Елена Муравьева - ПЛАН «Б»
— Нет?
Татуся явно намекала на свою дурацкую розу. Но Тата больше не заботили мелочи. Она была уверена, что теперь справится с любой напастью. И точно…Легкого толчка хватило, дабы красное уродище вывалилось из почвы и тут же рассыпалось в прах.
Однако похвастаться победой было не перед кем. Татуся исчезла. Из обуз осталась одна Татьяна. Но это был вопрос уже только времени.
— У меня куча дел. Тебе пора, — сказала Тата и отвернулась.
Прошло мгновение она почувствовала, как ослабился самоконтроль и от того стало легче дышать. Затем выдержка железным ошейником, сжимавшая горло, отпустила мертвую хватку, и сердце забилось ровнее, спокойнее. Затем ушла настойчивость, хитрость, жадность, отчаянное стремление иметь больше и больше.
— Прощай! — долетел еле слышный шепот.
— Не поминай лихом, — небрежно уронила Тата. Мысли ее были заняты другим. К пробуждению Никиты требовалось доставить в гостиную массу необходимых вещей и из них соорудить не что-нибудь, а целый мир.
Спустя четверть часа Тата критично разглядывала творение своих рук и удовлетворенно кивала. Мир получился славным. Не идеальным, конечно, но сносным. Недостатки были заметны лишь при внимательном рассмотрении.
Кстати, проснулся и глава приемной комиссии.
— Тата, — позвал Никита.
Линев сидел на диване, закутавшись в простыню, и походил на римского патриция в тоге:
— Извини, я заснул…
Тата устроилась рядом, прижалась к теплому плечу.
— Все в порядке. Заснул и заснул, с кем ни бывает.
— Ты так напряжена. Что-то случилось?
— Я должна тебе кое-что сказать.
— У тебя кто-то есть?
— Не кто-то, а что-то. У меня есть секрет. И я хочу им поделиться. Я — волшебница, — просто сказала Тата.
Бабушка когда-то наказала строго-настрого никому не признаваться в своих магических талантах.
— Никому? — переспросила тогда Тата.
— Никому!
— Никогда?
— Никогда!
— А ты никому никогда не говорила?
— Нет!
— А дедушке?
— Дедушка не считается. Дедушке я доверяла.
— Значит, если доверяешь, можно открыться?
— Если доверяешь, можно все, — позволила бабушка.
— А как же доверяй, но проверяй, — напомнила Тата.
— Доверие это то, что возникает до всяких проверок. Его можно не оправдать, но нельзя подвергнуть сомнению. Оно либо есть, либо его нет.
Линев удивленно приподнял брови:
— Волшебница?
В голосе звенело отчуждение.
«Словно в тайном уродстве признаюсь» — Тата стиснула зубы, закрыла глаза, сжалась, словно перед ударом, принялась терпеть.
— Волшебница, — повторил Никита, медленно, нараспев. — То есть ты обладаешь экстрасенсорными способностями?
— Я умею делать чудеса.
— Чудеса… — Никиту словно переклинило, впрочем, чему удивляться — информация-то не рядовая. — Ну, хорошо. А какая ты волшебница: добрая или злая?
— Добро и зло — условные понятия, — снова вспомнилась бабушка.
— Согласен. А что ты можешь?
— Все, — истинное могущество всегда скромно.
— Все?
— Почти. Существует несколько запретов и ряд правил. В остальном колдуньям предоставлена полная свобода действий.
— Значит, ты меня причаровала? Я влюбился не по своей воле? — спросил Линев почему-то насмешливо.
Внимательно выслушав, что колдовать любовь нельзя, что это одно из самых строгих табу, Никита хмыкнул:
— Не оправдывайся. Я так спросил, для формы. На самом деле, ты тут не причем. Помнишь, фильм «Секрет»? Когда-то я его посмотрел и придумал, какой должна быть моя вторая половинка. Ты — точная копия. Значит, я тебя притянул, как и обещали авторы фильма.
От слова «копия» Тата вздрогнула.
— Можно я буду оригиналом? Не люблю быть похожей на кого-то.
— Извини, я неловко выразился. А ты можешь что-то для примера такое колдонуть?
— Могу. Надевай брюки и пойдем в гостиную, приобщу тебя к настоящему чуду.
— Голым точно нельзя? — спросил Никита, но потянулся за джинсами, — а где моя рубаха?
В ней была Тата.
— Я готов!
— Линев, ты, наверное, удивлен моей откровенностью?
— Отчасти.
— Но ты мне поверил?
— Больше да, чем нет. Все-таки прежде мне волшебницы не встречались. Но если мечты сбываются, значит, все возможно.
— Хорошо. Тогда следующий вопрос: помнишь, ты позвал меня в мечту? Приглашение еще в силе?
— Да, конечно.
— Тогда зажмурься. Теперь открой глаза.
— Что это?
Никита удивленно озирался. Секунду назад он был в гостиной, а теперь каким-то странным образом очутился на зеленой поляне перед симпатичным деревянным домом, окруженным цветущим яблоневым садом. Высокие окна, резные наличники, крыльцо в пять ступенек, на веранде плетеное кресло-качалка, рядом круглый стол. Все так, как он себе представлял!
— Это твой Дом и Сад, — объявила Тата.
— Откуда они взялись?
— Какая разница. Хочешь посмотреть?
— Да, конечно.
— Иди, не бойся…
Линев с сомнением сделал шаг, второй, оглянулся и уже увереннее двинулся по тропинке к дому, саду, мечте.
Тата с облегчением вздохнула. Первая часть плана сработала.
У порога кабинета Никита замер. Этого не могло быть! Было, тем ни менее! Стол! Кресло! Рукопись! Все что он лелеял в своих потаенных мыслях!
Линев сел, облокотился о гордую спинку, руки устроил на подлокотниках, голову откинул высоко, посмотрел в окно и чуть не расплакался. Неужели свершилось?! Неужели?!
— Я открою окно, — в комнате появилась Тата.
Порыв ветра надул тонкий шелк занавески, вспучил парусом, впустил запах зелени и свежести. Никита поднялся, оставаться без движения он не мог, нервозное возбуждение гнало вперед, и прямо через окно выбрался в сад.
Он никогда не представлял свой Дом снаружи, всегда только изнутри. Принадлежность Сада к мечте являлась скорее дополнением, антуражем, чем необходимостью. Теперь же, увидев цветущее, волнующее бело-розовое великолепие, Линев понял насколько важно, что место его силы — Дом был в гармонии с природой. Причем именно такой: сияющей яблоневыми соцветиями, манящей первозданной трогательной чистотой.
Однако чарующая сила природы не погасила экзальтированный подъем чувств, и Никита поспешил дальше. В старый запущенный парк, которым заканчивался сад.
Линев миновал ажурной резьбы беседку, увитую виноградом. Постоял немного у довольно фривольной скульптуры пейзапочки (налитая грудь, упругий зад, полненькие ляжки), восседающей на коленях у кавалера и очутился под сенью старых тополей.
