Альфа Волк (СИ) - Манилова Ольга

— Образно сказал. Ты как думаешь… Невыносим страх твой, но донести до тебя я не в состоянии. Я ни хрена… не соображаю, когда мне он передается. Думать не могу больше. Только делать что-то хочется. Убрать источник страха. И… — сдерживаюсь из последних сил, слава Младонье, ответный взгляд ее погружает меня в транс, — ты о себе позаботиться не можешь. Ты понять должна. Сейчас. Это… удар для Альфы. Если с Омегой что-то не так, Альфа — и не… Альфа вовсе.

— Это так сильно, так раздражающе ощущается?

— Да. — Рукав ее обратно на место возвращаю, складки распрямляя. — Да.

— Я не хотела ничего такого, — начинает она, и катастрофически сильно мне не нравится, как учащается ее дыхание. — Вообще. Я только хочу…

— Послушай меня, Омега. Мы будем связаны, потому что истинные несвязанными быть не могут. Альтернативы не существует. Я отстрочку тебе дал только телесную. Физически. Ты не была никогда с Альфой, это хорошо, но ты нервничаешь сильно. Это пройдет, и ты сделаешь то, что Омеги делают, а я сделаю то, что Альфы делают. Все правильно будет. Я уверяю тебя, мы найдем общий язык.

Мне не совсем понятны десятки эмоций, что в ее глазах мелькают, будто на звездном небе вселенные одномоментно перемещаться начали.

— А что с отделом научным будет?

— А что с ним?

— Когда ты продашь его? — голосом таким странным говорит, словно ей горло разрезают.

— Скоро, — отсекаю я.

— Мой отдел — лучшее, что есть в «Ново-Я». Это основа компании, — так быстро тараторит, что я и переварить не успеваю.

— Я знаю.

Она обойти меня пытается, до чего нелепо с ней все всегда. Я же Альфа ее… Вот прямо, реально, шаги нужные делает.

— Повторю еще раз, я хватанул лишнего.

— Ты не станешь терпеть мою глупость, а я терпеть не стану твое неуважение.

Беру ее за плечи до того, как обдумать что-то успеваю.

— Ты даже представления… малейшего не имеешь, малейшего, с каким уважением я к тебе отношусь.

Собственные слова еле различаю, потому что гул внутри побороть пытаюсь, перекрыть чем-то, но чем! Альфа сокрушен собственной яростью, отсутствие даже иллюзии контроля в этом всем сдирает не только кожу. Плоть будто в кислоту поместили, и сейчас растворяется все, кусок мяса за куском, за ненадобностью.

— Я реально глупая, — неряшливый рукав этот снова натягивает и даже улыбается мимолетно. — Я вот тебя слушаю, и думаю, может, ты реально просто не понимаешь? Ну, может, не сформировалось, то есть, не случилось опыта у тебя понимать такое. Твои действия… они не стыкуются с речами твоими. Успокаивающими. Болт и гайка, они окружности разной.

Удерживаю ладони на плечах, когда Яна снова рыпается. Она шумно выдыхает, и рукой лоб прикрывает.

— Забудь, что я сейчас сказала, — почему-то смущенно лепечет она, и рукав несчастный уже скоро в лохмотья превратится. — Провиденье…

А, аллегория пикантная.

Да плевать мне.

— Как твоя жизнь изменится, если связанными станем? — вдруг заводит Яна.

Да моя жизнь уже изменилась, и на такой скорости несется, что от двигателя ни хрена не останется. Что за вопросы туманные?

— Когда мы станем связанными, я многое изменю, — киваю ей, и она будто бы ростом меньше становится. Паруга, когда закончится это! Я в ногах у нее практически ползаю, а она словно специально себя жертвой выставляет.

— Что, например? — набравшись смелости, снова заводит. И украдкой глядит на меня.

— Личную безопасность, график, есть кое-что, отложить придется.

Знала бы она… что отложить собираюсь. Решение еще не принимал, но, оказывается, только что принял.

Если бы знала, наверное, еще больше бы боялась. Под лопатками вакуум ширится, а вокруг него — круг огненный. Наконец-то, привычный жар возвращается, только я к этому оказался не готов. Чувствую, такой откат от этого мороза нежданного ожидается через сутки, что самому себя вытягивать из полнейшего мрака придется.

Я увезу ее, когда все начнется. Так далеко… Я все быстро сделаю, по-другому, чтобы сразу же ее вернуть.

