Кристин Фихан - Темное золото
Эйдан не верил в это. Вампир просто не догадывался, что Грегори рядом. Это не мог быть Грегори. Грегори настолько силен, что ему не нужны уловки, звери, бессмысленное выполнение плана марионеткой, или, даже, ребенок. Грегори не нужна никакая помощь. Это не он. Эйдан верил в это, пока плел свое произношение[14]. Древнее, оберегающее, опасное для всего, что может представлять угрозу мальчику.
Когда Эйдан закончил, он, сильно истощившись, решил немного передохнуть. Охотник сделал все, что мог в этот момент. Как только он узнает точное местоположение ребенка, ему нужно будет вернуться домой. Эйдан боялся перемещения в ярком солнечном свете, потому как это вызывало такую боль, которую не с чем было сравнить.
Марионетка остановила машину у входа в охотничий домик с гниющими пиломатериалами, зарастающий виноградной лозой и зарослями. Эйдан знал, что вампир близко. Скорее всего, внизу, под гнилыми досками пола. Крысы — точно часовые для нежити. Марионетка вышла, — абсолютно ничего не соображающая, полностью безвольная любимая композиция вампира, — открыла дверцу и потянулась вытащить ребенка из машины.
Защитное заклинание мгновенно вызвало огонь, перетекавший через руки марионетки к ее плечам, окружая голову. Это существо уже не было живым. Оно походило на робота, который запрограммирован на одну команду, продолжая пробовать выполнять ее не смотря на то, что его плоть горит.
Эйдан был рад, что Джошуа спит. Разлагающееся зловоние было нестерпимым, несмотря на отсутствие у него носа. Обугливающиеся части тела стали валиться на землю; куски обгоревшей плоти падали один за другим. Марионетка издала низкий, почти неслышный стон. Его смерть была медленной и мучительной, похожей на ужасную карикатуру, но, не смотря на все это, она продолжала пытаться вытащить мальчика к вампиру. Эйдан не мог терпеть те мучения, которым все подвергаются из-за сложной схемы вампира. С другой стороны, нежить управляет своими фаворитами, заставляя их страдать как можно дольше.
Наконец существо скончалось, сделав последний вдох. Эйдан осмотрел останки, уверяясь, что оно действительно мертво, что не осталось никакой золы, которая могла бы привести к регенерации. Удовлетворенный результатом, Эйдан приготовился отправиться домой через этот ужасный солнечный свет.
Его сила целиком иссякла. Для полета в дневное время пришлось затратить слишком много энергии, и он опасался, что у него не хватит сил подняться после захода солнца и вернуться к логову вампира. Он становился все слабее и слабее, все неосязаемее, словно перышко, растворяемое в стихии. Только мысль об Александрии удерживала его. А появление густого тумана облегчало путь домой.
На последних крупинках силы он безошибочно проложил свой путь к тому месту, где лежал рядом с Александрией. Его дух стал воссоединяться с телом, начиная изламывать кости, мышцы, снова возвращаясь в телесное состояние. Его сила полностью иссякла. Уязвимый и слабый, он лежал словно мертвый, а прохладное земляное покрытие возвышалось над ним. Мягкий выдох вырвался и ушел — последнее дыхание его легких.
Наверху Стефан пытался утешить свою жену, пока они ждали захода солнца и момента, когда Эйдан проснется. Солнце, казалось, вовсе не собиралось садиться, но неожиданно перед шестью часами вечера появился густой белый туман. Стефан почувствовал, как часть ужасного напряжения оставляет его тело, хотя вина оставалась, как он и ожидал.
Глубоко под землей проснулся Эйдан, сильно оголодавший, желавший вновь наполнить голодные клетки и мышцы, истощенные предыдущим пробуждением. Его первая мысль была о Грегори. Мог быть только один ответ. Карпатец вмешался. Он очень силен, чтобы почувствовать беспокойство, даже когда находился в летаргическом сне под землей. Грегори создал туман, помогая Эйдану, когда понял, что тот полностью ослаб и не сможет создать его самостоятельно. Туман остался, закрывая солнце и давая ему самый лучший шанс для того, что ему предстояло.
Эйдан учился в течение столетий, так же как и Грегори. Учился использовать свою силу, но все равно не мог делать таких вещей, как Грегори. Эйдан не смог бы почувствовать бестелесный дух, находясь в земле. Он был поражен Грегори, сумевшим сделать не только это, но еще и создать туман, помогая ему. Эйдан поймал себя на том, что улыбается. Грегори не был вампиром.
До того как подняться в спальную, он нежно прикасался пальцами к ее волосам, смотря на лицо Александрии. Она всегда засыпала в кровати и пробуждалась там же. Но пока в городе орудовал вампир, Эйдан переносил ее в целебную почву, где ее было невозможно обнаружить.
«Кильватер, piccola. Проснись и посмотри на своего Спутника».
Нежно шептал он, опасаясь ее боли, которая заставляла появляться комок в его горле.
Когда она сделала свой первый мягкий вдох, он нашел путь прямо в его сердце. Голубые глаза открылись, и пристальный взгляд остановился на нем. Ее тепло сразу окружило его, вытесняя холод из тела. Она с любовью сладко улыбнулась ему, и стрела словно пронзила его душу.
— Что случилось? — спросила она. Алекс, подняв руку, нежно проследила контур его губ кончиком своего пальца. — Что ты сделал с собой? Ты весь серый, Эйдан. Тебе нужно питаться.
Ее голос был мягким приглашающим.
— Александрия, — он только произнес ее имя и ничего более.
Она удивила его, как делала всегда. Ее глаза потемнели, голос опустился на несколько октав ниже, а тело напряглось.
— Он жив? — не было даже намека на осуждение или гнев за то, что он не уберег ребенка.
Он закрыл глаза, не в состоянии выдержать ее пристального взгляда. Он просто кивнул.
Александрия сделала глубокий вдох и стала рукой ласкать его подбородок.
— Посмотри на меня, Эйдан.
— Я не могу, Александрия. Я поговорю с тобой, когда верну Джошуа снова домой. В твои руки, в безопасность…
— А я говорю, посмотри на меня. — Кончики ее пальцев были на его подбородке, заставляя его подняться.
Эйдан не мог сделать ничего, кроме как выполнить ее пожелание. Она наполнила его изнутри своим пониманием, нежностью, согласием. Его золотые глаза, пылая, смотрели на нее. Затем он почувствовал ее, сливаясь с ней мгновенно, так быстро и настолько полно, что у него не было ни единой возможности скрыть даже мелочи. Ни зверей, которые напали на тех, кто охранял ее брата, ни боль Мэри и Стефана, ни страх Джошуа, ни его собственные усилия и боль от солнца, ни обуглившуюся человеческую марионетку. Все это было выставлено перед ней во всей неприглядной действительности, со всеми деталями. А она когда услышала мягкий шепот своего имени на губах Джошуа, она издала всего лишь один звук.
