Ольга Безмирная - Танец стихий
Оставив старую ведьму умиленно утирать передником выступившие слезы, мы с цваком отправились на поиски Рада, так как именно он теперь заведовал лодкой старушки.
Рад обнаружился во дворе, где он наблюдал за играющими девушками: присмотревшись, я подумала, что это больше похожее на теннис, только ракетками служит свернутый упругий прут, с натянутым на него драным чулком, а мячиком — чем-то набитый носок. Молодцы девочки: применив фантазию, продолжили занятия спортом и расширили спектр игр.
Вера, бросив ракетку, метнулась к нам, размахивая руками:
— Кира! — восторженно кричала она. — Ты вернулась! Это здорово!
Рад тоже подошел, и, смущенно улыбаясь, положил волосатую руку девушке на талию: глаза мои поползли на лоб. Я, конечно, замечала между ними некую симпатию, но не подозревала, что дела могут зайти так далеко… он же валл! Но, впрочем, кто бы говорил: я же влюбилась в синего монстра с оранжевыми глазами монстра!
Вызнав планы, Вера навязалась в компанию, не желая отпускать милого одного на такое опасное мероприятие.
— Я же побуду в лодочке, с тобой, — жалобно надула она пухлые губки. — На берег ни-ни! А то я буду очень волноваться, — оглаживала она тщательно расчесанную шерсть молодого валла. — Ты же не хочешь, чтобы я плакала всю ночь?
Конечно, хитрая девчонка добилась своего, и даже нахмурившийся цвак не помешал девчушке забраться в лодку. Вера сидела с таким довольным видом, глядя на море восторженными глазами, словно ей предстояло главное приключение всей жизни. А я в то же время очень надеялась, что это будет не так.
Волнение ничуть не стихло, и даже, кажется, океан стал еще более мрачен, хотя это казалось уже невозможным. За тяжелыми тучами, что набежали на белесое небо еще в обед, не было видно спешащих к закату солнышек. И только по сгущающейся тьме можно догадаться, что день идет к концу.
Скала, — пресловутый пустынный островок, навязанный Марвии продавцом, — встретил нас угрюмым видом скукожившегося от времени утеса, на котором росла единственная на весь остров растительность — старое, узловатое дерево, у которого корней, расползшихся сонными змеями по камням, было в несколько раз больше, чем чахлых веток без единого листочка.
— Да, — протянула Вера, вжавшись в лодку, — веселенькое зрелище.
Валл обеспокоено оглянулся на милую, но промолчал: в этой паре девушка была и идейным вдохновителем, и оперативным работником: надо же было куда-то девать столь неуемную энергию. Раду ничего не оставалось делать, как только подчиняться своей взрывоопасной даме, да ходить следом, как послушная собачонка.
Мы с цваком переместились на землю: хвала небу, не пришлось плыть по этим жутким волнам. Я не уверена, что, попади в воду, выжила бы сейчас. Любой безумец, приблизившийся в такую погоду к скалам ближе, чем на калон, рискует быть разодранным на ленточки острыми гребнями подводных скал. И цвак благоразумно воспользовался магией, что позволило нам и жизнь сохранить, и лодку, и одежды не замочить. Впрочем, последнее не было таким уж преимуществом: только оказавшись на скале, мы ощутили все нарастающую морось дождя.
— Мда, — почесал гладкий подбородок цвак, — может, отложим рискованные эксперименты на более благоприятное время?
— Я буду работать со стихиями, — уныло усмехнулась я. — А подобное безобразие природы и есть самое лучшее время для стихийных экспериментов. Ты отойди подальше, да поставь защиту.
— Не нравится мне все это, — пробубнил цвак, удаляясь.
— Эх, если бы ты знал, как мне это все не нравится, — я вытерла ладонью мокрое лицо и воззрилась на хмурое небо. — Ну что, разбушевавшаяся стихия, давай-ка выскажем друг другу все, что наболело…
Небо осталось глухо, и лишь клубилось всеми оттенками серо-фиолетового, да поливало стеной дождя. И, словно касаясь тонких струн ливня, вторя грозовыми раскатами, в воздухе зазвучала музыка сфер:
Природа, словно женщина: изменчива, опасна
Она накатит сплетней, опалит обидой
Но всей своей коварностью она всегда прекрасна
Кружит перед тобой, ты наслаждайся видом
Подснежники скрывает тонкой белой тканью
И кружит голову тебе весенним ароматом
Не жди, что распахнет пред очи мирозданье
Но может быть, оставит след губной помады
Сейчас откроются мне все дары природы:
Покорность трав, фривольность ветра, грация воды
Природой стану я — я продолженье рода,
Я мастер всех стихий, я верх твоей мечты.
Буря все нарастала, охватывая в холодные душные объятия маленький островок, сметая с поверхности все щепки, мелкие камешки, хватала куски скалы и швыряла их в бурлящее море. В воздухе носилась взвесь песка, гальки и воды: я закрыла лицо руками, чтобы они не расцарапали кожу в кровь. Стихия бури, стихия ветра склонились перед мастером. И я уже почти поглотила мощные проявления сил, как вдруг очнулась. Вот он! Миг, когда стихия склоняет голову перед мастером. Сила выказывает уважение магии мастера, а я в награду делаю ее рабой! Вот в чем ошибка: раба не будет любить хозяина, будет стремиться вырваться… или отомстить за свою неволю. Особенно такая раба, как стихия. Это великая часть мира, великая сила, рожденная свободной.
Я расхохоталась в лицо бури и отшвырнула склоненные стихии: уходите, вы мне не нужны. Откуда вообще взялась эта жажда обладания? Раньше по наитию действовала: вплетала в заклинания магию стихий, получала от процесса удовольствие… да просто танцевала! А тут попыталась вместо своей магии использовать силы стихий… да это же все равно, что пропустить через себя электрический ток, чтобы потом рукой зажечь лампочку!
Теперь нужно освободить те стихии, которые попались на удочку раньше: бедняжки пришли на зов мастера, готовые помочь, а колдун их попросту съел, даже не подавился. Я доверилась своей силе и мудрости магии: стихии, оставшиеся на свободе резвились вокруг стайками белесых струй. Там, за мутной стеной дождя, бушевала буря, но меня это уже не касалось: внутри, на этом кусочке острова, было затишье.
Подумав, легла на скалу: суетливые струйки тут же подняли тело в воздух. Древняя мудрая могучая змея мощи, что спала все эти годы, вдруг шевельнулась. Не то, чтобы проснулась, но дала знать, что все еще здесь и в полной силе. Струйки все больше мельтешили вокруг, пока все тело не окуталось серебристым сиянием. Сияние плавно стекало на скалы, растворяя человеческие очертания. Кто остался там, на скалах, я даже не могла предположить. Но именно в этот момент в районе груди расцвел прекрасный золотой цветок, похожий на лотос: нежные лепесточки трепетали, словно мотыльки, раскрывая источающую тонкий свет середину. И каждый лепесток был произведением искусства стеклодува, словно использующего вместо нескольких оттенков стекла — различные расцветки солнечного заката. Цвета перетекали друг из друга, наплывая, смешиваясь, но оставаясь такими же яркими и самобытными.
