Бедовый месяц (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна

Если с чулками было понятно: просушила простеньким заклятьем и рассовала по глубоким карманам юбки, то со страхом перед первой брачной ночью справиться не удавалось. Из овального зеркала на меня по-прежнему смотрела не леди Торн, а испуганная девчонка с растрепанными кудрями, освобожденными от многочисленных шпилек.

Скрестив руки на груди, Филипп сидел перед накрытым столом с безнадежно остывшим ужином. Рядом с откупоренной бутылкой вина красовался стакан с плешивой елочной веточкой, украшенной хлипким красным бантиком. Хотелось верить, что муж от скуки не гадал на иголках, как на ромашковых лепестках, вернется супруга из туалета или нет. Может, уже решил, что я сбежала в метель и предпочла превратиться в снежную бабу.

В смысле, не в ту, что сказочное тонкокостное создание с серебристыми волосами, приносящее на Новый год счастье влюбленным, а в волосатую страшенную невидаль, по слухам живущую в пещере у Сумрачного пика. Хрупкие девы в дикой природе без подшерстка не выживают, его приходится активно отращивать вместе с клыками.

— А вот и я, — объявила с улыбкой. — Я не очень долго?

— Что вы, моя дорогая супруга, — с иронией в голосе протянул он. — Мы никуда не торопимся.

От тонкого намека в его словах я едва не рванула обратно в уборную, но — ей-богу! — не баррикадировать же дверь от человека, который имел право на некоторый сарказм. С другой стороны, мог бы и войти в положение девушки, черствый, как прошлогодняя булка, человек!

О первой брачной ночи

— А это, — он кивнул, — должно быть, те самые чулки, которые не выпускали вас из будуара?

— Чего? — не поняла я и опустила взгляд.

Из кармана юбки вылезал нос полосатого безобразия. Пришлось с непроницаемым видом, словно и не позорно вовсе, заправить его обратно.

— Хотите поужинать или сразу ляжем? — уточнил муж таким светским тоном, словно предлагал вместе полюбоваться на горные виды.

— Давайте поужинаем, — копируя его манеры, улыбнулась я и приблизилась к столу.

Мы ели в задумчивом молчании. Стараясь отсрочить главное событие этой ночи, я ритмично работала столовыми приборами, пока не почувствовала, что складировать еду просто некуда. Внутрь она не помещается.

— Вы закончили? — уточнил Филипп. Он-то утробу не набивал, обошелся бокалом вина и куском жареного мяса.

— Нет! Интересно, какое на вкус жаркое, — выпалила я, удрученно понимая, что жаркое меня прикончит. — Считаете, оно достойно моего внимания?

— Приятного аппетита, — гостеприимно повел рукой Филипп. — Ни в чем себе не отказывайте.

С большим интересом он следил, как ножом я разрезала картофелину из жаркого на крошечные кусочки, и медленно тянул вино. На втором ломтике мы с организмом сдались.

— Здесь неплохо готовят, — улыбнулась я, хотя вообще не ощущала вкуса еды и с одинаковым успехом могла заталкивать в себя рыбу, мясо и пшеничную кашу. Все равно не понимала, что именно жую.

— Вам больше не надо в будуар? — спросил Филипп таким вежливым тоном, что сразу и не распознаешь иронии.

— Нет-нет, — уверила я, пряча под крышку стола руки. — Туалет в вашем полном распоряжении.

Когда он скрылся в заветной комнатушке, я опрометью бросилась раздеваться. Проворности, с какой удавалось сдирать с себя одежду, пожалуй, позавидовал бы любой боевой маг. Слышала, они учатся одеваться и раздеваться на время, чтобы, в случае тревоги, не путаться в пуговицах. Оставшись в тонкой нижней сорочке, я скинула туфли, юркнула в ледяную постель и натянула до подбородка одеяло.

Филипп вышел и неторопливо, без смущения принялся разоблачаться, словно специально красуясь под верхним освещением. Белая рубашка прятала крепкий торс со всеми рельефами, которые так любили изображать на картинках в любовных романах. Но в меру! Когда мускулистость приятная, как у атлета, а не чрезмерная, как у боевого мага с прессом, похожим на стиральную доску.

