Марина Суржевская - Лекс Раут. Чернокнижник
И бросился за удаляющимся силуэтом.
В башне-маяке они пробыли совсем недолго, но пятнистые успели убрать убитых. Между домами почти никого не было, только старуха глянула на них испуганно, склонила голову и проводила настороженным взглядом. Одри увидела его первой и кинулась навстречу.
— Армон! — покосилась на укутанную в ткань фигуру и схватила оборотня за руки. — Лексу хуже! Я чувствую!
— Я тоже, — он сжал ее ладони.
— Мы все это чувствует, — голос Ланты прозвучал равнодушно.
«Ваш друг умирает», — прошелестело в головах всех троих, и они одновременно вздрогнули.
Одри прижала пальчики к голове, моргнула и со злостью отдернула руку.
— Мы это знаем! Но что нам делать?
«Использовать вашу связь. Вы все связаны с чернокнижником. Кровью. Брачными узами Вечных. Клятвой. Вам надо объединить эту связь, чтобы удержать его душу. Это единственный путь…»
— Как это сделать? — зарычал Армон.
Бесплотный силуэт опустился на траву, серые тряпки разлетелись вокруг него, как крылья подбитой птицы.
«Думать. Вспоминать. Держать изо всех сил. Не отпускать, если он вам дорог. Но знайте, что удерживая чужую душу, вы рискуете своей…»
Армон упал коленями в остро пахнущие сорняки, закрыл глаза. Его когти непроизвольно вспарывали дерн, но он не обращал внимания.
Одри села рядом, до белизны сжала ладони. Изящно опустилась на колени Ланта.
«Держите вашего друга, если хотите вернуть… Изо всех сил…»
Глава 26
В общем, смерть слегка разочаровала. Конечно, я далеко не праведник, очень даже наоборот, и потому не ждал ничего благостного и прекрасного, вроде долины цветущих лотосов у реки Аль-Маер, где прохаживаются с задумчивым видом те, кто прожил свою скучную до икоты жизнь. Такого загробного существования я себе точно не пожелал бы. Но я искренне надеялся, что отчаянным грешникам Боги приготовили хоть какие-то развлечения.
Но нет. Пока я не видела ничего занятного. Узкая лента дороги, по которой я шел мимо высоких и неподвижных трав. Ткнул в одну пальцем, но рука прошла насквозь, словно я коснулся дыма. Дорога была бесконечна, ни спереди, ни сзади ничего примечательного.
— Похоже, грешников на том свете пытают непроходимой скукой, — пробормотал я. — Вернее, на этом.
Странно, но останавливаться мне не хотелось. Мне было не жарко и не холодно, не грустно и не больно, просто… пусто. Такой пустоты не бывает при жизни. Нас всегда одолевает множество чувств — разных, противоположных, сплетающихся и разрывающих. Мы словно утлая лодчонка на волнах: вверх к радости и наслаждению, вниз к унынию, вверх к надежде, вниз к тоске… Туда-сюда без остановки, ни одной минуты тишины, и даже во сне нас терзает эта бесконечная качка…
Правда, при жизни я об этом не задумывался. И сейчас размышлял отстраненно, без эмоций. Как о чем-то не имеющем ко мне никакого отношения.
Впрочем, так оно и было.
Сожаления о жизни тоже остались где-то там, где сейчас лежало мое тело. Глупая какая-то жизнь получилась. Прав был Шинкар — никчемная. Никому не нужная. Да и мне — никто…
Имя всплыло в голове и на миг принесло запахи леса, прелых трав, мокрой шерсти. Армон. Я остановился. Задумался. Без кровной связи со мной ему придется туго… Какое-то время. Но путь он знает, найдет замену. Все же я успел его многому научить… И вообще собирался убить однажды. Так что… все к лучшему.
Запах леса остался позади.
Лантаарея пришла ощущением тлена и разрушения, темноты и тайных знаний, соблазном и искушением. Интересно, что теперь с ней будет? И моя смерть может означать ее свободу? Занятно… Даже жаль, что не узнаю. Хотя жаль не было.
Еще одно женское имя всплыло в голове, и я мотнул головой, прогоняя его. Вот о ней думать точно не хочу…
Но чем сильнее не хотел, тем больше Одри лезла в мысли, оживала, вставала в воспоминаниях, прикасалась ко мне незримо, но ощутимо.
— Прочь, — я прикрыл глаза. — Не хочу.
Я даже принялся насвистывать какой-то мотивчик, глазея по сторонам. Мысли затихали, даже бесплотное сожаление о никчемной жизни. Все тускнело, покрывалось в моей голове слоем пыли, делалось незначительным… ну было. И прошло.
— Не ходи, — посторонний голос появился так неожиданно, что я подпрыгнул и обернулся. На дороге стоял мальчишка, и я задумался, пытаясь вспомнить, где его видел.
— Ты освободил меня из клетки Шинкара, — подсказал пацаненок. — Меня и дядьку Шуара. Помнишь?
— Точно, — я кивнул. И шагнул дальше. Болтать не хотелось.
— Не ходи, — мальчишка не двигался. — Дальше уйдешь, уже не вернешься.
— Так я и не собираюсь. Возвращаться, — усмехнулся.
— Дядька сказал, чтобы ты не ходил, — пацаненок сдвинул темные брови. — Ты должен подумать о тех, кто тебя ждет.
— Не припоминаю таких, — хмыкнул я.
— Должны быть! — какой настойчивый пацан. Стукнуть его, что ли? — Вспомни!
И вновь обожгло имя. Летним дождем, грязью на щеке, запахом желания…. Остро до дрожи, до сухого горла, до боли. Боли я не хотел, и имя пытался прогнать. Но оно… цеплялось. Одри не желала покидать мою голову, трогала холодными пальцами мои чувства, играла с мыслями. Я ненавидел ее, но эта ненависть заставляла вспоминать…
Нутро обожгло, ледяные иглы пронзили плечи, ладони, ребра! Боль разорвала и потянула назад.
— Вот так… — прошептал мальчишка и посмотрел на меня стариковскими глазами.
Я выгнулся и заорал, открывая глаза на плите, залитой моей кровью.
* * *Армон зарычал, провел рукой по лицу, стирая пот.
«Вы вернули его», — голос внутри сознания заставил поморщиться.
— Теперь мне нужно попасть к Лексу, — рихиор поднялся, чуть пошатнувшись. Он не знал, что сделал Первый, но ощущал себя как после тяжелой работы: в теле дрожь, в голове — звенящая пустота, и он вновь в песчинке от обращения. Но связь крови с Лексом уплотнилась, его напарник был жив, хотя вряд ли здоров.
«Ты помнишь свою клятву, рихиор Серебрянной стаи?»
«Я сдержу слово, — говорить Армон не стал, лишь подумал. Но на поднявшуюся субтильную фигурку посмотрел твердо. — Перемести меня. Если для портала нужна жертва…
