Сделка (СИ) - Вилкс Энни

— Останови ее.

Низкий и холодный голос, прозвучавший от двери, будто окатил меня ледяной водой, и, пользуясь моим замешательством, Дарис торжествующе вытащил у меня мой самодельный факел и откинул его прочь, а меня обхватил поперек пояса.

Обладатель голоса шагнул в световое пятно и что-то прошептал. Только начавшийся пожар, повинуясь его слову, мигом потух, погасли и огни в чаше, и даже благовония — стало совсем темно. За тот краткий миг, что мужчина был на виду, я лишь успела разглядеть выражение лица незнакомца: он смотрел на меня, чуть сощурившись, и губы его были плотно сжаты.

Никогда раньше я не видела творящихся заговоров. Что-то внутри меня ухнуло вниз, и по каждой клеточке моего тела растекся такой восторг, что я забыла и о Дарисе, и о недавних его поцелуях, и о проклятой клетке, и даже об артефакте.

_______

Визуализация персонажей: https://litnet.com/ru/blogs/post/456499

5.

Служители культа тысячи богов оказались весьма опасными для тех, кто не умеет шептать. Бывавший в Пар-ооле только в юности и запомнивший его народ как плохо организованные разрозненные племена, Келлфер не ожидал, что храм будет защищен не для вида, а по-настоящему: и артефактами, искажающими для шепчущих возможность направлять силовые потоки, и вооруженными зачарованным оружием крепкими воинами, которые явно не коротали время до старости, а считали свое назначение великой честью. Познакомившись с ними чуть ближе, Келлфер не понимал, как Келлтору удалось убедить этих фанатиков даже ненадолго оставить свои посты, и отдавал сыну должное: какими бы аргументами Келлтор ни пользовался, он сделал почти невозможное.

С тех пор, как Пар-оол объявил артефактологию не порождением зла, а божественным провидением, прошло всего триста пятьдесят лет, но этого времени хватило, чтобы в раскаленных и прежде бесплодных землях изменилось почти все. Из общины еле выживавших кучек людей, готовых перегрызть друг другу глотки ради воды и укрытия от солнца, Пар-оол превратился в единое централизованно управляемое государство и сумел заставить считаться с собой. Он обзавелся масштабным флотом, занял соседние острова, обозначил и охранял свою границу по морю. Столица разрослась, зазеленела влажными кронами растущих теперь на красной глине высоких деревьев с крупными круглыми листьями, люди больше не умирали от жары и не искали пищи: всего было в избытке. Теперь пар-оольцы были спокойнее, сильнее, увереннее и агрессивнее к чужакам, от которых, как они считали, были одни беды. Караанда была наглухо закрыта от влияния извне — и амулетами, висящими на каждых воротах, и человеческой неприязнью и недоверием.

Но больше всего Келлфера удивило обилие магических предметов, какого он не видел даже в Приюте. Здесь они были делом обычным и даже обязательным, пар-оольцы совсем не боялись, что они могут взорваться или причинить им еще какой-то вред: шепчущих, заговоры которых могли бы войти в конфликт с волнами действия амулетов, в Пар-ооле почти не осталось, а кто каким-то чудом выжил — точно не стал бы шептать. Подумать только, чуть ли не каждый нищий носил на себе хотя бы один простенький артефакт!

Поменялось все, кроме непримиримой и пронизывающей каждую сферу жизни религии, подчинявшей себе умы пар-оольцев с детства и владеющей их душами до самой смерти. Вера в тысячу богов определяла, как пар-оольцы одевались, ели, проводили свое время, как торговали, как умирали и как вступали в брак. Казалось, каждое решение, принятое в этих ранее бесплодных, а теперь богатых землях, проверялось на соответствие высшему закону.

Которому Келлтор самонадеянно решил бросить вызов.

.

Храмовый комплекс, поистине величественный, состоящий из десятков построек и глубоких, связанных с южными окраинами Караанды, подземелий, был огорожен на совесть, за ним следили, и даже дикой собаке не удалось бы пробраться на его территорию незамеченной. Келлфер и Келлтор потеряли уйму времени, проникая внутрь через систему подземелий: пробивание новых проходов в сети тоннелей должно было остаться скрытым, а когда новые ходы все же будут найдены — не выглядящим как работа шепчущего. Нельзя было допустить, чтобы мотив незначительного происшествия показался пар-оольцам религиозным. Келлферу пришлось устроить несколько обвалов, и оставить ложный след, ведущий к торговцам фатиумом, опасным наркотическим веществом, запрещенным повсеместно.

