Кресли Коул - Нет голода неистовей
— Именно, — последовала пауза, и затем он спросил: — Почему ты никогда не искала меня до этого дня?
— Я узнала о том, что ты мой отец примерно восемь часов назад.
В его глазах вдруг мелькнули чувства, но они оказались столь мимолетны, что Эмма подумала, будто ей привиделось.
— Твоя мать…не сказала тебе?
— Я не знала ее. Она умерла сразу после моего рождения.
— Так скоро? — тихо спросил он будто самого себя.
— Я искала информацию о моем отце — о тебе — в Париже, — пояснила она, отчего-то пытаясь утешить его этими словами.
— Я жил там с твоей матерью. Над катакомбами.
При упоминании о месте, из которого Лаклейн с трудом вырвался, возникшая еще минуту назад толика тепла по отношению к Деместриу тут же испарилась.
— Посмотри, как в твоих глазах искрится серебро, прямо как у нее, — взгляд его красных глаз впервые оценивающе прошелся по Эмме.
Повисла неловкая тишина. Она огляделась по сторонам, пытаясь вспомнить тренировки, которые навязывали ей Анника и Регина. Накостылять Кассандре — это одно, но сейчас перед ней сидел монстр.
Она нахмурилась. Если он монстр, тогда и я тоже.
Эй, и мне не обязательно жить. Она знала, что только один из них покинет эту комнату. И теперь Эмма осознала, что это в лучшем случае.
На стенах она заметила оружие. Перевернутые вверх ногами и висящие крест-накрест мечи. Те, что в ножнах — были более подвержены ржавчине, и поэтому хрупки. Значит, нужно достать тот, что без ножен.
— Садись, — когда она неохотно подчинилась, он поднял кувшин с кровью. — Выпьешь?
Она мотнула головой.
— Поостерегусь.
Он бросил на нее взгляд полный отвращения.
— Ты говоришь как человек.
— Мне бы по доллару за каждое такое заявление… — выдохнула она.
— А может, ты просто совсем недавно пила из своего ликана?
Даже если бы могла, она не видела смысла это отрицать, поэтому, расправив плечи, произнесла:
— Да, пила.
Он приподнял брови и посмотрел на нее с новым интересом.
— Даже я отказался пить из бессмертного, подобного ему.
— Почему? — спросила она, наклоняясь вперед. Ею полностью завладело любопытство.
— Это было единственным указанием, которое моя мать дала теткам, когда отослала меня к ним — я никогда не должна была пить напрямую из источника.
Деместриу не сводил взгляда с кубка с кровью.
— Когда ты выпиваешь кого-то досуха, ты забираешь все его воспоминания, всё, что у него есть — даже самое потаенное из глубин души. И стоит чаше воспоминаний переполниться, как эта бездна становится очень даже буквальным термином. Можно ощутить ее на кончике языка. Сердце становится черным, а глаза краснеют от переполняемой ярости. Это яд, который не можешь не жаждать.
— Но выпить из источника и убить — две разные вещи. Почему бы ей тогда было не предостеречь меня от убийств? — все казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой. Они разговаривали, задавали и отвечали на вопросы друг друга, даже несмотря на повисшую между ними взаимную напряженность — прямо как доктор Лектор и Кларис в тюремной сцене. Любезный и отвечающая на любезность[40]…
— И почему я тогда вижу эти воспоминания?
— У тебя есть этот темный талант? — он коротко засмеялся, но в его интонации не слышалось юмора.
— Я подозревал, что это передается по крови. Думаю, это то, что выделило нашу королевскую линию во время первого хаоса Ллора. Подобный дар есть у меня. У Кристофа. И передалось каждому человеку, которого он обернул, — добавил вампир с ухмылкой.
— И ты также унаследовала это? — переспросил он, приподняв брови, будто все еще не мог поверить ее словам. — Твоя мать, должно быть, этого и боялась. Выпив живое существо досуха — ты начинаешь сходить с ума. Выпив и забрав чужие воспоминания — ты теряешь рассудок, но также становишься сильнее.
Эмма пожала плечами, не ощущая себя сумасшедшей. Да, она чуть не разрушила замок во сне, но…
— Я не чувствую ничего подобного. Стоит ли мне еще чего-то опасаться?
Деместриу выглядел пораженным.
— Тебе мало того, что ты видишь чужие воспоминания? — выдал он, и следом продолжил. — Забирать их кровь, их жизнь, все, что они испытали и пережили — в этом предназначение истинного вампира. Раньше я выслеживал бессмертных ради их знаний и силы, но и страдал, преследуемый отголосками их сознаний. Для тебя пить из кого-то со столькими воспоминаниями все равно что… играть с огнем.
— Ты даже не представляешь, насколько прав.
Он нахмурился, задумался на мгновение, и затем произнес:
— Я держал этого ликана в катакомбах?
— Но он сбежал, — выпалила она самодовольно.
— А, и теперь ты помнишь его пытки?
Она медленно кивнула. Один из них должен скоро умереть. Продлевала ли она разговор, чтобы получить ответы на вопросы, что так долго ее мучили? Или же хотела пожить еще немного? И почему он давал ей ответы?
— Представь десять тысяч воспоминаний подобных этому, сгущающихся в сознании. Представь, как испытываешь смерть своей жертвы. Моменты, предшествующие этому: когда ты подкрадываешься к ней, а она объясняет этот звук дуновением ветерка. Или когда называет глупостью и разгулявшимся воображением поднявшиеся на затылке волосы, — рассказывая, он смотрел куда-то сквозь нее.
— Некоторые, даже не веря, сражаются до смерти. Другие, лишь взглянув в мое лицо, понимают, ЧТО пришло за ними.
По телу Эммы прошла дрожь.
— Ты страдаешь от подобных воспоминаний?
— Да, — он побарабанил пальцами по столу, и ее внимание привлекло кольцо.
Гребень и два волка.
— Это кольцо Лаклейна, — украденное с руки его мертвого отца. Мой отец убил его родителя.
Он взглянул на него, но в красных глазах совсем ничего не отражалось.
— Полагаю, что так и есть.
Он был безумен. И она знала, что он разговаривал бы с ней вот так столько, сколько бы она пожелала, потому что чувствовала, что Деместриу… одинок. И потому что считал эти часы последними в ее жизни.
— Принимая во внимание историю между валькириями и Ордой, как вы сошлись с Еленой?
Выражение его мрачного лица изменилось, казалось, его мысли витали где-то далеко. Деместриу начал будничным тоном:
— Я сжимал ее горло в своих руках, намереваясь оторвать ей голову.
— Как… романтично, — чем не история для внуков.
Он проигнорировал ее замечание.
— Но что-то вынудило меня остановиться. Я отпустил ее и стал изучать последующие месяцы, пытаясь разобраться, что же заставило меня замешкать. Со временем, я понял, что она была моей Невестой. Когда я захватил ее, забрав из дому, она сказала, что увидела во мне что-то хорошее, поэтому согласилась остаться. Какое-то время все было хорошо, но в конце она заплатила своей жизнью.
