Под крылом Дракона (СИ) - Нурт Митра
Осторожно сняв украшение, я повесила его на кран у ванной, а сама тихонько забралась в воду. Ожоги, являющиеся после кольца ещё одним из доказательств, что произошедшее со мной действительно имело место, яростно отозвались на прикосновение влаги. Я прикусила губу, но всё равно зашипела сквозь стиснутые зубы.
Мне требуется отдых. Для начала небольшой, но отдых. Может, я даже смогу обо всём забыть. Забыть и забыться, как после дурного, очень дурного сна. Вот только если бы я могла…
А ещё следует научиться держать себя в руках, и постараться убедить себя, что ничего не произошло. Ничего, абсолютно. А тяжёлое кольцо — всего лишь милая безделушка из дурного сна. Настоящая, самая настоящая, но из сна. Вот и пусть остаётся просто симпатичным сувениром.
Кое-как намылившись и даже не пытаясь растирать ожоги, я сполоснула длинные пряди волос. Эта квартира не могла помнить у меня настолько длинные волосы — я никогда не опускала их обычно ниже лопаток, а тут рыжие пряди вились до самой поясницы, если не ниже. Если волосы начнут сечься, будет очень досадно их срезать. Они же как один из кусочков памяти о Маэроре. Какими же они стали красивыми, заблестели, а о длине и говорить лишнее — коса, девичья краса!.. И она нравилась Маэрору…
Расслабиться и улечься в ванной мне стоило немалых усилий. Мысль о том, что это — только первая из многочисленных битв с собой, оказалась горькой и противной на вкус. Видения недавней жизни среди пышности и простора иного мира тянули жилы, заставляя снова и снова вдалбливать себе одну и ту же фразу — «Мне это приснилось. Это был всего лишь долгий и дурной сон». Колечко на цепочке покачивалось из стороны в сторону, всё собираясь замереть, чем старательно опровергало нужную мне мысль. Я злилась на него, а потом успокаивалась, потом расстраивалась, а потом злилась снова, — на этот раз на себя.
Вода остыла вконец, когда я выбралась из ванны и закуталась в полотенце, а после надела халат. Прибравшись за собой, вышла в коридор, обнаружив, что на кухне горит свет и там кто-то приглушенно беседует. Стоило мне заглянуть, как моему взору предстали всё те же мама и папа, сидящие за столом. И, кажется, мама старательно скрывала то, что совсем недавно плакала. В какой-то мере я рассердилась на них, но вскорости простила — они беспокоились обо мне. Я даже сказать ничего не успела, как услышала позади шаги, поэтому стремительно обернулась, отступая в кухню.
— Явилась! — недовольный голос старшей сестры отрезвлял не хуже ведра холодной воды на голову. Даже в своих старых шортах и растянутой футболке и всклокоченными ото сна волосами она выглядела грозно. — Ну, и где ты шлялась последние почти четыре дня? Совсем охамела?
— Привет, Рим. Извини, что разбудила… — примирительно вздохнула я, тщательно стараясь переварить только что сказанное мне. «Почти четыре дня…» — то есть, меня носило где-то не почти месяц, а какие-то дни?
— «Привет»? — продолжала свирепеть моя сестрица. Само её нахождение в доме было сюрпризом — она жила уже полгода на собственной квартире, так что я начинала ее понимать. — Родители по ночам не спят, твоих друзей-подруг обзванивают, ментовку и больницы кошмарят, а ты, пропав без объявления, являешься среди ночи со своим «привет»?
— Римма, — осторожно встряла мама, пытаясь успокоить свою старшую дочь, — пожалуйста, перестань. Вот и хорошо…
— Что «хорошо»? — сестра поднимала голос всё выше. — «Хорошо воспитали»? Да, нечего сказать! Я до сих пор не позволяю себе позже восьми приходить, а ей можно вот так пропадать? Сами первым делом мне позвонили! «У тебя ли Ритуля?»! Ути-пути! Вот она, здесь! Можете поцеловать её в…
— А что, тебе было бы легче, если бы я вообще не пришла? — тоска в груди не позволяла мне злиться, но остановить зарождающийся скандал требовалось. — Знаешь, а ведь это было возможно. Более, чем просто «возможно». Здорово, правда?