— Это… серьезно, — в разные стороны медленно голову свою… маленькую наклоняет, — понятно. Хорошо, Альфа Рапид. Пускай будет, как ты хочешь. Хорошо.

Она согласна. Только… Тон этот, уставший и снисходительный, а голос ослабевший. Это обратное тому, что должно быть. Я на волоске завис. На нитке сдерживания всего накопившегося. Если список составить, уже десятков пять наберется.

Но даже если не получается контроль над развитием событий получить, мне нужно себя под контролем держать. Кем бы она не была на самом деле… Чего бы она не добивалась… Я не могу это похерить.

Когда-то давно… десять лет до того, как Рапидов повырезали… я, как все Альфы, грезил о… ней, видимо. Это из другой жизни, но теперь та жизнь в нынешнюю тайфуном вклинилась. Я грезил о свободе плоти, как только с истинной у Альфы получится, о свободе обыденности, что только с истинной у Рапида получится… Говорить все, что захочется, и выдавать все без фильтра, и трогать сколько угодно и как захочется, потому что только такая Омега выдержит. Истинная. И только ей можно будет довериться.

Я до смешного молодым был. Даже более зеленым, чем изобретательница сейчас напротив.

Настолько давно сие думалось, что неправда ведь уже все.

От изумления ее имя шепчу, когда Яна целует меня. Теплые губы лаской скользят по моему рту, медленной и неуверенной. Проникаю ей в рот, захватываю порывом, не даю ей изучить меня, хочу слишком сильно самое главное. Лицо тоже обхватываю пятерней. Хочу проникать в нее бесконечно, целовать глубже и глубже, жар ее рта поглотить.

— Я… я просто попыталась. Потому что я не умею. В прошлый раз, ничего непонятно было. Мне. Я просто попробовала. Я…

Я должен расслабиться, впервые за неделю, как только она тихий, влажный стон вымучивает от моих порывов, и когда робость ее языка ослабевает, но я только напряжением разрастаюсь; и это проклятое здание, что сожрало-вытянуло всю жизнь из скалы, слишком малым, слишком тесным для меня оказывается.

Для нас.

Для нас двоих, с ней.

— Я научилась уже, мне кажется, — задушено перебивает она мои поцелуи, — не идеально, конечно, но не так ужасно, как в прошлый раз. Не совсем понятно, честно…

— Нет, — отрезаю я и лицо к себе поворачиваю.

— Нет? — не получается у изобретательницы скрыть разочарование и обиду.

— Нет, — с жаром откликаюсь, — этому очень долго учиться надо. Всегда, на самом деле. Всю жизнь. Я тебя научу.

В какой-то момент она начинает хаотично поглаживать мои руки, и я тут же ладонью по обнаженной коже ее спины ползу, под блузкой. Млидонье, это механизм впаянный куда-то мне. Я свободно прикасаюсь к ней, вот только когда она чуть расслабляется и мною интересуется. Такого… быть не должно. Я должен сам решать, как ее трогать.

— Я пойду, — она отстраняется с таким усердием, что поглаживаю щеку ее успокаивающе.

— Куда?

— Работать? — смотрит на меня немного насмешливо.

Как приятно, на триста шестьдесят шестом году жизни, заимев прозвище «Мясник» и прослыв грозой всего Ашшура, ощущать себя… посмешищем.

— С таким запахом? — в волосы ей выдыхаю, и к уху губами спускаюсь. — Мне снится запах твой. Сплю я мало, потому что на яву… здесь, в здании, дотягиваются остатки запаха твоего.

— Я не могу контролировать это, — почему-то расстраивается она, видимо, от смущения.

— А не надо контролировать. Я тоже возбуждаюсь. — Она звук издает невнятный. — Точнее, просто не исчезает возбуждение, как тебя увидел тогда в зале.

— Это… ужасно. Всем все понятно.

— Вот именно, всем понятно, что я — твой Альфа. Поверь, всем непонятно, почему мы несвязанные и почему моего запаха на тебе так мало. Сегодня больше останется, — шепчу ей в полураскрытые губы, и нападаю на нежный рот снова. Какая податливая она сразу, вот как и должно быть.

Мне никогда не выбраться из реальности этой новой. Я даже поцелуй прервать не могу.

Но она может.

Так это устроено, и словно на железный прут мои плечи нанизывают, и я отстраняюсь чуть, когда Яна прерывает поцелуй и волосы поправляет. Смешно ведь, куда ей их поправлять, они до этого чуть ли не в разные стороны торчали.