Мать и Колыбель (СИ) - "Alexandra Catherine"

— Вы не должны утаивать от нас правду, — ответила Акме. — Какой бы страшной она ни была.

— Ты очень смелая девушка, Акме, — чарующе улыбнулся Гаральд.

— Ой, да ладно вам, господин Алистер! — усмехнулась она. — Как он запел!

Гаральд тихо и расслабленно рассмеялся, поймав её руку. Они продолжили шутить в таком духе.

— Пообедаем здесь, — объявил её спутник через несколько минут.

Путники вошли в двухэтажное здание. На первом этаже располагалась пекарня и помещение, где можно было пообедать. Гаральд усадил Акме за столик на веранде, а сам ушёл делать заказ.

Веранда выходила на чудный ухоженный садик, усаженный цветами да деревьями вишни, яблони и кустами сирени. Этот уют укрывал от городского праздничного шума. Посетителей было немного, все они беседовали друг с другом и улыбались. В дальнем углу сидела группа юных девушек, чьи голоса звенели приятными колокольчиками, переливались смехом. Их миловидные лица светились, и Акме вспомнилась уютная Кибельмида. Приятная атмосфера, милые сердцу воспоминания о доме помогли освободиться от пугающих мыслей о шамширских головорезах.

Она быстро пришла в себя, вновь осознав, кто привёл её сюда, и эта мысль взволновала и радостью, и смутными сомнениями. Всё же Гаральд оставался для неё загадкой. Акме никак не удавалось раскрыть его намерений на её счёт. Но знала наверняка, что влюбилась. Даже если мужчина не мог ответить ей столь же сильным чувством, она не откажется от понимания, что сердце её не сможет выбрать никого другого. И мысль эта сладкими тисками сдавливала душу.

Вскоре Гаральд вернулся. Пока он проходил мимо столика с группой хихикающих девушек, одна из них обратила на него внимание, вовсю заулыбалась и что-то восторженно зашептала подругам. Все девочки поглядели на него, стараясь разглядеть и его черноволосую спутницу. Акме стало неуютно от такого внимания.

«Странно, что Гаральда сделали шпионом, — пронеслась в её голове непрошеная мысль. — Мне всегда казалось, что соглядатаи должны быть неприметными. Но Гаральда, увидев однажды, уже нельзя забыть».

— Здесь очень уютно, — улыбнулась Акме, стараясь забыть и свои мысли, и девушек, которые постоянно оборачивались к ним и что-то шёпотом обсуждали между собой.

— Да, и не так шумно, — Гаральд с сомнением поглядел в сторону хихикающих девиц. — В этом заведении предпочтение отдаётся еде, а не выпивке. И это нисколько не привлекает гуляк. Особенно в такой день.

Повисла неловкая тишина. Настолько неловкая и ощутимая, что до неё можно было дотронуться.

— Акме… — тихо и решительно сказал Гаральд, глядя ей в глаза. — Я хочу поговорить о нас. Я так и не объяснился с тобой по поводу того недоразумения, произошедшего между нами.

— В этом нет необходимости, — сказала девушка, пожав плечами. Почему-то ей стало очень жарко.

— Нет, подожди, — твёрдо ответил тот. — Должно быть, ты тогда подумала, что я обманул тебя и оставил, несмотря на все свои обещания.

— Да, я так и подумала, — честно отозвалась Акме. — И думаю так иногда до сих пор, но…

— В тот же вечер после того, как мы с тобой… — он замялся, — ходили к Провидице, меня вызвал к себе отец и заявил, что отсылает в Беллон отвезти некоторые бумаги. Он приказал мне оставаться там до тех пор, пока карнеоласские посланники не вернутся домой, в Карнеолас. Я должен был сопровождать их. А им было приказано работать в Беллоне ещё два месяца. Я долго спорил с отцом, но это был приказ короля — изданный, скреплённый печатью. Нарушь я его, король имел полное право заключить меня в тюрьму. У меня даже не было времени поговорить с тобой, я должен был уезжать тотчас. Я так и не добился от отца ответа, чем была обусловлена подобная спешка. Полагаю, так он решил, что сможет уберечь меня от похода в Кунабулу. Я даже письма не успел написать тебе, он следил за каждым моим шагом. Записку я смог отправить уже за пределами Кеоса. Я отправил более десяти писем за тот месяц. Я догадывался, что ты можешь их не получить, и я оказался прав. Их перехватывал отец. Ты не представляешь, каких трудов мне стоило закончить все дела раньше. Втёрся в доверие к этому зануде, Верховному Судье Беллона, и в конце концов добился того, чего хотел: он потребовал, чтобы я сопровождал его на пути в Кеос. Я прыгал до потолка, заручившись письменным согласием Трена.

