Хизер Диксон - Сплетение
— Сударь! — закричала Азалия. — Осторожно!
Король встрепенулся, поднимая пистолет. Тут он увидел бежащего на встречу Хранителя, шелестящего юбками.
— Сударь! — едва дыша, позвал он. — Застрелите его! Застрелите его! Скорее!
И изящной дрожащей рукой он указал на Азалию. Король вгляделся через детали механизма и разглядел застрявшую в шестернях Азалию. Их взгляды встретили. Король помрачнел.
Азалия держала платок.
Плюх!
Король распластал Азалию-Хранителя на земле, тыча пистолетом в его хорошенькую головку. Его каштановые локоны рассыпались по пыльному полу. В разбитый циферблат залетали снежные хлопья и кружили у них над головами.
— Наверх! — громко позвал Король, не пошевелив ни одним мускулом. — Наверх!
Хранитель тщетно сопротивлялся натиску Короля, сдавленно постанывая. А потом начал хныкать.
— Пожалуйста. Прошу вас не делайте мне больно.
Король дрогнул.
Хранитель корчился от боли, и на миг даже Азалия пожалела его, будто мяукающего котенка с милыми влажными от слез щечками и спутанными каштановыми волосиками.
— Пожалуйста, — молил он голосом Азалии, задыхаясь от всхлипываний. — Пожалуйста, Папа…
Король отбросил пистолет. Оружие загремело на деревянном настиле. Король подался назад.
— Нет, — произнес он. — Азалия…
— Это не я! — закричала Азалия.
Хранитель сверкнул глазами.
— Боже, храни Короля, — сказал он и приставил к груди Короля пистолет.
Бам!
Медленно, как в ночном кошмаре, так медленно, что снежинки повисли в воздухе, Король падал вперед.
Хранитель поймал его, уперев носок ботинка ему в грудь и отпихнул его назад, со всей силы. Король упал на пол. По башне покатилось глухое эхо.
Нет… нет…
— Нет! — заорала Азалия и дернула за юбку, навалившись всем весом своего тела. Послышался звук разрываемой ткани.
Часы, потрескивая, ожвились. Зашумели, затикали колесики. Азалия карабкалась через блок механизма, почти не чувствуя, как все тело обжигает острой болью.
Изможденный Хранитель без малейшего усилия вернул себе прежний облик. Он отбросил пистолет в сторону и в попытке подняться привстал на карачки, заливаясь сухим кашлем. При виде новой метаморфозы Хранителя Азалия в ужасе отпрянула.
Волосы окрасились серебристо-белым и повисли спутанными клочьями, которые раздувал штормовой ветер. Кожа на лице прилипла к костям черепа. Азалия поперхнулась, распознав в нем престарелого Хранителя, того самого — со спрятанного на чердаке портрета.
Клятва на крови. Азалия покачнулась от потрясения, следя, как годы прожитой жизни обрушиваются на Хранителя. Его скрутило и обезобразило, а кожа таяла, словно воск догоравшей свечи. В слабом свечении его ввалившиеся черные глаза задержались на обмякшей фигуре Короля, а затем метнулись к Азалии. Глаза горели триумфом. Голосом, напоминающим жухлые страницы старой иссохшей книги, он произнес:
— Я победил.
Азалия опрометью бросилась на него, но не успела — налетевший ветра раскрошил его на пыльные струи, развеяв в пустоте руки и голову. Последний порыв ветра подхватил платок из руки девушки, и сквозь циферблат увлек его в снежную бурю.
Напоследок платок блеснул серебром и исчез.
Дон! Зазвонили куранты.
Азалия сглотнула, попятившись от выступа, и взобралась на платформу с Королем.
— Сударь, — позвала Азалия. — Сударь!
Она коснулась его щеки — холодная. Король не шевелился.
Мистер Брэдфорд, едва дыша, вбежал на верхнюю ступеньку лестницы.
— Позовите сэра Джона! — закричала Азалия. — Скорее!
Мистер Брэдфорд в ту же секунду скрылся из виду. Азалия попыталась собраться с мыслями. Приложить зеркало к губам, и оно запотеет — нет, у нее нет с собой зеркальца… остановить кровь — платка у нее тоже нет, да и как много крови… слишком много. Она начала прощупывать пульс на запястье, но ее руки сильно тряслись, и она ничего не почувствовала.
На платформу башни ворвались сестры и, увидев Короля, вытаращили глаза.
Они не проронили ни звука. Ни вздоха, ни крика, ни плача. Вокруг кружились снежки, а девочки все стояли как вкопанные. Флора зажимала ладонями рот, Кейл и Лили держались за юбку Кловии. Кловию трясло. А рядом с бледностью Брэмбл снег отдавал серостью.
И из глубины воспоминаний, таких далеких и смутных, что почти не различить ни звуков ни красок, трехлетняя Азалия завыла тоненьким голоском: «Папа».
— Папа, — позвала Азалия бездыханное тело Короля. Столь инородное слово застревало в горле. — Папа… ты не можешь оставить нас, Папа… это будет совсем… совсем не по правилам…
Брэмбл встала рядом с ней на колени, хватая Короля за перевязанную руку.
— Она… она права, Папа, — неуверенно бормотала Брэмбл. — У нас же есть… правила…
Кловия рухнула на колени и прижала платок к его груди. Он быстро пропитался кровью.
— Папа, — прошептала она.
Девочки опустились на колени вокруг Короля, сглатывая и шепча единственное слово. Юбки несчастными соцветиями раскрылись на полу.
— Папа.
— Папа.
— Папа.
Шепот заглушил порывы ветра, свист снежной бури и скрипучее тиканье часов, казавшееся теперь таким незнакомым и далеким. Азалия сжала безжизненную ладонь Короля.
— Папочка, — позвала она.
Через разбитый циферблат с новой силой хлынул шквалистый ветер, как вдруг…
…потеплело.
Снег, который только что ледяными укусами садился на лицо и плечи, теперь обжигал. Разразилась буря, с ослепляющими вспышками, и Азалия догадалась, что дело вовсе не в буре, дело — в ней самой.
Что-то согревающее вспыхнуло в груди и растеклось к кончикам пальцев на руках и ногах, сияя как бриллиант в лучах солнца. Это не напоминало бурлящий приступ ярости и совсем не походило на холодное покалывание Клятвы на серебре. Это было гораздо глубже. Оно не просто пронизывало ее тело, оно проникало в душу.
Дыхание Азалии участилось.
Ощущение постепенно затихало, пока не осталось лишь теплое мерцание в груди, озаряющее сердце ласковым светом. Завывал ветер, вновь ставший студеным, холодные снежные хлопья падали на щеки, но обретенное тепло не покидало девушку.
Затаив дыхание, Азалия посмотрела на сестер.
Кловия, поверхностно и часто дыша, прижала ладонь к сердцу. Тонкие брови Брэмбл взмыли так высоко на лоб, что почти соприкасались с линией роста волос. Близняшки держались за руки, а Холли вытирала лицо юбкой. Даже самые младшенькие, Кейл, Жасмин и Лили, больше не плакали, а изумленно перемигивались друг с другом. Дельфиния была настолько бледная, что упади она в обморок — ей бы даже поверили. Все сестры выглядели ошеломленными не меньше Азалии.