Неторопливо проговорив это оторопевшей от моей наглости сестрице, я открыла один из шкафчиков, служащих аптечкой, сунула в карман халата два маленьких рулона бинтов и, хлопнув дверцей, быстрым шагом добралась до своей комнаты.
Включив свет, я едва ли не застонала — диванчик был разложен и застелен, что значило, что сестра вернётся вставить мне по первое число по второму разу. Решив, что лучше времени особо не терять, я быстро скинула халат, надела чистое белье, нацепила фланелевые шортики и майку и отложила сокровище на стол, вооружившись ножницами.
Первая нога до колена была забинтована, когда в комнату вернулась Римма. Я слышала, как она немногим ранее ещё что-то выясняла с родителями на повышенных тонах, но не придавала этому значения, занятая бинтами, но игнорировать её, стоящую на пороге, было просто невозможно. Особенно когда её сердитый взгляд разбавило недоумение.
— Это что? — буркнула Римма, присаживаясь на диван и косо поглядывая на меня. Начатый бинт перекочевал к ней в руку, и сестра то и дело смотрела то на меня, то на бинт.
— Я ожидала что-то вроде «ну, подвинься, дай помогу», — в тон ответила я, медленно затягивая вторую повязку на ноге. Шлепок по рукам я получила без слов — сестра умело поправила положение моей многострадальной конечности и, размотав мои старания по практики изготовления мумии, заново туго перебинтовала сначала одну, а потом и другую ногу.
— Откуда у тебя это? — теперь притихшим голосом пыталась узнать сестра, закрепляя повязку.
— Обожглась, — кратко пояснила я, не вдаваясь в подробности.
— И тут? — палец Риммы коснулся сначала одного треугольничка, оставленного ножом Маэрора, а потом другого. Я часто-часто закивала, соглашаясь. Вот только немигающий настороженный взгляд девушки требовал продолжения.
— Скорпион. Пришлось прижигать, — я скривила губы, припоминая то сладкое время, когда я могла наслаждаться общением с моим дражайшим князем, и тут же тряхнула головой, прогоняя наваждение — нельзя, нельзя вспоминать!
— Было больно? — видимо, сестрица посчитала моё недовольство нежеланием вспоминать о жуткой боли, чему я несказанно обрадовалась. Да и сам первоначальный источник шрамика не очень-то её удивил.
— Я ничего не чувствовала. Отрубилась раньше, чем врачевать начали, — я грустно усмехнулась, в попытках построить из себя героя, а заодно хоть как-то растормошить Римку — слишком уж большими у неё каждый раз становились глаза, когда она помогала мне бинтовать руки и ноги. Первый шаг к крепости «Римма» показал, что она как и прежде непробиваема.
— Он уже начал заживать, — настаивала сестра, заканчивая перевязку тугим узелком. — Что ты мне не хочешь говорить?
— Ты мне не поверишь — а это сейчас самое главное, — я слабыми касаниями изучила повязку, про себя радуясь, что если я не буду за кем-нибудь гнаться во время сна, то больно мне не будет.
— Я же твоя сестра! — голос Римки упал до шепота после её коронной фразы детства, с которой начинались наши маленькие секреты — будь то маленькие шалости или что-то заведомо глобальное и опасное типа вылазки в какой-нибудь заброшенный дом или поход на другую часть города. Впрочем, такая сплоченность не мешала ей отчитывать меня.
— Ты не поверишь, — вздохнула я, продолжая настаивать на одной и той же фразе, саперной лопаткой делающей подкоп к крепости.
Мне требовался благодарный слушатель для фундамента спокойствия, а кто может быть надежнее того, кто готов ради тебя собственным телом прорубать тебе путь? Римму я видела именно такой, а, может, это были призраки детства.
— Ты и не пыталась объяснить, — знак, что сестра вступила в перепирательство был благодатным — победа за мной. Ларец, в который я собираюсь спрятать свои сокровища, будут надежнее многих банковских сейфов.
— Ты веришь в реинкарнацию? Не только духовную, но и телесную, — шепотом начала я, вставая с дивана, чтобы расправить свою кровать и впервые за несколько недель уснуть в месте, наиболее привычном мне.
— Как относительный ученый — не очень. Как почти состоявшийся врач — ну, в практике много интересных моментов бывает, особенно в отделе реанимации, — яма под фундамент начинала уплотняться. Дабы довершить самое начало, я нарочно не смотрела на сестру.
