Мать и Колыбель (СИ) - "Alexandra Catherine"

— Он жив, — заключил тот. — И будет жить, если я возьмусь за него сейчас же. Но долгое время ему нельзя будет двигаться. О верховой езде и речи быть не может… Но если мы не поторопимся, мою сестру убьют, — горло его сжалось от горя.

Ужас лишил его голоса. Её родной лик безутешно пронёсся в его памяти, а руки затряслись. Половина плоти его, души и бытия. Единственное, что любил он самозабвенно и необратимо.

— Господи, что же это?!.. — вырвался из уст его приглушённый стон.

Авдий Веррес, впервые проявив к кому-либо какое-либо отношение, положил на плечо целителя ладонь и тихо произнёс:

— Элай Андриган должен жить. Лорен, вы останетесь с ним. С вами останется ещё кто-то, чтобы помочь вам в случае очередного нападения. Возвращение Акме мы берём на себя.

Лорен попытался возразить, но Плио вдруг встала рядом с ним на колени, взяла его за руку и прошептала:

— Спасти жизнь Элаю сможешь лишь ты, Акме — другие. Я останусь с тобой и буду помогать.

Лорен внимательно посмотрел на неё сквозь пелену звенящего тумана, отсутствующе кивнул, перевёл мрачный взгляд на Гаральда Алистера. Гаральд, перехватив тяжёлый взгляд целителя, будто умолявшего «привези мне её!..», решительно кивнул, будто давал ему клятву и закреплял её своим кивком.

Более ни с кем не разговаривая, пряча отчаяние, Лорен занялся Элаем Андриганом, пытаясь очистить разум, чтобы Сила его не нарушалась смятением. Он понял истинность своего предназначения, и собирался познать всю Силу, пока остальные будут стоять насмерть за жизнь его сестры.

Глава 23. Король идёт на запад

Солнце яркой звездой осеняло дома притихшей Кеоса — столицы Карнеоласа. Не затенённое тучами, оно сиянием своим разгоняло хмурые облака, с утра появившиеся над городом. Кто-то из жителей уже начал перебираться из Карнеоласа в более отдалённые места. Предпочтение отдавалось, как правило, немногочисленным горным поселениям герцогства Атийского и морскому побережью.

В то время как улицы Кеоса, Милара и других населённые пункты Карнеоласа медленно и затаённо пустели, в Бертеде[1], Мернхольде[2] и Керберре наблюдалось повальное бегство.

В Нелейском королевском дворце царила суматоха. Увеселения были на время забыты, малая часть оставшихся придворных с угрюмой вальяжностью бродила по горячим от напряжения коридорам. Другая, бóльшая часть придворных, — по собственной воле либо по воле государя, — пополняла ряды карнеоласской армии. А третья часть, куда более многочисленная, чем первая, по ночам, закутавшись в плащи, разъезжалась в восточном или юго-восточном направлении Архея.

Утомлённый государь Трен Вальдеборг сидел за бумагами, но глаза его, покрасневшие от усталости, глядели совершенно в иную сторону. Он думал о том, что посол Нодрима измотал его бесчисленными увещеваниями встать на сторону Нодрима в борьбе за Крет[3], будто этот торговый город был важен первостепенно перед опасностью быть стёртыми с лица земли Иркаллой. Он думал о том, что его волновала лишь армия вражеской Кунабулы.

Несмотря на заверения генерала-маршала Капуи, к которому прислушивался ещё отец Трена, государь сомневался, и нехотя зачастил в обитель аваларской Провидицы.

Трен Вальдеборг, известный крутостью нрава, был столь грозен и раздражителен, что даже его фаворитка, графиня Барбатос, не смела указать ему на его холодность. Трен всё же не мог понять, что заставило его иначе взглянуть на женщину, которая сопровождала его вот уже пять лет. Он знал, что его сыновья с самого начала не приветствовали эту любовницу. Чем дольше государь сохранял её рядом с собой, тем труднее было ему сдерживать натиск принцев.

Она давно наскучила ему и имела виды на молодого герцогского сына, Гаральда Алистера. Надо отдать должное его уму: парень шарахался от неё, как от прокажённой.

Несколько часов назад прибыл гонец из Тиры[4] с сообщением от Его Высокопревосходительства генерала-маршала Капуи, о том, что тирская армия, главная «булава» Карнеоласа, соединённая с войсками герцогства Атийского и с миларскими корпусами, выступила ещё день назад. И завтра днём ей надлежит воссоединиться со своим государем у реки Ардан неподалёку от пограничной деревушки Верена. Атийскую армию возглавлял глава Атии, Аберфойл Алистер Праций.