— Но ты вернулся на день раньше заседания Тайного Совета, — сказала Акме. — Ты сказал, что был на балу. Почему ты сразу не пришёл ко мне и не объяснил мне всё?

— Никто не должен был знать, что я прибыл во дворец гораздо раньше, чем беллонский судья. Но, поверь, я очень хотел, — глаза Гаральда неистово засверкали, лицо потемнело от гнева. — Когда я увидел, как ты танцуешь с Арнилом, как бесстыдно он ведёт себя с тобой и как он поцеловал тебя на балу, мне захотелось приложить его смазливую рожу о стену. С разбега. Я видел, как ты вышла из зала и стояла в парке, но когда я плюнул на все предосторожности и решился подойти к тебе, ты уже возвращалась в зал, а вокруг были гости, которые могли узнать меня.

Акме молча глядела ему в глаза.

— Пожалуйста, не молчи, — тихо попросил Гаральд.

— Раз ты был откровенен со мною, я тоже буду, — Акме усмехнулась, но обожания в её взгляде больше не было, только разгорающийся гнев, глаза сузились. — Кем ты меня считаешь?

— Не понял.

— Кем ты меня считаешь, если думаешь, что я поверю в эту твою идиотскую историю? Ты не подошёл ко мне на балу, потому что проверял меня. Ты узнал и об отношении принца ко мне, и о подарке, который я не приняла, и решил понаблюдать, сдамся перед его натиском или нет.

Гаральд замер, пристально глядя ей в глаза, потом ответил:

— Такие мысли тоже были. Всё-таки я оставил тебя на целый месяц и ни разу за это время не дал о себе знать. А принц всегда был рядом.

— Я прошла твою проверку? — бровь Акме угрожающе выгнулась. Очень угрожающе.

— Прости меня, — ответил Гаральд. — Даже если бы ты выбрала его, это твоё право.

Щёки девушки пылали. Но не от смущения. От злости. Кулаки сжались. Ей хотелось придушить его. Выплеснуть ему в лицо чашу с водой, желательно с кипятком. Она вспомнила свою угрозу — выжечь его изнутри — и желание выпустить огонь начало поглощать болезненным жаром. Первым её порывом было встать, уйти и запереться в комнате на все дни пребывания в Локене. Она дёрнулась, отодвинув стул.

— Стой, — выдохнул Гаральд, сжав её руку. — Ты можешь уйти, если так этого хочешь. Но мы наконец должны пройти через этот неприятный разговор, чтобы между нами более не было недопониманий.

Акме всё же поднялась, но не ушла. Отошла в сторону со сложенными на груди руками, чтобы пройтись по длинной веранде. Огонь рвался наружу, ей нужно было подышать и походить, чтобы успокоиться. Разговор действительно был очень неприятным.

Гаральд подождал некоторое время, потом подошёл к ней. Акме заговорила, стараясь, чтобы её голос не прыгал:

— В день выезда из Кеоса я чувствовала невероятное облегчение. Радовалась, что уезжаю из этого прогнившего Нелея. Уезжаю от придворных, короля, твоего отца, этой Габриэлы. А главное — от вас двоих. Мне хотелось кричать, когда я поняла, что вы тоже едете в Кунабулу.

— Рассчитывал, что ты обрадуешься, когда поймёшь, что я еду с тобой, — пробормотал Гаральд, вставая рядом с ней.

«Вот же самодовольная скотина!» — подумала Акме, на этой раз ей захотелось засмеяться.

Заказ был принесён. На тарелках поданы горячие ароматные булочки с корицей, с клубничным, яблочным, вишнёвым повидлом. Доставили и дымящееся жарко̀е, и невероятно аппетитную утку с жареными грибами.

— Акме, — снова заговорил Гаральд. — Прошу тебя: пойдём пообедаем. Неизвестно, когда ещё нам удастся так вкусно поесть.

— Ты проголодался?

— Да. И я не вернусь за стол без тебя.

— И не думала, что ты такой шантажист, — вздохнула Акме и решила сдаться.

Также принесли вино, от которого девушка решила держаться подальше: от его крепости язык мог развязаться, а поведение стать слишком легкомысленным. Тщательно сдерживаемые чувства и эмоции могли разорвать её, о последствиях было страшно подумать. Она несколько удивлённо оглядела всё это многообразие, и Гаральд, усмехнувшись, осведомился: