Мэгги Стивотер - Воронята
Но он не мог думать. Его мысли взрывались с грохотом в грязи перед ним, одновременно с ритмом его сердца. Левое ухо кричало на него. Было так жарко, как будто влажно.
— Ты врал, — ругался отец. — Ты говорил нам, что школа давала тебе денег, чтобы туда ходить. Ты не говорил мне, что зарабатываешь… — Он остановился достаточно надолго, чтобы вынуть мятый лист бумаги из кармана рубашки. Тот дрожал в его руке. — …восемнадцать тысяч четыреста двадцать три доллара в год!
Адам ловил ртом воздух в ответ.
— Что это? — Его отец подошел ближе. Схватив сына за воротник, он поднял вверх сына так же легко, как собаку за шкирку. Адам стоял, но и только. Земля ускользала от него, и он оступился. Он должен был постараться снова найти слова, что-то внутри было сломано.
— Стипендия, — вздохнул Адам. — Стипендия на обучение.
Его отец вопил что-то еще, но это было в левое ухо, а с той стороны слышался только рев.
— Не игнорируй меня, — рычал отец. А затем необъяснимо отвернул голову от Адама и крикнул: — Чего ты хочешь?
— Вот это, — огрызнулся Ронан Линч, впечатывая свой кулак в лицо Роберта Периша. Позади него стоял БМВ, водительская дверь открыта, фары освещают облака пыли в темноте.
— Ронан, — произнес Адам. Или, может, только подумал. Без отца, удерживающего его в стоячем положении, его шатало.
Схватив Ронана за рубашку, отец Адама толкнул его к сдвоенному трейлеру. Но у Ронана заняло мгновение, чтобы устоять на ногах. Его колено нашло живот Периша. Согнувшись пополам, отец Адама попытался бросить руку на Ронана. Его пальцы безболезненно прошлись по бритой голове парня. На ответ понадобилось полсекунды. Периш разбил голову о лицо Ронана.
Правым ухом Адам слышал крики матери, чтобы они прекратили. Она держала в руке телефон и махала им на Ронана, как будто это могло заставить того остановиться. Был только один человек, который мог остановить Ронана, но у матери Адама не было его номера.
— Ронан, — сказал Адам, и на этот раз он был уверен, что произнес это вслух.
Собственный голос звучал для него странно, как будто через ткань. Он попытался шагнуть, и земля поплыла под ногами. Вставай, Адам. Он стоял на руках и коленях. Небо было одного цвета с землей. Он чувствовал себя серьезно поломанным. Он не мог стоять. Мог только наблюдать, как его друг и отец сцепились в нескольких метрах от него. Он был глазами без тела.
Драка была грязной. Один раз Ронан нагнулся, и Роберт Периш пнул его сильно по лицу. Руки Ронана соединились впереди, благодаря инстинкту самозащиты. Ронан сделал выпад и расцепил их. Рука Ронана, словно змея, набросилась на Периша и потянула его к земле.
Адам улавливал фрагменты и куски: его отец и Ронан катались по земле, ползали, дрались. Красные и синие вспышки света покрыли стены двойного трейлера, освещая все вокруг на секунду за раз. Полиция.
Его мать что-то все еще кричала.
Это был просто шум. Адам должен был быть способен встать, пойти и думать, чтобы он смог остановить Ронана, пока тот не совершил что-нибудь ужасное.
— Сынок? — Офицер стоял на коленях рядом с ним. От него пахло можжевельником. Адам думал, что мог бы задохнуться в этом запахе. — Ты в порядке?
При помощи офицера Адам поднялся на ноги. В пыли другой офицер оттаскивал Ронана от Роберта Периша.
— Я в порядке, — ответил Ронан.
Полицейский отпустил руку, но затем быстро подхватил его снова.
— Парень, ты не в порядке. Ты пил?
Ронан, должно быть, уловил этот вопрос, потому что прокричал ответ. Он включал в себя много мата и фразу о том, как выбить дерьмо.
Зрение Адама смещалось и прояснялось, смещалось и прояснялось. Он смог смутно разобрать Ронана. В ужасе он спросил:
— Он в наручниках?
«Этого не случится. Он не может попасть в тюрьму из-за меня».
— Ты пил? — повторил полицейский.
— Нет, — ответил Адам. Он все еще нетвердо стоял на ногах; земля искажалась и наклонялась от каждого движения головы. Он знал, что выглядел пьяным. Ему нужно собраться. Только сегодня днем он касался лица Блу. Было чувство, что все возможно, будто мир парил перед ним. Он попытался направить ощущения, но получалось сомнительно. — Я не могу…
— Не можешь что?
«Не могу слышать левым ухом» подумал Адам.
Его мать стояла на пороге, наблюдая за ним и за полицейским, сузив глаза. Адам знал, о чем она думала, потому что у них раньше были такие беседы много раз: «Не говори ничего, Адам. Скажи им, что ты упал. В действительности это ведь и немного твоя ошибка, правда? Мы решим это по-семейному».
Если Адам выдаст отца, все вокруг него разрушится. Если Адам выдаст его, мать этого никогда не простит. Если Адам выдаст его, он никогда не сможет вернуться домой.
Впереди один из офицеров положил руку на затылок Ронана, ведя его к патрульной машине.
Даже не слыша левым ухом, Адам ясно слышал голос Ронана:
— Я же сказал, что понял, чувак. Думаешь, я никогда не был там прежде?
Адам не мог переехать к Гэнси. Он сделал так много, чтобы быть уверенным, когда он съедет, это будет на его условиях. Не Роберта Периша. Не Ричарда Гэнси.
На условиях Адама Периша или никак по-другому.
Адам коснулся левого уха. Кожа горела и болела, и даже без слуха, который бы указал, как близко был его палец к ушной раковине, прикосновение казалось нереальным. Гул в ухе спал, и теперь там было… ничего. Вообще ничего не было.
Гэнси говорил: «Ты не уезжаешь из-за своей гордости?»
— Ронан защищал меня. — Губы Адама были сухими и измазаны грязью. Чиновник сосредоточился на нем, и он продолжил: — От моего отца. Все это… из-за него. Лицо и мое…
Мать уставилась на него.
Он закрыл глаза. Он не мог смотреть на нее и говорить. Даже с закрытыми глазами он ощущал падение, горизонт наклонялся, как будто он наклонял голову. Адаму было плохо от чувства, что отцу удалось выбить что-то значимое сбоку.
И затем он сказал то, чего не мог сказать раньше. Он спросил:
— Могу я… Могу я выдвинуть обвинение?
37
Велк скучал по хорошей еде, которая была в те времена, когда он был еще богат.
Когда он бывал дома, возвращаясь из Аглионбая, его родители никогда не готовили, но они нанимали повара, который мог прийти к ним в любой вечер, чтобы приготовить ужин. Кэрри, так звали шеф-повара, импульсивная, но при этом еще и устрашающая женщина, которая любила все измельчать ножом. Боже, как же он скучал по её гуакамоле.
В настоящее время он уселся на бордюре, теперь уже закрытой станции тех. обслуживания, поедая сухой бургер, который он купил в забегаловке быстрого питания в нескольких милях отсюда; первый бургер из фастфуда за семь лет. Не зная с каким упорством полицейские примутся за поиски его машины, он припарковал автомобиль в недоступном для света фонарных столбов месте и вернулся к бордюру, чтобы поесть.
