Карина Демина - Леди и война. Цветы из пепла
Пожалуй, Дар был согласен.
Только счастье – состояние непривычное. И порой он начинал бояться, что оно вот-вот закончится… на сколько хватит? Год? Два?
На третий Меррон стала меняться. Исподволь. Понемногу. Делаясь ярче день ото дня. Манила запахом молодого леса и еще почему-то молока. Дара тянуло к ней с неимоверной силой. Он отступал и возвращался. Мешался под ногами, злился сам на себя и еще на то, что она не замечает.
– Сам поймешь, – Меррон не выдержала первой, – или сказать?
– Скажи.
– Херлугом сына назвать не позволю. – Она посмотрела на ступку, в которой перетирала травы. – И Рюмниром тоже… и вообще мне местные имена не нравятся. А ты раздражаешь. Все раздражает! И меня, кажется, сейчас стошнит и…
…и ее стошнило.
– Дар, – Меррон вцепилась в него, – я боюсь.
Он тоже.
– …я не уверена, что справлюсь. И… и у меня такой характер. Я же тебя изведу вконец…
Так начались самые безумные месяцы в жизни Дара. Но они того стоили.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Я точно знала, где найти Йена – на крыше Кривой башни. Он сидел на краю, свесив ноги, – меня всегда это жутко нервировало, – и вышивал. Рядом на солнышке распластался рыжий кот, который изрядно постарел, погрузнел, но все был сам по себе. Иногда – рядом с людьми.
Как правило, с теми, кому нужно общество без общения.
– Прячешься?
Таиться не было смысла, Йен услышал меня задолго до моего появления на крыше. И если не сбежал еще, то на разговор настроен.
– Даже если я упаду, ничего не случится. – Он всякий раз это повторяет, а я отвечаю, что все равно нервничаю.
– Он еще сердится? – Йен отложил пяльцы, собрал разноцветные ниточки, прилипшие к рубашке, и все-таки сполз со стены.
Рыжий. Долговязый, уже с меня ростом. По-щенячьи нескладный. Смешной. Ему тринадцать, и Йену кажется, что это умопомрачительно много. Во всяком случае, достаточно, чтобы с ним считались.
– Я все равно скоро уеду…
Носом шмыгнул и насупился.
– А ты хочешь?
Не хочет. Несмотря на кажущуюся взрослость, он ребенок, которого в очередной раз высылают из дому. И пусть бы с Гартом он ладит куда лучше, чем с отцом, Йен все равно переживает.
– Ты можешь остаться. Гарт поймет и…
– Я ведь должен. – Йен позволил себя обнять. – Я же знаю, что должен, и… и он опять разочаруется. Он никогда не говорит, что разочаровывается, но я же все понимаю…
Ссора двух интровертов страшна торжественным молчанием и показательным игнорированием друг друга. Ее как бы нет, этой ссоры. Есть взаимная вежливость в случаях, когда не избежать встречи, и взгляды исподтишка. Мрачный Кайя, который бродит из угла в угол, мысленно доказывая себе, что он-то прав. И не менее мрачный Йен, сбегающий в очередное секретное место.
И Настасья, которая пользуется моментом и подсовывает дорогому брату очередное рукоделие. У него ведь лучше получается, тем более что Йена рукоделие успокаивает, а у нее на крестики-бисеринки терпения не хватает. Вообще кто сказал, что она хочет быть леди?
Леди – это Шанталь. А у Настасьи иное жизненное предназначение…
– Ты же знаешь, что Кайя тебя любит.
Знает. Но ему все равно обидно, пусть и по инерции.
– Он просто хочет, чтобы ты умел себя защитить…
…и порой завышает требования. И злится. И потом расстраивается, переживает, а мириться не умеет. Они похожи друг на друга больше, чем хотят думать.
– Я опять веду себя как ребенок? – Йен хмурится.
– Скорее как подросток. Но до Настасьи тебе далеко… разбаловали вы ее. Все и сразу.
– Ну, ма-а-ам… она же хорошая.
– Я и не говорю, что плохая.
Только вот игра в рыцаря несколько затянулась. И моя дочь, которая на полголовы выше Йена и на голову – Брайана, куда охотней примеряет доспехи, нежели наряды. А я понимаю, что Настасья – особенная. Младшая ветвь. Пусть бы и не протектор, но всяко сильнее любого человека. От мужчины это бы стерпели. А вот женщина…
Мир не настолько сильно изменился.
И десять лет, в сущности, пустяк.
Какими они были?
Разными. Редко – беспечными. Всегда неспокойными.
Был город, возродившийся из пепла, сменивший обличье согласно новому плану. И та безумная весна, когда Кайя должен был находиться везде и сразу: только так он мог быть уверен, что зерно, предназначенное для посева, именно на посевы и будет использовано.
Не менее сумасшедшее лето с первыми ласточками судебных тяжб, жалоб и прошений, разбор которых как-то незаметно стал моей работой.
Молчаливое противостояние северян, которые из союзников превратились в соперников. Свободных земель всяко меньше, чем тех, кто претендует на эти земли.
…новые законы, вызвавшие глухое недовольство, причем у всех. Женщины получают право владеть имуществом? Наследовать? Помилуйте, какой в этом прок?
…бунт мастеров, которые желали возродить гильдии. И открытие ремесленных училищ под патронажем Кайя. И первый университет, пусть бы и учителей пришлось приглашать из соседних протекторатов.
…посольский приказ, возродившийся на старом месте. Госпиталь. Сиротские приюты и школы, где разрешено было обучаться и девочкам.
…пиратские набеги, разбойники и бубонная чума, пришедшая с Юга…
…и другая, что рядилась в одежды праведников, бродила по тропам, убеждая приносить жертвы войне. С ней справиться оказалось куда как сложнее.
Была болезнь Йена, ожидаемая, но все равно жуткая в своей неизбежности. Трехдневная горячка, и ощущение полного бессилия. Кайя все три дня носил сына на руках. Настя температурила за компанию. А Брайан, не зная, что предпринять, влез в драку, после которой неделю пластом лежал. И шрам на щеке остался доброй памятью…
А потом появилась новая проблема – сила, с которой Йен не в состоянии был справиться, точнее не совсем понимал, зачем справляться, пока однажды не сломал Брайану руку. Тогда он впервые почувствовал всплеск боли другого человека, родного человека, и перепугался. Он месяц ходил хвостом за Кайя. А Брайан не мог понять, в чем виноват, почему Йен отказывается с ним играть. Рука-то зажила быстро.
Дети не должны так быстро становиться взрослыми, но Йену пришлось.
Он слишком любил друга, чтобы позволить причинять ему боль.
Был отъезд этой пары и недельная Настасьина истерика, которая закончилась полной капитуляцией моего мужа. Он и так ей ни в чем отказать не мог… хочет рыцарем быть? Пожалуйста.
Кайя надеялся, что наша дочь передумает?
Как бы не так…
Она ведь твердо решила.
