Клиомена - Четыре цвета счастья: эльфийская сказка
– Я вижу насквозь твою маленькую, без памяти влюбленную Атани.
– В кого она влюблена? – вырвалось у него.
– Ой, да Властелин Кей, – подражая манере Румер, воскликнула женщина, – сомневается в своей супруге! Может и дитятко…
– Умолкни! – он стиснул ее плечо.
– Что ты вообще увидел в этой смертной?
– Смысл своего бытия я видел в ней, пока ты не обожгла меня светом Валмара.
– Ты должен избавиться от них, иначе мой отец не даст согласия на наш союз.
– Ари, разве я просил твоей руки? – растерянно спросил Властелин.
– Как смеешь ты – сумеречный Авари – так говорить с той, что зрела свет Древ Амана?!
– Душенька, надо было там оставаться и смотреть на него сколько влезет.
– Ах, ты! – взвизгнула Аредель, намереваясь ударить Кейрана.
Он поймал ее руку и привлек девушку в объятия.
– Я сама позабочусь обо всем, Кейран, – вкрадчиво процедила Ар-Фэйниэль.
Губы эльфа накрыли ее.
Румер больше не могла этого видеть: ее любимый ласкает другую под крышей их дома. Она бежала, не разбирая дороги, пока не уткнулась во что-то твердое. Вытерла застилающие взор слезы. Поняла, что стоит на одном из мостов, ведущих во внешний двор цитадели. Внизу бурлил поток, напевая свою грозную и чарующую песнь.
Первой мыслью было броситься в его объятия. Здравый смысл удержал девушку от подобного проявления слабости.
«Она сказала, что сама позаботится, а он… он не возразил… не ужаснулся… Он поцеловал эту … эту Белую… потаскуху…»
Руки сжались в кулаки, ей захотелось завыть точно раненному хищнику. Запрокинув голову, она увидела почти круглый диск луны.
– Скоро полнолуние… – всплыло из глубин памяти. – Оро… Бежать к нему, пусть его сильные руки укроют меня от мира, как в детстве.
– Все будет хорошо, радость, – раздался знакомый голос, похожий на приглушенный рык льва.
Румер повернула голову, но не увидела Боромира. Только ветер играл в кронах столетних древ, что обрамляли ворота Имладриса.
– Так запросто я не сдамся. Эта Бледная гадина еще узнает, каков на вкус гнев дочери Атанатари.
Келебрин вернулась в пустую спальню, тихо свернулась калачиком на краю широкого ложа. Слез не было. Сна тоже. Пальцы сминали шелк простыней.
Шорох открываемой двери заставил ее вздрогнуть. Почувствовав, что Кейран преспокойно ложится позади нее, девушка сжалась и прикусила щеку, чтобы не закричать.
«Он даже не смыл с себя ее запах», – черная пелена гнева затмила зрение.
Сильная, изящная кисть супруга взяла ее за локоть, потом скользнула вниз– вверх, задирая рукав. Девушка ощутила привкус собственной крови из прокушенной щеки, когда губы эльфа коснулись кожи. Келебрин содрогнулась – Кейран привлек ее к себе, прижимаясь всем телом.
– Ты не спишь, моя маленькая Атани? – хрипло спросил.
– Уже нет, – проворчала она, изо всех сил стараясь не выдать своего отвращения.
– Почему так холоден твой голос, любовь моя? Мы не провели вместе и часу времени за все эти дни…
Келебрин обернулась, негодующе сверля его пламенным взором.
– Я… я холодна?! Это Владетель Кейран проводил все свое время с заморскими гостями… Особенную радость ему приносят танцы с Ар-Фэйниэль!
– Обычаи гостеприимства, Келебрин.
– В доме может быть только одна Госпожа, – процедила девушка.
Однако Кейран не обратил внимания на ее слова, а только обнял крепче.
– Они скоро уедут, – продолжил он.
– Навсегда?
– Если нам не повезет.
– Не понимаю тебя, Кей, – заглядывая в зведносветные очи супруга, взмолилась девушка. Неожиданно ей нестерпимо захотелось, чтобы всему увиденному нашлось разумное объяснение. Или чтобы все это оказалось дурным сном.
– Грядет война, любимая, – вздохнул Владетель Имладриса, кладя руку ей на затылок. Но Келебрин увернулась от поцелуя, живо вспомнив, как пару часов назад эти губы целовали Белую потаскуху.
– Перед отъездом ты говорил, что неурядицы Амана не касаются Авари.
Брови эльфа удивленно взлетели вверх.
– Так ты слушала меня, девчушка? Келебрин, я так обидел тебя тогда. Незаслуженно…
«И продолжаешь обижать», – подумалось ей.
– Против своей воли мне придется участвовать в их неурядицах. Имладрису не удастся выстоять в одиночку, если полчища Врага ринутся на нолдоров.
Он умолк, прижавшись лбом к ее лбу. Перебирал пальцами серебрящиеся пряди, вдыхал ее дыхание. Девушка чувствовала, как гнев уходит, что из памяти начинает стираться знание о его измене.
– Не будем сейчас об этом, – севшим голосом попросил эльф, отстраняясь и прикасаясь к светящемуся ровным белым светом фаэливрину. – Позволь мне любить тебя, Среброструйная.
Румер показалось, что воля ее закована стальными обручами, ибо, когда губы Кейрана притронулись к шее, воспротивиться этому она не смогла.
Келебринкель проснулась поздно с тяжелой головой, словно и не спала или пила всю ночь напролет. Борясь с подступающей к горлу дурнотой, девушка выглянула в окно. Имладрис гудел точно растревоженный улей. Ржали лошади, раздавались выкрики эльфов на синдарине и менее знакомом Келебрин наречии – квенье.
– Неужели они уже выступают? – прошептала она, инстинктивно сжимая фаэливрин. – Неужели Кей так запросто оставит меня после вчерашней ночи?
Пальцы скользнули к припухшим от страстных поцелуев губам, потом ладони прижались к животу.
– Илуватар знает, как нелегко мне расставаться с тобой, девчушка, – услышала она голос вошедшего в спальню Властелина Авари.
Через миг Кейран оказался у ее ног, обнимая за колени и целуя в живот. Лихорадочные поцелуи обжигали сквозь тонкий шелк рубашки. Дрожащая Келебрин оперлась о плечи мужа.
– Не уезжай, – пролепетала она, словно опасаясь, что больше его не увидит.
– С севера пришли дурные вести: Феанор мертв, его старший сын в плену; Фингон рвется ему на выручку. Финголфину же крайне необходимо вернуться к остальным – теперь он верховный Князь нолдоров, – на одном дыхании выложил Кейран. – Помнишь, что я говорил тебе вчера. Нам не отсидеться в сторонке.
– Я также помню, как ты советовал им просить помощи в Дориате… – возразила девушка.
Владетель Кейран поднялся на ноги и покачал головой.
– Дориату они не нужны. У Тингола есть Мелиан с ее волшебной завесой. У меня же … только меч, чтобы защитить вас.
Одну руку он положил ей на живот, а другая сжала эфес тяжелого меча на богато расшитой перевязи.
– Прости, что во мне нет волшебства, – сокрушенно вздохнула она.
Его пальцы сильнее прижались к ее животику.
