Карен Монинг - В оковах льда
— Риодан примет тебя сейчас.
Это один из его людей, высокий, мускулистый и покрытый шрамами, как все они. Он провожает меня в начало очереди, мимо протестов и обещаний, которые варьируются от флирта до гротеска. Когда мы спускаемся в клуб, я поднимаю барьеры, чтобы защитить сердце от эмпатии.
Музыка обрушивается на меня — пульсирующая, дикая. Эмоции вгрызаются, несмотря на мои попытки отгородиться от них. Такой обнаженный голод, такое неприкрытое желание соединения и значимости! Но они идут неверным путем. Я вижу здесь само определение безумия: они приходят в Честерс, чтобы найти любовь. Почему бы им не отправиться в пустыню в надежде найти воду?
Лучше бы им ограбить хозяйственный магазин и в процессе найти там другого грабителя — по крайней мере, они бы знали, что встретили ответственного и способного человека, который пытается что-то отстроить. Или воровали бы в библиотеке! Любой, кто умеет читать, — уже неплохой вариант. Примкнули бы к группе молящихся, в городе сейчас таких много.
На поверхности каждый человек, мимо которого мы проходили, казался счастливее предыдущего, но я чувствовала все: боль, незащищенность, одиночество, страх. Большинство из них не знали, как пережить эту ночь. Многие потеряли стольких любимых, что им было уже все равно. Они жили в закутках брошенных зданий, без телевизоров и способа уследить за всеми угрозами мира, который постоянно меняется. Их главная установка была проста: не спать сегодня в одиночестве. Все эти люди недавно могли получить желаемое, всего лишь коснувшись сенсорного экрана. А теперь, оставшись без внешнего панциря, с пробоинами в защите, они потеряны и делают плохой выбор.
И я не могу не думать…
Сумею ли я до них достучаться? Смогу ли я как-то собрать их вместе и повести к общей цели? От этой мысли кружится голова. Они не ши-видящие… но они молодые, сильные и впечатлительные.
Женщина танцует, запрокинув голову в поддельном экстазе, улыбается в окружении людей и Невидимых. Проходя мимо, я вижу вспышку ее чувств и знаю, что она верит: мужчина полюбит ее, только если она сможет постоянно его ублажать. Она отказывается от своего права быть личностью с потребностями и желаниями и превращает себя в инструмент для насыщения потребностей любовника. Она яркая, как бабочка, сексуальная, как львица в сезон спаривания, и ею будут дорожить.
— Это не любовь, — говорю я, когда мы проходим мимо. — Это сделка. Ты вкладываешься в нее. И должна получить что-то взамен.
Когда я была моложе, я начала ранжировать людей по десятибалльной шкале на предмет сломленности. Она сломлена на семерку. Ее сердце можно исцелить, но для этого понадобится очень серьезно настроенный мужчина и много времени. Мало кому так везет. Мало кто до сих пор ищет вторую половинку, как мы с Шоном.
Мы поднимаемся на второй этаж, я смотрю вглубь клуба и вижу Джо, одетую как католическая школьница. Мне не нравится издевательство над моей верой, и меня до сих пор тяготит ее решение здесь работать, но она так страстно об этом спорила, так серьезно отнеслась к своей миссии по сбору информации в таком богатом источнике. Пока что она не рассказала мне ничего, что убедило бы в важности ее пребывания в этой выгребной яме. Я кое-что знаю о людях: кем мы себя окружаем, тем в итоге и становимся. Среди хороших людей легко быть хорошим. В толпе подлецов легко стать подлецом.
Мы поднимаемся по лестнице, и я понимаю, что мой взгляд все время возвращается к сектору, где официанты одеты только в облегающие кожаные штаны и галстуки. Загорелые мускулистые торсы, или, в другом случае, щедрые бюсты — оголены. Туда нанимают только самых красивых. У одного из официантов великолепная спина и размашистые пружинистые движения. Я бы часами могла смотреть, как он ходит. И я радуюсь. Круус испортил меня не настолько, чтобы человеческие мужчины перестали казаться мне привлекательными.
Мой провожатый ведет меня по коридору с гладкими стеклянными стенами справа и слева, цельными, если не считать практически незаметных швов. Комнаты здесь тоже сделаны из двустороннего стекла. В зависимости оттого, как устанавливается освещение, каждая комната может быть прозрачной изнутри и зеркальной снаружи, и наоборот. Дэни описывала верхние этажи Честерса, но ожидания не сравнить с тем, что я испытываю, проходя здесь лично. Люди не любят смотреть, что скрыто за лживым фасадом. Но здесь, в этом логове, ты вынужден видеть это на каждом шагу. Владелец Честерса — расчетливый и опасный человек. И я пришла сюда сегодня только для того, чтобы определиться с моим долгом, выплатить его и забыть.
Мой проводник останавливается и прижимает ладонь к стене. Стеклянная панель скользит в сторону с гидравлическим шипением. Его ладонь давит мне на шею, направляя в полутемную комнату.
— Босс будет здесь через минуту.
Отсюда я могу видеть все, что происходит снаружи, со всех сторон, вверху и внизу. Из этой стеклянной норы Риодан изучает здешний мир своими глазами и объективами камер. По периметру комнаты, начиная от потолка, идут три ряда маленьких мониторов. Я изучаю их. Камеры установлены во всех комнатах, практически под всеми углами. Есть комнаты, в которых происходит то, чего я даже не представляла. И это мир, который я должна изучить, если хочу управлять девочками.
Дверь за моей спиной с тем же шипением открывается, и я ничего не говорю, ожидая его первого слова. Он тоже молчит, и тогда я тянусь к нему своим даром эмпата, чтобы определить его чувства. Но в комнате, кроме меня, никого нет. Я понимаю, что кто-то открыл дверь, увидел меня, а не его, и вышел. Я продолжаю изучать экраны, медленно поворачиваюсь, разглядывая лица, движения, жесты. Сейчас мне, как никогда, нужно изучить поведение людей.
Рука, опустившаяся мне на плечо, заставляет меня непроизвольно вскрикнуть.
Я в ужасе оборачиваюсь и утыкаюсь Риодану в грудь, его руки мягко смыкаются вокруг меня. Я бы заговорила, но понимаю, что смогу только заикаться. В этой комнате никого, кроме меня, не было. Я не слышала, чтобы дверь открывалась снова. Как же тогда он здесь очутился?
— Успокойся, Катарина. Я спас тебя вчера ночью не для того, чтобы сегодня причинять вред.
Я смотрю на его лицо, но ничего не могу по нему прочесть. Об этом человеке говорят, что у него только три выражения на все случаи жизни: веселая насмешка, столичная холодность или ярость. Говорят, что, если ты увидишь ярость, ты покойник.
Я на всю мощь открываю свой дар эмпата.
Я в этой комнате одна.
У меня просто нет слов. И я решаю начать с тех, что остались:
— Я одна в этой комнате.
