Дылда Доминга - Вампирская сага Часть 3
— Рукописи тех времен? — Горолакс удивленно поднял брови. — Но кто тогда мог писать?
— Мне нужен дневник Мары. — Сказал Дориан.
Горолакс осмелился поднять на него взгляд и застыл, изучая его лицо.
— Она вела дневник?
— Это была книга. — Ответил Дориан. — Она говорила, что наша история может закончиться в любой момент, и записывала ее для того, чтобы ее не поглотило время. Она говорила, что это история нашей любви, и если она когда-нибудь забудет ее, всегда можно будет прочесть и вспомнить.
— И вы думаете, что если мы найдем ее…
— Да, если мы найдем ее, я дам ей ее прочитать. — Глаза его горели безумием. Горолакс невольно передернулся.
— Господин, вы почти не питаетесь. Возможно, вам стоило бы присоединиться к Малькольму? — Робко предложил он.
Дориан рассмеялся, и не было ничего доброго в этом смехе.
— Мне не надо пить кровь для того, чтобы насытиться. — Ответил он снисходительно. — Мне достаточно того, что питаетесь вы.
Горолакс содрогнулся.
— Вы впитали в себя силу старейших?
— Их сила принадлежала тьме. — Отрезал Дориан. — Я всего лишь вернул ее.
— Ищите рукопись. — Он махнул Горолаксу рукой, давая понять, что разговор окончен.
Горолакс удалился, и в комнату снова зашел Саранд.
— Вам все еще нужен Малькольм, господин?
— Да, пусть зайдет, когда освободится. — Произнес Дориан и вернулся к книгам на столе.
— Нагара, — Малькольм склонил голову в знак приветствия.
— Проходи, Малькольм. — Произнес Дориан.
— О чем ты хотел поговорить со мной?
— О том, что ты думаешь по поводу Сэм.
Малькольм молчал.
— Я вижу, как смотрит на меня Горолакс. Ты тактичнее, но я хочу знать: ты тоже считаешь меня безумцем? Считаешь, что она не может быть Марой?
— Вы с ней единое целое. — Осторожно ответил Малькольм. — Ты можешь проникнуть в ее мысли и намерения, прочитать ее от начала и до конца.
— Да, — в голосе Дориана появились нотки гнева, — я могу прочесть человека, Сэм, но там нет и следа от Мары. Потому что Мара — не человек. Я не могу читать свет, я не могу его даже увидеть.
— Как же вы были вместе?
— Ты хочешь сказать, что это было ошибкой? — Глаза Дориана горели синим пламенем. — Это было невозможным, невероятным, но мы были вместе. И я знаю, что она ждет меня. Я слышал, как она звала меня. Я, наконец, снова стал самим собой, и я должен ее найти.
— Ты ищешь кого-то, кого нет. — Грустно произнес Малькольм. — А до самой Сэм тебе нет дела.
Дориан напрягся, и в следующую секунду по телу его прошла рябь, как по поверхности воды. Он закрыл глаза, словно уходя в себя, но уже через несколько секунд открыл их вновь, медленно выдохнув.
— Что происходит? — Спросил Малькольм.
— Сэм, — прошептал Дориан, — вошла в меня.
Малькольм внимательно смотрел на него.
— Она идет сюда? — Спросил Мак, заметно напрягшись.
— Нет, — улыбнулся Дориан, и улыбка его не была доброй. — Я отключил ее. Как и в ночь накануне нашей встречи. — Его взгляд был устремлен куда-то вдаль.
— Накануне нашего прилета в Готмунд? — спросил Мак.
— Да. — Кивнул Дориан.
— Куда она шла? — Осторожно спросил Малькольм.
— В Готмунд. Перехватить тебя.
— Ты отпустил ее, когда решил, что со мной покончено. — Произнес Малькольм.
— Я не мог рисковать ею. — Ответил он, глядя прямо на Малькольма. — Хрупкий несовершенный человек в куче дикарей. Я едва успел там, в зале совета.
— Да, ты прав. — Согласился Малькольм. Он сам винил себя за свою неосмотрительность. Он помнил, как Сэм распяли на соседней стене, и он потерял ее из виду, не в состоянии ничем ей помочь. Помнил ее крики и пришедшую на смену драке тьму.
— Она воззвала ко мне, — глаза Дориана смягчились и наполнились жидкой тьмой, — и я пришел.
Какое-то время они оба молчали.
— Ты все еще любишь ее? — спросил Дориан.
— Она любит тебя. — Ответил Малькольм.
— Я знаю, что Мара любит меня, но человек, которым она стала, Сэм, очень привязана к тебе, Мак.
— Это не так. — Малькольм прошелся по комнате, как он всегда делал, когда немного нервничал. — Я больше не существую для нее.
— Существуешь, — тяжело произнес Дориан, — больше, чем мне хотелось бы признать.
— О чем ты? — Малькольм смотрел на него изучающе, и по его интонации понял, что Дориан говорил сейчас не о догадках, а о чем-то, что он точно знал из их общей связи.
— Знаешь, почему она не прибежала к тебе в первую же ночь?
— Ты удержал ее? — Пристально посмотрел на него Малькольм.
— Нет, — Дориан грустно улыбнулся. — Она испугалась.
— Чего?
— Себя. Того, что отдастся тебе, даже зная, кто я такой. — Дориан вернулся за стол. — И отдалась бы.
Малькольм замер, потом тяжело опустился в кресло.
— И что ты намерен делать?
— Если она вспомнит, — сказал Дориан, взглянув на него, — все встанет на свои места.
— Могу я попросить тебя о чем-то? — вдруг произнес Малькольм.
— О чем? — удивился Дориан.
— Я помогу тебе, но пообещай мне, что позволишь мне увидеться с ней до того, как она вспомнит.
Дориан горько усмехнулся и несколько раз сжал до хруста и разжал переплетенные пальцы.
— Обещаю, — наконец сказал он. — Я ей не враг, Мак. — Добавил он. — И никогда не мог и не смогу причинить ей боль. — Произнес он, намекая на их давний разговор, когда они находились в ровно противоположных ролях.
— Я надеюсь. — Сказал Малькольм и молча вышел.
Глава 10
Сэм очнулась все там же на кровати на рассвете. Она не понимала и не помнила, что произошло. Помнила лишь, что шагнула во тьму с четким намерением поговорить с Дорианом, а потом — ничего, пустота, и вот она приходит в себя на кровати. Это было очень похоже на тот случай в Готмунде, когда у нее выпали из жизни целые сутки. Сэм вскочила и понеслась вниз проверить, какой был день. Щелкая каналами, она, наконец, увидела дату и время. На этот раз из ее жизни выпала лишь ночь. Могла ли она просто заснуть? Наверное, могла, но засыпать ей точно пришлось во тьме. Дориан должен был знать, но не разбудил ее. А раз не разбудил, значит, не хотел. Или наоборот, хотел ее усыпить, как и в Готмунде. Подозрения закрались в ее голову, но были прерваны неожиданным появлением Габриэля. Судя по торчащим волосам и блеску в глазах, он тоже не был в умиротворенном настроении.
— Здравствуй, Габриэль. — Произнесла Сэм не очень радостно.
— Здравствуй. — Отозвался он, и это прозвучало почти язвительно.
