Мелисса Марр - Чернильный обмен
По другую сторону ожидала высокая тощая банши,[5] которая и призвала его.
— Что нам делать?
Разговаривая, она заламывала руки, сопротивляясь своему врожденному инстинкту заплакать от скорби так, как умеют только банши. Однако долго сопротивляться ей вряд ли удастся, но Ириал не отвечал, не мог сейчас дать ответ.
Он подобрал пустую гильзу, повертел ее в руках. Медь не могла навредить фейри, так же как не мог и свинцовый сердечник пули, который он вынул из мертвого тела фейри, когда прибыл на место. И все же было очевидно: простая человеческая пуля убила фейри.
— Ириал? — банши прикусила язык, и кровь, просочившись из уголка рта, стекла на ее заостренный подбородок.
— Обычные пули, — пробормотал он, переворачивая осколки металла пальцами.
За все эти годы, с тех пор как смертные научились изготавливать различные вещи, он ни разу не видел, чтобы один из его людей погиб от них. Их могли подстрелить, но они излечивались. Они всегда излечивались от ран, которые наносили им смертные — от всех, кроме некоторых, нанесенных сталью или железом.
— Отправляйся домой и плачь. Когда к тебе придут остальные, скажи им, что район этот теперь запретная зона.
Затем он поднял окровавленную фейри на руки и пошел прочь, оставив банши голосить на бегу. Ее крики соберут их всех, таких уязвимых ныне фейри Темного Двора, донесут до них ужасную весть, что смертный убил фейри.
К тому времени, как спустя несколько мгновений появился нынешний Габриэль — левая рука Ириала, — его крылатая тень пеленой простерлась над улицей. Его черные, как чернила, слезы падали на тело Гвин, стирая остатки «иллюзии».
— Я достаточно долго ждал, чтобы оценить возрастающую силу Летнего Двора, — сказал он.
— Слишком долго ждал, — произнес Габриэль. — Продолжай выжидать, и война придет на твой порог на их условиях, Ири.
Как и его предшественники, этот Габриэль («Габриэль» было названием ранга, а не именем, данным при рождении) был прямолинеен. Это было неоценимое свойство.
— Я ищу не войны между Дворами, мне нужен просто хаос, — Ириал остановился у веранды дома с плотно закрытыми ставнями. Это был один из множества домов, которые он содержал для своих фейри в тех городах, которые они считали своим домом. Он взглянул на дом, на место, где будет лежать тело Гвин, где по нему станет скорбеть Двор.
Очень скоро Бананак получит весть о смерти Гвин, и эта охочая до войны фейри начнет плести свои бесконечные интриги. Ириал и не пытался утихомирить Бананак. Она становилась все нетерпеливее год от года, требовала больше насилия, больше крови и больше разрушений.
— Война — это не самое лучшее для нашего Двора, — сказал Ириал скорее самому себе, чем Габриэлю. — Это в порядке вещей для Бананак, но не для меня.
— Если это не твое дело, то и не дело Ищеек, — Габриэль протянул руку и погладил щеку Гвин. — Гвин согласилась бы с этим. Она не стала бы поддерживать Бананак даже сейчас.
Трое темных фейри вышли из дома, дымчатая мгла льнула к ним, будто исходила из их кожи. Они молча взяли тело Гвин и понесли его внутрь. Через открытую дверь Ириал видел, что они уже начали развешивать повсюду в доме черные зеркала, покрывая ими все доступные поверхности в надежде, что не окончательно ушедшая в мир теней тьма вернется домой, в тело, что ей хватит сил войти в пустую оболочку, и, когда вернется Гвин, за ней будут заботливо ухаживать и смогут ее исцелить. Но это было невозможно: Гвин была воистину мертва.
Ириал видел их на улице — мерзких смертных, в которых было столько желанного насилия, до которого он не мог добраться. Все изменится.
— Найди их — тех, кто сделал это. И убей.
Пустые до сих пор места вокруг огамических знаков на предплечье Габриэля покрылись извивающимися надписями. Они служил напоминанием о приказе Темного Короля. Габриэль всегда носил королевские распоряжения в виде четко видных указаний прямо на своей коже — для того, чтобы запугать остальных и дать понять, что такова воля короля.
— И пошли кого-нибудь, чтобы доставили к обряду кого-то из фейри Кинана. И Донии тоже, — Ириал осклабился при мысли об угрюмых фейри Зимнего Двора. — Черт, притащи сюда и парочку фейри-отшельников Сорчи, если сможешь их найти. Ее Высший Двор больше ни на что не годится. Я не развязываю войну, но давай устроим несколько заварушек.
В сумерках Ириал сидел на своем возвышении, глядя на своих скорбящих фейри. Они корчились от муки, ходили взад-вперед и плакали. С глайстиг[6] лилась грязная речная вода прямо на пол; несколько банши все еще стенали. Ищейки Габриэля — в человеческом обличье, с кожей, украшенной движущимися татуировками, и серебряными цепочками на руках и шеях — перешучивались между собой, но все они скрывали тревогу. Дженни Зеленые Зубы[7] и ее родственники обвиняюще посматривали на собравшихся. Только фейри чертополоха[8] выглядели спокойными, пользуясь всеобщим страхом, подпитываясь переполняющей комнату паникой. Всем было известно, что уже пошли слухи о перевороте. Со смертью фейри необходимость принять чрезвычайные меры стала неизбежной. Среди них всегда существовали группировки, ходили слухи о бунтах; так было всегда. Но на этот раз имелось отличие: один из них погиб. Это существенно меняло ставки.
— Уходите с улиц, — Ириал окинул всех взглядом, отмечая знаки несогласия, определяя тех, кто может присоединиться к Бананак, когда та начнет переманивать их на свою сторону. — До тех пор, пока мы не поймем, насколько мы ослабли.
— Надо убить новую королеву, их обеих, — прорычал один из Ищеек. — И Летнего Короля, если потребуется.
Остальные Ищейки криками одобрили идею. Ли Эрги[9] довольно потирали свои кроваво-красные руки. Несколько собратьев Дженни ухмылялись и кивали. Бананак сидела тихо; ей не нужно было говорить, чтобы остальные узнали ее предпочтения. Насилие было ее единственной страстью. Она наклонила голову набок и ничего не делала, только наблюдала. Ириал ей улыбнулся. Она открыла и закрыла рот, зубы клацнули, будто она укусила его. Больше она не двигалась. Им обоим было известно, что она относилась к его планам с неодобрением и что она его провоцировала. Снова. Если бы она могла, она бы его убила, чтобы ввергнуть Двор в раздоры, но Темные фейри не могли убить своих правителей.
Ворчание становилось все более оглушительным, пока Габриэль не поднял руку, призывая всех к тишине. Когда все в комнате успокоились, Габриэль сверкнул зловещей улыбкой.
— Ваш Король держит речь. И вы будете ему повиноваться.
