Вероника Мелан - Дрейк
Он задумчиво посмотрел на стоящего рядом начальника и добавил:
– И это ладно еще я. А как такое Бернарде собираешься объяснять ты, Дрейк? Ты, чье тело – мощнейший излучатель, преобразовывающий пространство. Как ты будешь говорить ей обо всем этом, когда придет время?
– Ты заглядываешь далеко вперед, Сиблинг. Возможно, объяснения не понадобятся вовсе.
Силуэт Джона покачал головой.
– Твой фон меняется.
– Возможно. Но она молода и не знает своих возможностей. Когда отрастут крылья, ей захочется летать, а не сидеть на чьем-то подоконнике.
Коллега долго молчал, не убежденный, больше озадаченный ответом. Окурок в его пальцах дотлел, отлетел в темноту и растворился где-то в траве. Небо окончательно потемнело. Теперь только уличные фонари привычно исполняли свою работу, высвечивая на дороге широкие желтые пятна.
– Ты наступаешь на те же грабли, что и я, Дрейк.
Джон повернул светловолосую голову и встретился с насмешливым взглядом серо-голубых глаз начальника.
– Езжай домой. Мне тоже пора.
Зашуршала куртка, звякнули ключи от машины, раздался короткий, оповещающий о том, что сигнализация отключена, звук.
Уже по пути домой Дрейк размышлял над словами, брошенными Сиблингом. Руки сжимали руль, и ему – этому рулю, ничего не делалось от прикосновений могущественного водителя, в застывших глазах которого отражался свет фар проезжавших навстречу машин.
– Ты наступаешь на те же грабли, что и я, Дрейк….
Может быть. Может быть.
Наверное, это должно было заставить насторожиться, проанализировать ситуацию, принять меры по искоренению неполадок в очередной раз забарахлившего человеческого тела, но Дрейку отчего-то нравились всколыхнувшиеся эмоции. Небольшой клубок запутавшихся ниток, концы которых едва заметно щекочут изнутри.
….– наступаешь на те же грабли….
Джон был прав. Теоретически. Но практически…. Дрейк вдруг ощутил, что слишком давно он не наступал ни на какие грабли и соскучился по переменам.
Один раз деревянной ручкой в лоб не помешает даже ему, большому начальнику.
Губы в зеркале дрогнули в улыбке.
Глава 10
– Да ваши яблоки, вы сами на них посмотрите – мелкие и гнилые, а такую цену просите!
Я отчитывала уличную продавщицу смачно, громко, размеренно. Будто монстр, до того дремавший внутри меня из-за выданного Дрейком разрешения, открыл красные глаза и теперь с удовольствием скалил пасть, наслаждаясь вседозволенностью.
Злость, недовольство, даже страх – все это питало красноглазую тварь как ничто другое; я же – ведьма на помеле (постанывая от стыда) – выдавала порцию за порцией грязных слов и оскорблений, стараясь как можно качественнее выполнить домашнее задание. Ведь отчитываться начальнику придется в подробностях и на большом экране кинозала. Филонить нельзя.
Продавщица в толстой куртке с повязанным на голове платком исходила волнами гнева и беспомощности – я почти физически ощущала эту смесь. Рядом уже столпился кружок из зрителей: женщины, мужчины, молодняк и несколько стариков. Смотрели кто с удивлением, кто с праведным возмущением, кто с жадным любопытством, будто это был не просто спектакль «обычная девушка – обычный рынок», а настоящее реалити-шоу «Дом 2». Публика переминалась с ноги на ногу, ожидая новых рисковых кренов в сложившейся ситуации и огненных диалогов, которые потом можно будет пересказать родным и соседям. Какая-никакая, а потеха в обыденной серой жизни.
– А что цена! – наконец обиженно взорвалась тетка в платке. – Вы магазинную видели? А про гнилые, это вы….. вы вообще обалдели что ли? Все, все до единого хорошие! Да вы посмотрите! Зачем поклеп-то! Клиентов отгоняете….
Она яростно совала мне под нос нормальное, в общем-то, яблоко. И не такое уж дорогое. Мне стало даже жаль ее, с утра до вечера мерзнущую на ветру женщину (чью-то жену, мать), которой приходилось не только терпеть физические неудобства работы под открытым небом, но еще и втолковывать капризным экземплярам (наподобие меня), что товар непорченый, а вполне себе пригодный к продаже.
Я слушала ее смиренно, с покорной готовностью быть покрытой толстым слоем матерков, но их не последовало. Сдалась продавщица. На радость мне и к разочарованию публики.
– Молодая, а какая вредная…. – бормотал старческий голос за спиной. – Раньше и таких яблок не было, а ей, вишь…. В войну так вообще не знали, что это такое….
– Вы берете или нет? А то мне бананов надо!
– И мне. Очередь уже скопилась.
– Девушка, поторапливайтесь….
Я слабо гавкнула что-то неразборчивое бубнящей за спиной толпе и пошла прочь.
Черт бы подрал такое задание….
Ни нервов, ни сил не осталось. Прав был, Дрейк, ой как прав. Слова не бывают просто словами – они такая же энергия, как и все остальное, и сегодня я убедилась в этом так хорошо, как никогда раньше.
За целый день из моего рта вывалилась такая куча гадостей, что превратись каждая из них в стрелу, половина района полегла бы еще до вечера, так отменно я старалась.
За очередную подколку на Татьяну вылился ушат смачных помоев, который поверг в шок не только Валентину Олеговну, но и всех остальных девочек. Кондукторша узнала все о своих жмотских и низменных качествах сразу же после того, как «забыла» выдать оплаченный мной проездной билетик. Билетик был отвоеван жестким боем, но в отместку по моему лицу стекали выплеванные кондукторшей оскорбления личного характера: едкие, как яд гадюки. Далее была женщина за прилавком в кафе-столовой, забывшая, что поверх риса должен лежать не один тощий кусочек мяса и три капли подливы, а по крайней мере три куска и черпак соуса. Бедная дама в белом поварском колпаке…. ее вытянувшееся от неприязни лицо до сих пор стояло перед глазами.
Потом были еще люди и еще слова, одно другого хуже. Они – невидимые, но от того не менее опасные – втыкались в людскую суть, разъедая, потачивая, заражая ее. В энергетически пробитые бреши утекала жизнь, в головах кружили мстительные ответы, не сказанные вовремя, убивающие не врага, а хозяина, отравляющие его кровь одним своим существованием.
Но людям этого не было видно. Слова срывались с губ, как спугнутые движением руки смертоносные мухи. Они взлетали с насиженных мест и отвратительным жужжанием устремлялись навстречу оппоненту, чтобы ужалить, прогрызть в защитной оболочке отверстие и отложить в нем личинок, которые не дадут ране затянуться. И пусть тело потом болеет, пусть зреет на других и себя обида, пусть растет ненависть на жизнь и соседей, пусть…. Их – мух – от этого становится только больше.
Я шла по мокрой улице и качала головой.
Нельзя…. Нельзя думать, что слова – это просто слова. Слова – это то, чем мы невидимо, но осязаемо делимся. Сказал кому-нибудь плохое, и будто шлейф тянется по пятам, хоть порой и кажется, что повеселился, «оттянулся», дал волю чувствам, не выставил себя в нужный момент «слабаком». А на самом деле как раз им и оказался – пробил брешь в своем же панцире, и плевать, на кого направлен гнев и праведный ли он. Ведь возник-то он в твоем теле, значит, его и будет пожирать.
