Екатерина Оленева - Красный цветок
— Ого! Да все ещё интереснее, чем я думал! — зло засмеялся Миа*рон. — Я не нравлюсь тебе? Ты считаешь меня тварью, не достойной дышать? Ты была довольно убедительна в своей ненависти, и, видит Слепой Ткач, восхитительна в своей горячей свирепости.
Я не сдержавшись, поморщилась.
— Тебе раздражает моя страсть? Злят экзотичные привычки? Забавляет нетрадиционная ориентация? Я и впрямь далек от образа светлого и благородного; подвержен губительным порокам и страстям. Я сластолюбив и кровожаден. Ты можешь не верить мне, но…будь прокляты мы оба! — ты мне не безразлична, Одиф*фэ. — Сильные мускулистые руки, зарылись в мои волосы почти нежно. Я, наверное, безумна, но ласки Миа*рона пугали меня гораздо сильнее его ярости. — Ты презираешь меня? И, не спорю, возможно, имеешь на то право. А я вот — ненавижу Чеар*рэ. За то, что некогда позволил своей страсти к Заку сделать меня их рабом. Ты не прощаешь мне моих пороков, я им не прощаю моих слабостей. Зак — он просто хотел убить тебя. То, к чему стремиться Сант*рэн в случае с тобой гораздо гаже.
Я не сопротивлялась объятиям Миа*рона. Я их, в общем, и не чувствовала, погруженная в думы.
Верила ли я ему?
Миа*рон был психом и садистом.
Могли ли быть так, чтобы Эллоис*Сент флиртовал по приказу любимой тетушки? Конечно, могло. Но…
В памяти вставали, — одна за другой, — сцены на балконе, на балу, на корабле. То, как юноша закрывал меня собственным телом от львов, как осмелился пойти наперекор Заку. Наши ссоры, единственная ночь.
Мы оба ещё слишком юны для подобного лицемерия. Влюбленность Эллоис*Сентра такая же подлинная, живая, как и моя.
Не трудно догадаться, зачем Миа*рону необходимо все разрушить и опошлить. Как и другим, ему нужна моя Сила, моя красота. Невозможно больше не видеть очевидного: Миа*рон увлечен мной. И от этого проклятья не так просто избавиться.
— Возможно, ты прав. — Медленно роняя слова, проговорила я. — Чеар*рэ мерзавцы и стяжатели. Но они хотя бы брали на себя труд прикрывать неблаговидность поступков и мыслей. Жаль, что ты себя подобными нюансами не затруднял. Я не стану больше убивать. Ни ради тебя, ни ради Хант*Руама. Даже ради собственной жизни. Чтобы ты не сказал, это ничего не изменит.
Лицо Миарона вдруг просветлело, озаренное торжеством, несколько меня озаботившим.
— Верно. Приятных слов, Рыжая Куколка.
Миа*рон удалился. Двери сомкнулись за его спиной.
Я осталась наедине с немым и бесполезным божеством. Не зная, радоваться или печалиться обретенному одиночеству. Обхватив колени руками, не видя, глядела на мерцающие язычки пламени.
Сердце сжималось при мысли о гибели Зако*Лара. Почему я скорблю о нем, моем не состоявшемся убийце?
* * *Разбудил резкий характерный рывок. Даже не открывая глаз, я знала, что Миа*рон рядом. Ну, кому ещё придет в голову так жестоко вырывать меня из объятий сна?
— Очень миленько, — проворчала я.
— Продирай глаза. Да поживей! Мне необходимо кое в чем убедиться.
— Это в чем же? — зевая и потягиваясь, спросила я.
— В том, что ты на самом деле способна открыть эти пресловутые Врата.
Сон прошел мгновенно. Я даже не делала попыток вырваться.
— Что ты сказал?
Зачем я об этом переспрашивала? Прекрасно ведь слышала все с первого раза.
— Я должен убедиться в том, что подозрения Зака были правильными. Ты ведь помнишь текст, моя Смертоносная прелесть? Я весьма на это рассчитываю. И не смей мне морочить голову отрицаниями! Я не забыл о том, какая у тебя отличная память. Давай, не стой столбом, не статуя. Шевелись, Слепой Ткач явись по твою душу!
В голове проносились обрывки мыслей. Двуликие, и когда только закончится история с этими проклятыми Вратами!?
"Агиар махи*ар джосс ралир*тон", — Миа*рон вытянул руку. Яркий свет распространился от ладони. Стена начала таять.
— Что происходит? — спросила я.
— Вперед.
Я охотно не стала бы его слушать. Но что делать с фактом: он на целых две с половиной головы выше? Игнорировать это бесполезно.
Через несколько мгновений я стояла на знакомом постаменте. В окружении беснующейся, бьющейся в экстазе, озверелой толпы. Они тянулись к нам, выкидывая скрюченные пальцы. Остро пахло кровью, алкоголем, кровью, экскрементами. В одном углу совокуплялись. В другом убивали. Все содрогалось в немыслимых конвульсиях.
— Литу*эль! Царица Тьмы! Коснись меня! Прокляни меня! Возьми меня! Меня! Меня!
Выкрики сливались в оглушительный рев.
Миа*рон отозвался рыканием. Мускулистые руки покрывались шерстью, кости перетекали из одного состояния в другое. Он силился удержать человеческую форму, но она соскальзывала с него, крошилась, терялась. Велика ли была ему человечность или мала, не мне судить — но то, что не по размеру, это очевидно.
— Ты безумен, Миа*рон! — с отвращением скривилась я.
Ответом был безумный смех.
— Посмотри наверх, рыжая ведьма!
Я посмотрела.
Обнаженное тело Эллоис*Сента раскачивалось на острых железных крюках, вошедших в спину и вышедших из-под ребер. Юноша, раскачиваясь на жутких качелях выглядел безвольной куклой. Хвала Двуликим! — он был без сознания.
Рев толпы отдалился, продолжая оттенять жуткую сцену мрачным речетотивом:
— Ткач! Ткач! Ткач!
— Явись, Ужас, Зло и Тьма!
— Мать Тьмы! Литу*эль! Да придет твой Проклятый Супруг!
— Не нравится? — насмешливо рычал Зверь. — То, как он выглядит? А мне вся эта картина по вкусу! Аппетитная! Хочешь, чтобы он жил? Сделаешь то, как я скажу.
— Нет, — прошептав, покачала я головой.
— Что ты сказала?
Я повернулась к Миа*рону лицом и повторила громче.
— Нет.
Мягко переступая, Миа*рон приближался. Как любой хищник, кругами.
— Даже так? — ухмыльнулся он.
Я устала от бесконечных насмешек. Не стою я их, честное слово! Ведь далеко не так забавна, как представляется всем окружающим мужчинам.
Наверху зазвенела цепь. Глухой сдавленный крик, оборвавшийся хрипом, не заставил поднять глаза. Я по-прежнему не сводила их со Зверя.
— Ты согласна платить его мучениями за свое упрямство? — Вкрадчиво поинтересовался Миа*рон.
Я покачала головой.
— Нет. Но у меня нет выбора.
— Он — есть!
— То что есть, это — не выбор.
"Тьма! Тьма! Тьма", — злым аккомпанементом звучали снизу крики утратившей разум толпы.
— Тебя возбуждает его боль, а? Моя прелестная куколка? Так же, как она возбуждает меня? Кровь, боль, смерть? И надвигающийся неизвестный ужас — не самая ли сладкая приправа к страсти? Представь, как твои когти пробивают его хрупкую плоть! Как шелестят шелковые внутренности, орошая теплой кровью?
