я слышал, — огрызается он. — Я слышал, что вы все вернулись с человеческими женщинами. Будто эти ничтожные создания могут заменить тех, кого мы потеряли.

— Не заменить, нет, — сжимаю зубы я. — Но мы должны были что-то сделать. Мы не можем пережить сезон спаривания без самок.

— Ианет и я пережили сезоны спаривания без самок, — парирует Ардун.

— Да, потому что вы рождены, чтобы процветать вместе. Но большинству из нас нужна энергия брачного безумия, надежда, которую приносит новое поколение, радость сезона вылупления. Это питает нашу силу, укрепляет наши тела, связывает нас вместе как клан. Наше число уже меньше обычного из-за чумы и войны. Что если придёт новая чума или новая война? Если мы подождём двадцать пять лет до следующего сезона спаривания, нас может остаться слишком мало, чтобы вновь заселить Уроскелле.

Невольно я позволил голосу окрепнуть и набрать силу, и он раскатисто пронёсся по пещере и за её пределы.

— Брат. — Варекс касается носом моей шеи. Это знак подчинения, сочувствия и предупреждения.

Он прав. Я должен владеть собой. Я пришёл сюда, чтобы оплакать утрату вместе с отцами моей Наречённой, а вместо этого обрушился на них, будто они — враги. Оба дракона сидят, стиснув челюсти, гордые и молчаливые.

— Простите меня, — говорю я. — Я долго был вдали от дома, и это не то возвращение, на которое я надеялся. Я позволил собственной скорби и гневу затмить вашу утрату, это не было моим намерением. Простите за отсутствие кости-подношения, прошу вас.

— Я мог бы это пережить, — говорит Ардун, — зная, что её кости не украсят зелёные поля под безоблачным небом, но чтобы ничего… — его голос прерывается.

— Мне жаль, — выдавливаю я. — Если это хоть немного поможет, помните, что у меня тоже ничего нет. Ничего от моей сестры, или Гриммав. Ни от кого из них.

Я выхожу из пещеры и вырываюсь в ночь, поднимаясь как можно выше и быстрее, несмотря на встречный ветер. Я взмываю всё выше, пока дыхание не перехватывает, крылья не занывают, и звёзды не окружают меня, словно блестящий лес. Меня злит, как они сверкают там, приятно далёкие, не тронутые разрушениями, которые мы переживаем внизу, среди скал и городов.

Круто поворачивая голову из стороны в сторону, я выпускаю длинные языки пламени в это чёрное небо, в пустоту. Но я не могу сжечь звёзды.

Варекс присоединяется ко мне, когда мой огонь иссякает до капли. Он скользит ниже, безмолвный. Наконец он говорит:

— Все прошло не так, как надо.

— Нет. Не так.

— Но это сделано. А теперь ты должен отдохнуть.

— Как? Как можно отдыхать после такого дня и такой ночи?

— Судя по тому, что я видел, ты истощил свой огонь. Твоё тело будет жаждать отдыха, чтобы восстановить его. Ты сможешь уснуть, по крайней мере, на время.

— А ты? — Я смотрю вниз на него.

— Мне нужно поговорить с женщиной, которую я забрал, — говорит он. — А потом я тоже постараюсь отдохнуть.

Мы спускаемся, направляясь к утёсу на восточной стороне, где находится моя пещера. Его пещера расположена на другой горе, в той же долине.

Пока мы летим, внутри меня нарастает признание, тяжесть, которая тяготила моё сердце с момента, как я оказался в Гилхорне. Внезапно я больше не могу её нести.

— Я не любил Мордессу. — Признание повисает в ночном воздухе, холодное, как свет звёзд. — Не так, как она любила меня. Не так, как её отцы любят друг друга.

— Ты заботился о ней, — говорит Варекс.

— Недостаточно. Не так, как она заслуживала.

Он не отвечает, и я уважаю его за то, что он не пытается утешить меня ложью. Я не произношу вслух остальную часть мыслей, но вонзаю их истину в своё сердце, как окровавленный осколок кости.

Если я не мог дать ей ту любовь, которую она заслуживала, значит, я недостоин любви.

6. Серилла