Вообще, сидя за письменным столом, скорее заработаешь опрятный живот, а не крепкое тело. Филипп, поди, занимается каким-нибудь спортом, но непременно агрессивным, а на миролюбивыми шахматами или унылой спортивной ходьбой. Надо же ему куда-то скидывать раздражение, чтобы потом проявлять почти нечеловеческое терпение к окружающим. Аристократам, знаете ли, по статусу положено быть сдержанными и не ругаться матом, даже если на ногу острым углом упала толстенная родовая книга.

Когда он, не щадя девичьи чувства, привычным жестом взялся за пояс на брюках, я натянула до носа одеяло и закрыла глаза. Раздался щелчок пальцами, свет потух. Прозвучали тихие шаги. Под тяжестью мужского тела прогнулся пролежанный матрац.

Дыхание остановилось, сердце застучало не в груди, а где-то в горле. От страха вспотели ладони. Хотелось их аккуратно вытереть о простыню, чтобы не хватать обнаженные мужские телеса холодными влажными руками, но от паники каждая мышца в теле одеревенела. Я превратилась в неподвижное бревно.

Рядом растянулся во весь немаленький рост красивый мужчина, на которого было приятно посмотреть со стороны, но сегодня меня подвела смелость, и я ничего не рассматривала.

— Спокойной ночи, Тереза, — прозвучал из темноты мягкий голос.

А?!

Ноги, руки и вообще все тело мгновенно вернули подвижность. Что значит это его «спокойной ночи»?! Почему мне всегда казалось, что первая брачная ночь беспокойная? Буквально ни минутки свободного времени, пока не срубит сном от изнеможения.

— Что вы там пыхтите? — через паузу тихо спросил Филипп.

— Я не пыхчу, а медитирую.

— Тереза, расслабьтесь, — посоветовал он.

Это вряд ли. Но спасибо за еще один, несомненно, практичный совет. Я запишу его в блокнотик к тем ста штукам, которые уже успела дать тетушка Клементина. Хотя… зачем я сейчас вспомнила про тетку?!

— Я же медитирую, поэтому абсолютно расслаблена.

— Иначе не сможете заснуть, — заметил он.

— И почти засыпаю.

— Поверьте, я искренне чту традиции, но подумал, что у вас, как и у меня, нет желания продолжать род Торнов в дешевой придорожной таверне. Спите.

Ничего себе перевернул! Вроде как из нас двоих именно я жажду немедленно отдать супружеский долг, чтобы, так сказать, отстреляться и успокоиться.

Неожиданно в голове всплыл давний разговор с соседкой по комнате, просто девчачий треп после того, как она вернулась со свидания. Мы так же лежали в темноте общежитской комнатенки, а она вдруг изрекла:

— Невинность надо терять непременно на шелковых простынях.

— А вы с ним лежали на шелковых простынях? — с восторгом спросила наша третья соседка.

— Нет, — легкомысленно отозвалась та, что опытная, и, отворачиваясь к стене, пробормотала: — Но в следующий раз обязательно.

По всей видимости, Филипп, как мужчина опытный, понимал, что первый раз на то и первый, чтобы оказаться единственным, и тоже яро радел за шелковые простыни.

— А нельзя было предупредить, что мне рано нервничать? — с удовольствием переворачиваясь на бок и засовывая руку под подушку, пробормотала я себе под нос. — Я бы тогда не ела, как в последний раз.

С другой стороны кровати донеслось ошарашенное молчание.

— Тереза? — наконец с искренним удивлением вымолвил он.

— Спокойной ночи, дорогой супруг.

О незваных гостях

Первая брачная ночь у мужа, в отличие от моей, действительно выдалась безмятежной. Даже хотелось специально ему ткнуть локтем куда-нибудь… в ребра, чтобы как будто случайно разбудить и заставить разделить радости бессонницы с переевшей супругой. Но я боролась с соблазном и старалась лишний раз не шевелиться. Не дай бог, спросонья Филипп решит, что жена настаивает на продолжении рода Торнов. Возьмет и не откажется от внезапного предложения, даже несмотря на принцип шелковых простыней. Кто знает, какая каша варится в голове у сонных мужчин?

Переполненный постоялый двор постепенно стихал. В коридорах воцарилась зыбкая тишина. Где-то в дворе сначала брехала собака, но быстро сдалась. Заснули, похоже, все. Разумеется, кроме меня. К людям, проглотившим трехдневный рацион за один присест, даже дрема не идет.