Все заседания были проведены, последние приказания отданы. Сборы подходили к концу, и Трен вместе со своими советниками принимал последние сообщения в стенах Нелея.

В дверь решительно постучали, и Трен с мрачной угрозой отозвался: «Войдите!». К отцу заглянул кронпринц Дарон.

— Ваше Величество! — воскликнул он, быстро оглядывая груды бумаг, разбросанных по огромному королевскому столу. — Мы получили сообщение из Эдрана[5]. Эрсавийская армия выступила прошлым вечером.

Прежнее раздражение вернулось к Трену с удвоенной силой.

— Ей надлежало выступить ещё три дня назад! — рявкнул он, обращая всю грубость свою к эрсавийскому королю. — Не Фетид ли клялся усыпальницей своих предков, что его армия — самая быстроходная, манёвренная и лёгкая на подъём из всех? Что ж, я подсоблю своему шурину и сделаю всё, чтобы их драгоценный Крет достался Нодриму, а не Фетиду!

— Ваше Величество, — проговорил Дарон, заговорщически понизив голос и плотно притворив за собой тяжёлую дверь, — Крет предлагает Карнеоласу финансовую помощь…

— Карнеоласу?.. — изумлённо приподняв бровь, переспросил Трен, наконец оторвавшись от своих бумаг. — Не Нодриму и не Эрсавии?

— Посол Крета ожидает вас внизу, Ваше…

— Нашёл время! — вдруг гаркнул Трен, и пламя свечей испуганно задрожало, сгущая на стенах зловещие тени. — Пусть идет к дьяволу! Они, что же, хотят в столь страшное время разжечь конфликт Карнеоласа с Нодримом и Эрсавией? Желают купить наше покровительство, а потом прикрываться им от притязаний этих двух ненасытных королей!

— Но, Ваше Величество! — твёрдо проговорил кронпринц. — Это предложение может оказаться выгодным после войны. Крет богат. И если они оказывают нам столь явное предпочтение, на это стоит обратить внимание. Если вы опасаетесь гнева Нодрима и Эрсавии, у нас союзники найдутся…

— Я не опасаюсь их гнева, — спокойным тоном перебил его Трен. — Если мы будем истощены войной, то Нодрим и Эрсавия подавно, ибо я основательно потреплю их в Кунабуле… Меня угнетает необходимость тащить тебя в эту ненавистную дыру!

— Отец, я счастлив оттого, что буду биться бок о бок с тобой. Это величайшая честь! — ответил Дарон.

— Это гибельное дело, — пробормотал Трен, хмуро глядя на сына из-под тяжёлых и густых бровей. — Но ничто не поднимает дух воинов так, как присутствие их государя и принца… и хорошего жалования… Дарон, отведи господина посла в гостевые покои, разузнай, что нужно этим подхалимам. Я позже побеседую с ним в моём кабинете.

Дарон молча поклонился и скрылся за дверью. Твёрдый и ровный стук его сапог затих в коридорах, а Трен пригорюнился, осознав, что к концу подходит восьмой день с тех пор как открылось исчезновение нодримской принцессы, и десятый день — с отъезда из Карнеоласа маленького отряда с наследниками рода Рианорского.

Утро выдалось тёплое, с чистым и сверкающим светом солнца. Государь предпочёл бы один часик уделить своей сокрытой елями излюбленной белоснежной беседке с изразцовыми колоннами в парке. Но у правителя не было ни минуты. Он покидал Кеос. Советники и придворные ждали его в холле, а горожане — на улицах столицы.

Трен не думал ни о своей предполагаемой тоске, ни о тяжести расставания. Ему не было дела, увидит ли он вновь свой блистательный дворец. Он желал лишь, чтобы хотя бы один из его сыновей, — будь то степенный кронпринц Дарон, яркий ли принц Арнил, канувший в небытие страшных земель, — вернулся в стены этого дворца победителем и стал достойным правителем. Он ни с кем не желал делить ту власть, что предназначалась его сыновьям. Но он не жалел, что отпустил одного сына в саму геенну огненную, а второго брал с собой на войну.

Без сожалений и печали составил он завещание, и текст его размножил и отдал троим: Лирну Карну, Дарону Вальдеборгу и Аберфойлу Алистеру. Покидая Кеос, Трен с тоской думал лишь о судьбе Карнеоласа. Заботы и мрачное будущее не оставляли места иным страхам.