Филис Каст - Богиня света
— Арагорн напоминает мне Гектора. А этот маленький хоббит… у него такое же преданное сердце, как у Ахиллеса, преданного Патроклу.
— Фродо похож на какого-то Патрокла? — спросила Памела.
— Нет, я думал не о Фродо. Я имел в виду Сэма. Но надеюсь, их история кончится лучше, чем история Гектора и Патрокла, — серьезно сказал Аполлон.
Памела не настолько знала мифологию, чтобы понять, о ком он говорит, но заверила Аполлона, что у Арагорна и Сэма все будет хорошо.
Он хмыкнул и вскинул здоровую руку.
— Только не рассказывай мне конец! Это все испортит.
Памела все равно едва удержалась от того, чтобы рассказать. Фильм-то был длинным, а у Аполлона оставалось немного времени. Но он мог и никогда вообще не увидеть «Властелина колец».
В последнюю ночь они приняли окончательное решение. Нет, мысленно поправила себя Памела, это она приняла решение. Она отлично помнила напряжение, сжавшее все тело Аполлона, когда он понял, что она не вернется, не может вернуться на Олимп вместе с ним.
— От меня там не будет никакого толку, Аполлон, — сказала она.
— Толку? Да как ты вообще можешь такое говорить?
Он разочарованно взмахнул рукой и тут же судорожно втянул воздух от нового приступа резкой боли.
— Видят боги, я буду весьма рад избавиться наконец от этой напасти! — прошипел он.
Памела передвинулась, чтобы не лежать рядом с ним, а устроиться поперек, лицом к нему. Она осторожно погладила его плечо, чувствуя, как он расслабляется под ее пальцами.
— Так лучше?
Аполлон кивнул и поцеловал ее ладонь.
— Да, твои прикосновения меня успокаивают. Это единственная сила, способная облегчить проклятую бесконечную боль. Теперь ты видишь, как мне нужно, чтобы ты была рядом со мной?
Памела грустно улыбнулась.
— Аполлон, на Олимпе тебя не будут кусать змеи.
— Нет, но мне будет больно от твоего отсутствия.
— Я знаю. — Памела прикусила губу. — И мне тоже будет больно без тебя.
— Так идем со мной! Ты моя половинка, и я прошу тебя стать моей женой.
Памела ощутила во рту горький вкус будущего без Аполлона. Если бы все было так просто…
— И что мне делать там, на горе Олимп, среди всех этих богов? — Она покачала головой и набрала побольше воздуха, чтобы продолжить, не давая Аполлону возразить. — Как бы тебе того ни хотелось, я все равно не художник. Я не хочу иметь какую-то божественную студию и сидеть там, делая вид, что я ужасно талантлива и что мне интересно создавать что-то там для кого-то.
Она снова качнула головой и вздохнула.
— Аполлон, разве там живет хоть кто-то из смертных? Вообще хоть кто-то?
— Многие нимфы и служанки — полубожественной природы, — быстро ответил он. — И частенько жрицам и жрецам позволяется посетить их бессмертных покровителей.
— Полубожества — не смертные. Жрицы и жрецы всего лишь приходят туда ненадолго; а потом возвращаются к своей обычной жизни смертных, — грустно сказала Памела.
— Но ты будешь моей женой. Я попрошу Зевса даровать тебе бессмертие.
Памела выдернула руку из его пальцев.
— То есть скажем так: я выйду за тебя замуж и меня сделают бессмертной? И чем я потом буду заниматься, целую вечность? Представь: у меня нет собственных владений, как у твоей сестры. У меня нет работы. У меня нет ничего, кроме того, что мне позволено иметь благодаря тебе.
Она увидела, как в его глазах вспыхнуло понимание.
— Это станет новой клеткой, — медленно произнес он. — Я не Дуэйн, но это не делает разницы. Для тебя… ты будешь снова ощущать себя запертой в клетке, более просторной, более удобной, гуще позолоченной, но…
— Но все равно в клетке, — закончила Памела.
Аполлон снова взял ее руку.
— Тогда я останусь с тобой.
Глаза Памелы широко распахнулись, и она энергично затрясла головой.
— Нет! Ты не можешь! Ты Аполлон, бог света! Ты не можешь покинуть свой мир… не навсегда, и ты знаешь, что не можешь. Что тогда случится с людьми? Разве ты не обречешь их на проклятие тьмы?
— Солнце прекрасно может двигаться по небу и без меня. Мои кобылы знают дорогу, по которой должна катиться золотая колесница; они частенько обходятся без меня.
— Аполлон, это было бы неправильно. Ты не можешь уйти с Олимпа. Ты не можешь стать смертным человеком.
— Я ведь был смертным эту неделю. Могу стать им и на всю жизнь.
— Да, но насколько долгой будет эта жизнь? Подумай только, что уже случилось — в твой первый же смертный день! Ты умер! — Слова вырывались у Памелы сплошным потоком. — Неважно, что ты говоришь своей сестре, или Эдди, или себе самому… я была там! Я видела, как все произошло. Да, ты спас мою жизнь, но тут же потерял свою! Если бы не явился Гермес, ты бы уже был мертв!
Она судорожно вздохнула, чувствуя, что дрожит, и крепче вцепилась в его руку.
— Мне этого не вынести, Аполлон. Я не смогу еще раз увидеть, как ты умираешь.
— Тише, тише… — пробормотал он, обнимая Памелу. — Должен быть выход. И мы его отыщем.
— Как? — спросила она, прижимаясь к его груди.
— Я расскажу все отцу. Попрошу, чтобы мне было позволено навещать твой мир.
— А если он откажет?
— Не знаю, но Деметра и Персефона нашли ведь компромисс. Вот и мы найдем. — Он подхватил пальцем ее подбородок и заставил поднять голову. — Я не буду разлучен с моей половинкой. Я клянусь тебе в этом, Памела.
И он поцеловал ее с такой страстью, что и теперь, во дворе, Памела ощущала его поцелуй. Она вздрогнула и снова сосредоточилась на документах, которые держала в руках. Пятница. Солнце зайдет всего через несколько часов, и Аполлону с Артемидой придется пройти через портал и вернуться на Олимп. Она может никогда больше его не увидеть. Волна боли, нахлынувшая на Памелу, была ее собственным, личным ядом.
— Памела?
Она подняла взгляд от портфеля и посмотрела в глаза Артемиде. Богиня выглядела так, словно почти не спала прошедшей ночью, и хотя она постаралась замаскировать это, воспользовавшись чудом современной косметики, Памела все равно заметила темные круги под ее глазами.
— Ты кажешься усталой, — сказала Памела.
— Мысли не дали мне отдохнуть.
— Мысли?
— Я тревожилась за тебя. И за Эдди. — Взглядом богиня отыскала писателя, с обычным оживлением обсуждавшего что-то с поставщиком тканей. — Я поняла, что чем ближе сумерки, тем менее страстно я стремлюсь покинуть ваш мир.
Памела улыбнулась богине. Артемида не стала менее тщеславной, или избалованной, или властной, но знакомство с Эдди смягчило ее. Она стала теплее; из абсолютно холодного, безупречного мрамора она превратилась в настоящую женщину.