Келлтор, угрюмо следуя за отцом, при вскрытии каждого нового тоннеля напоминал тому, что время истекает, и Келлферу хотелось развернуться и уйти, но он сдерживал раздражение, продолжая путь. Оба понимали, что не успеют вернуться до закрытия окна: даже если бы они нашли Илиану, на территории храма портал было не открыть, а возвращение к защитному периметру заняло бы никак не меньше трех четвертей часа. Келлфера злила недальновидность Келлтора, соизволившего явиться в Приют вплотную к истечению срока закрытия окна и не рассчитавшего сложность поставленной задачи. Келлтора до ярости доводила неспешность просчитывающего каждый шаг Келлфера: он сжимал кулаки, раздувал ноздри, но молчал.

Когда наступила полночь, оба, не сговариваясь, замедлили шаг, остановились и посмотрели друг на друга. Келлтор развел руками, как бы говоря: «Ну что ж поделать, придется задержаться», и Келлфер отвернулся. Еще неделя в этом неприятном месте, наедине с сыном и его женщиной. Прекрасная перспектива.

.

Как был хорош изначальный план! Девчонке стоило просто сбежать, пользуясь неожиданно сломавшейся клеткой, а спустя пару дней ее труп обнаружили бы в подземельях. Его бы сожгли или закопали, не приглядываясь, и иллюзия спала бы уже глубоко под землей или в пламени, сквозь которое нельзя было бы заметить, как тело девушки превращается в мешок с песком. Казалось бы, проще простого. Если бы не стены, укрепленные так, что с ними мог сравниться разве что принадлежащий черному герцогу Обсидиановый замок, если бы не эти ловкие воины с сетями-амулетами, будто подготовленные ловить шепчущих, если бы не сын, сначала гордо вышедший навстречу служителю храма, а после потерявший всякую осторожность при виде своей возлюбленной и позволивший ей устроить пожар, если бы не сама девушка, упрямо заявившая, что должна спасти других пленников.

Илиану пришлось лишить сознания, а после успокаивать разбушевавшегося Келлтора заверениями, что его возлюбленной этот сон не принесет ни боли, ни вреда. Их приходилось закрывать защитной маскирующей завесой, а при ее создании — учитывать поля действия артефактов. Вынужденный ни на миг не терять концентрации, Келлфер придерживал детей и прощупывал путь впереди, стараясь не отвлекаться.

Девушка обвивала бледной рукой широкую шею сына, и иногда чуть вздрагивала в магическом сне. Келлфер то и дело останавливался на ней взглядом — на белом пятне платья посреди вездесущей красной глины и мрачных, серых стен тоннелей. Его сын придерживал свою ношу аккуратно, как величайшую драгоценность, и отказывался идти быстро, чтобы случайно не уронить ее.

Келлферу не понравилось, что он увидел, когда ступил в западный придел храма и застал улыбавшегося в свете пламени сына, безучастно смотрящего, как Илиана громит алтарь. Было жалко наблюдать, как он следит за пленницей собачьими, обожающими глазами. Казалось, каждое движение Илианы возбуждало Келлтора, и Келлфер даже удивился, что не застал пару в куда более пикантном положении.

Похоже, девушка была куда более стойкой, чем беспомощная и бессловесная жертва, которую в таких красках описывал Келлтор, пробираясь за спиной отца по казавшимся бесконечными катакомбам. Сын был готов выполнить любой ее каприз, и, вполне вероятно, Илиана пользовалась этим.

Такой силы страсть Келлферу была не понятна.

.

— Отец, — прошептал ставший вдруг очень вежливым Келлтор. — С ней точно все в порядке? Она как-то…

— Помолчи, — оборвал его Келлфер, коротко оценив состояние девушки. Веки ее дрожали, лоб был влажным. — Все в порядке, она все еще просто спит. Прекрати тяжело дышать. Вас не должно быть видно и слышно. Заговор не глушит звуков и разрушится, если вы коснетесь его.