Марина Cyржевcкая - Лекс Раут. Чернокнижник
— Занятную они выдумали байку, — усмехнулся я.
— Законник сказал, что так нужно. Что тебя увлечет лишь что-то сложное и таинственное. Что иначе ты откажешься, и они не узнают, где Дориан.
Что ж, надо признать, они неплохо меня знают. Я действительно заинтересовался. И это очень неприятно.
— Я сделала, как он велел. Я думала… — она вздохнула, — что поступаю правильно. Не только ради Дориана. Но и ради дяди. Он… в застенках. Мне так сказали. И его отпустят, если я помогу…
— Ладно, благородство твоей миссии я понял, — махнул рукой. Дотянулся до кружки на столике, напился.
— Я лишь хотела помочь! Я не желала никому зла… Богиня! — она сжала ладони в кулаки, подышала, пытаясь успокоиться.
— Как они, а вернее, он, потому что к тебе наверняка приходил Шинкар, отдавали тебе приказы?
— На коже появлялись слова, — тихо ответила она и указала на предплечье. — Вот здесь. Сначала обжигало, словно кипятком, потом проявлялись буквы, а через несколько мгновений они исчезали. Но все пошло не так! Мне приказали остаться с вами, а потом ты пропал… И мы нашли тебя в Лаоре. Тот человек… он не знал, как ты там оказался. Какое-то время приказов не было, — она опустила голову. — А потом этот монастырь…
Одри сглотнула и отвела взгляд.
— Ну что же ты замолчала? Лечь под меня тебе тоже приказали?
Она вспыхнула, вновь сжала кулаки. Кажется, девушке сильно хотелось этим кулаком засадить мне в лицо.
— Выбирай слова, Лекс, — глухо произнес Армон.
— Ой, да ладно. Можно подумать, ты не знал. Конечно, знал. Ты все понял еще там, в этом проклятом месте. Только как всегда благородно смолчал, мой желтоглазый друг, все еще верящий в честь и добро. Когда же ты поймешь, что мир насквозь прогнил, и пора бы оставить свои принципы в своих Дубовых Кронах, откуда тебя изгнали?
— Я ушел сам, — зрачок в глазах Армона вытянулся в вертикальную линию. — Только это нет твое дело, Лекс.
— Пожалуй, — я пожал плечами и вновь посмотрел на Одри. Девушки обхватила себя руками, словно замерзла.
— Я хотела рассказать, — тихо сказала она. — Хотела. Но они… он, он написал, что если я не буду выполнять, то Дориан и дядя умрут! А ты… ты лишь…
— А я лишь чернокнижник, — смрадный зад орка, это даже смешно. — Всего лишь поганый темный, без которого мир станет намного лучше.
— Я… — она моргнула. — Я запуталась!
— Твой друг Дориан на Изнанке, — жестко сказал я. — Не знаю, как он попал туда, думаю, и здесь Шинкар постарался. Но аптекаря ты уже вряд ли увидишь.
— А дядя?
— О нем ничего не знаю, — я отвернулся, показывая, что разговор окончен.
— Понимаю, что прошу много…Но… простите. Мне жаль, что я вас в это втянула. Я пыталась сказать, говорила, что не стоит идти в Пустошь! Но меня не слушали! — Шуршание шагов на светлом и дороге паркете. — Я, пожалуй, пойду. Рада… что ты очнулся, Лекс.
Отвечать я не стал.
* * *Армон догнал девушку уже у входа.
— Анни, постой, — придержал ее здоровой рукой. — Куда ты пойдешь?
— Домой, — она в лицо не смотрела, моргала часто. — Куда же еще?
— Лекс сейчас зол, — негромко протянул оборотень. — Очень зол. Его можно понять. Не принимай его слова близко к сердцу.
— Почему ты постоянно его защищаешь! — она не выдержала, повысила голос, хоть и старалась сдержаться. — Почему? Он тебя ни в грош не ставит, оскорбляет ежеминутно, насмехается, а ты его защищаешь! Ты считаешь его другом, но он лишь…
— Чернокнижник, — Армон неожиданно усмехнулся. Склонил голову, серьезно глядя на девушку. — Видишь ли… он оскорбляет меня, потому что… мне это нужно.
— Что? — опешила Одри.
— Ты знаешь что-нибудь о рихиорах? В народе нас называют оборотнями. Мы живем стаей Одри. Чем больше стая, тем сильнее каждая особь. Члены стаи словно узелки на сети, много узелков, и каждый, кто этой сетью накрыт, может спать спокойно. — Он невесело улыбнулся. — Наша основная форма — не человеческая, Анни. Звериная. И наше тело всегда хочет в эту форму вернуться. Стая держит, не позволяя стать зверем окончательно.
— Но ведь у тебя нет стаи… — в ужасе прошептала Одри. Она уставилась на мужчину во все глаза, начиная осознавать.
— Вот именно. Моя стая всего из одного человека. И это Лекс. Поначалу я обращался в зверя от каждого косого взгляда. От резких движений. От любой насмешки. И чтобы вернуться в тело человека мне требовалось несколько часов. А сейчас, — он вновь усмехнулся. — Меня мало что трогает.
— То есть Лекс своими издевательствами сделал тебя… невосприимчивым?
— Почти. Не совсем, конечно. Но все же, я сейчас разговариваю с тобой, а не рву где-нибудь в лесах лосиху. Рихиоры теряют разум, если остаются без стаи, Анни. Правда, Лекс оскорбляет и издевается с истинным удовольствием!
— Но я… — она в растерянности прижала пальцы к щекам. — Я не знала! Я думала… Богиня, я ведь думала…
Он вновь коснулся ее руки лишь на миг, тронул прохладные пальцы.
— Лекс злится. Но он поймет. Когда-нибудь. И знай, что я на тебя не в обиде.
— Ты действительно слишком хороший. Для нас всех… — девушка выдавила улыбку и повернулась к двери. — Может, заглянешь как-нибудь? Настоятельницы научили меня заваривать прекрасный чай. Ровно в шесть часов вечера. Я буду рада угостить тебя.
— Буду счастлив отведать, — Армон рассмеялся. — До встречи, Анни.
— Всего доброго, Армон.
Привратник целителя подал девушке плащ и с поклоном открыл перед ней дверь. С улицы в гостиную хлынули звуки проезжающих экипажей, крики булочника, визг бродячей собаки, стук мелкого осеннего дождика, накрывшего Кайер.
— Чай в шесть часов вечера, — задумчиво протянул Армон. — Звучит неплохо.
* * *У меня появилась дурная привычка — сидеть в гостиной и рассматривать нарисованное на стене генеалогическое древо Раутов. Оно начиналось семь сотен лет назад, почтенным Антуанном, членом светлой гильдии. С годами и столетиями наше древо ветвилось и разрасталось, множество лиц, заключенных в рамки, смотрели на меня со стены. Мои предки. Те, кем я всегда гордился.
Эрнест Раут нашел меня у Кархана, когда мне исполнилось шестнадцать. Я сидел на цепи, словно пес, наставник пытался научить меня послушанию. И на импозантного гостя я рычал вполне по-звериному, а потом попытался свалить его запрещенным заклятием. В общем, встреча с родителем оказалась запоминающейся.
