Все темные секреты (ЛП) - Гальего Паула

— Нет. Амита. Нет. — Я трясу её, кладу руки на её грудь, на руки, на лицо… — Амита…

И правда пронзает меня, раскалывает пополам и ломает.

Я сама попросила Эрио позволить мне увидеть её в последний раз… и он исполнил это.

Теперь я жива, Амита лежит в моих руках, и мы больше никогда не будем вместе.

Крик

Мой крик рвется из самых глубин, и мне всё равно, кто его услышит. Однако звук глушит нечто более мощное: оглушительный грохот стекол, разбивающихся под невидимой рукой, словно под ударом яростного ветра.

Это воздух.

Воздух, полный ярости, рвущийся из меня.

Стекла лопаются, их осколки разлетаются в пустоту, и другие крики, громче моего, начинают раздаваться в коридорах и снаружи, за окнами. Я не поднимаюсь, чтобы увидеть, куда докатилась волна разрушения моего гнева. Это не имеет значения.

Я держу Амиту за руки, затем кладу ладони на её грудь.

Закрываю глаза и всей душой желаю остановить кровотечение, залечить рану, вернуть её к жизни…

Я не делала этого раньше, но делала нечто подобное. Мы поняли, как это работает, и со временем попытались вызвать магию намеренно: цветы, прорастающие из пустоты, бури, возникающие ниоткуда, порывы ветра, что трепали нам волосы…

Я всё ещё вижу её там, среди деревьев, где солнечные лучи касались её лишь в редких местах, как она кружится, позволяя себя ласкать призрачному ветру. Её распущенные волосы разлетаются вокруг, листья поднимаются вихрем у её ног…

Если мы могли делать такое, то я смогу её исцелить.

Я желаю этого, как тогда, когда впервые решилась захотеть то, за что, по мнению Воронов, мне суждено было оказаться в аду.

И я ощущаю, как кровь перестает течь, как плоть под порванным платьем возвращается на своё место. Теперь от раны не осталось и следа; только её чистое, невинное тело, разорванное платье и кровь, чей источник уже никто не узнает.

— Амита, — зову её с надеждой.

Но Амита не открывает глаз.

Я кладу руку на её щеку, отказываясь признать правду, отказываясь разрушить последнюю надежду.

— Амита… — прошу я, умоляюще.

Она выглядит словно спящей. В её прекрасных чертах нет и следа боли.

Я провожу пальцами по её шее, пытаясь нащупать пульс, но не нахожу ничего. Ни биения сердца, ни шёпота жизни. Ничего.

Я поднимаюсь, шатаясь, не понимая, что делаю, и едва добираюсь до вестибюля.

Ноги подкашиваются, воздух застревает в легких, и, в следующий миг, я падаю, и всё погружается во тьму.

***

Когда я просыпаюсь, я знаю, что ничего не видела во сне. На этот раз я не ушла в мир грёз или кошмаров; я осталась в тёмной и холодной пустоте, и когда возвращаюсь, остро осознаю, где нахожусь, что произошло и чей это был труп, оставленный мною в спальне.

Я рухнула всего в нескольких шагах от двери. Я не позволяю себе оглянуться и вернуться назад. Не утруждаю себя, чтобы посмотреть в зеркало, увидеть, что случилось с моим лицом, руками или одеждой.

Пусть увидят кровь, за которую им суждено умереть.

Я не знаю, сколько прошло времени. Понимаю лишь, что прошло достаточно много, когда замечаю, что атмосфера вокруг изменилась.

В коридоре ни души, как и в залах для отдыха.

Вижу, как служанка убегает в противоположном направлении, но она не боится меня или моего вида. Её что-то напугало раньше.

На улице тоже никого, если смотреть из окон, как и на кухне или в прачечной. Захожу в покои Эриса, но его там нет. Конечно, это не может быть так просто.

Натыкаюсь на нескольких парней, что бегут мимо, но они не останавливаются, когда я пытаюсь выяснить, что происходит. Спустя пару попыток, молодая девушка, работающая на кухне, наконец соизволила взглянуть на меня.

Она даже не замечает крови, и это тревожит меня.

— Что происходит? От чего все бегут?

Она едва задерживается на мгновение, чтобы схватить меня за руку.

— Беги, — говорит она. — Нас убьют за то, что служили Львам.

— Кто? — спрашиваю я.

— Волки, — отвечает она. — Беги.

Она тянет меня, но я не позволяю себя утащить, и она больше не пытается. Отпускает мою руку, оборачивается и убегает.

Я иду туда, откуда она бежала, и вынуждена отступить в сторону, когда в коридоре, ведущем к тронному залу, мимо меня проносится группа солдат.

Я следую за ними.

Тишина вскоре сменяется криками, звоном стали, отчаянными приказами…

Я двигаюсь словно во сне, ничего не имеет значения, пока не подхожу к распахнутым дверям тронного зала и не вижу солдат, Львы и Волки схлестнулись друг с другом. Охранники сражаются против людей Нириды и Кириана, которых нигде не видно. Некоторые из тех, кто носит форму Льва, также обратились против своих. Невозможно, с одного взгляда, понять, кто на чьей стороне.

Шум битвы гремит, отдаваясь эхом в пустых стенах, под высокими сводами. Трон пустеет в центре зала, и у его подножия, на белом мраморе, раскинулся багровый след крови.

Тогда я замечаю тело и голову, лишённую короны.

И странное удовлетворение, смешанное с яростью того, кто пришел вторым в гонке, пронзает меня.

Они обезглавили его. Проклятому наследнику Львов отсекли голову.

И это была не я.

Я остаюсь стоять на месте, незаметной, как тень, в течение долгого времени. Лишь один из солдат Львов, только что оставшийся без противника, замечает меня. Он смотрит на меня, сжимает меч и, сделав шаг в мою сторону, даже не успевает взмахнуть клинком.

Я лишь желаю этого — и яростный порыв, такой же мощный, как тот, что разнёс стекла, отшвыривает его к ближайшей стене. Его удар приглушённый, теряется в хаосе битвы, но я слышу звук отчётливо: хруст его черепа о мрамор.

Снова, чувствуя, как магия течёт во мне, я ощущаю лёгкость, но также и усталость, словно этот дар рождается из моей жизненной силы.

Теперь здесь нечего делать — это я понимаю. Если Эрис мёртв, то в этом дворце для меня ничего не осталось.

Солдат падает, пронзённый мечом всего в нескольких шагах от меня.

Кто-то кричит с другой стороны зала.

Кровь заставляет одного из стражников поскользнуться и упасть рядом с обезглавленным телом принца.

И тогда я принимаю решение.

Я уничтожу Воронов.

Я лишу их того, что они жаждут больше всего: власти.

Магия горит на кончиках моих пальцев. Ярость, боль, дикая неукротимая сила.

Я понимаю, что не смогу сделать это одна, и только один человек может понять, что я чувствую. Тот, кто осмелился подвергнуть сомнению всё, ради чего мы проливали кровь и убивали, и поставил под угрозу годы работы и жертв… Только один человек осмелился отвергнуть всё, за что мы были готовы умереть.

Я поворачиваюсь.

Мне нужно найти пташку.