Мелисса Марр - Темное предсказание
«Быть счастливой».
Она почти шесть месяцев провела в тягостных мыслях.
«Пора его отпустить».
Сегодня ее ждал бал. Раз в месяц обычные вечерние танцы сменялись грандиозным празднеством Летнего двора, которое продолжалось до глубокой ночи.
Айслинн пошла в парк. Когда-то она не понимала, как можно владеть целым парком. Потом явилась другая мысль: фэйри владели землей, когда смертных еще не было и в помине. Но сегодня все рассуждения меркли перед одной неоспоримой истиной. Айслинн повторяла ее весь день: «Я — королева Лета».
Кинан уже ждал ее в парке. Он был ее королем, ее партнером в этом странном мире. Когда вокруг не было смертных, он полностью становился самим собой. Его лицо и кожа излучали солнечный свет. Его обещания волновали и возбуждали.
Он опустился перед Айслинн на одно колено и склонил голову, как ее подданный. Сегодня она не возражала. Этим вечером ей хотелось чувствовать себя могущественной и свободной. Она и так слишком много времени провела с ощущением, что у нее вырвали сердце. Сколько можно отдавать себя на съедение горю? Она королева Лета. Вокруг — ее двор, а рядом — ее король.
— Моя королева, — произнес Кинан.
— Да, — ответила она. — Твоя единственная королева.
Кинан оставался коленопреклоненным. Он глядел только на нее.
— Если ты это выбираешь…
Стоявшие вокруг фэйри ждали ее решения. Совсем как в прошлую осень, когда она была смертной. Но на этот раз ставки заметно повысились. Королева фэйри, она стояла в своем парке, рядом со своим королем, преклонившим колено ради нее. Это был праздник конца лета. Айслинн знала, что именно она выбирает. Она по-настоящему станет его королевой.
Кинан протянул руку. Так он делал на каждом балу. Каждый раз он оставлял ей возможность выбора. И каждый раз она принимала его руку, но это был не более чем формальный жест.
— Желаешь ли ты начать это празднество… со мной? — спросил Кинан.
Вопрос тоже был формальным. Это был ритуал, предварявший ночь танцев и выпивки, но почти незаметная пауза отнюдь не являлась формальностью.
— Я не могу обещать на всю вечность, — ответила Айслинн, принимая его руку.
Кинан встал и заключил ее в объятия. Они пошли вперед, и земля теплела у них под ногами.
— Ты уже подарила мне вечность, Айслинн, — прошептал он. — Сейчас я прошу дать мне шанс.
Она задрожала в объятиях своего короля, но не вырвалась. В этот раз Айслинн была рада, когда он коснулся губами ее губ. Сегодня все происходило совсем не так, как на первом празднестве, после которого начались перемены. Еще пару раз Кинан просто срывал поцелуи. Но сегодня вино не успело затуманить ей голову. Это не был поцелуй, сорванный украдкой. Айслинн позволяла себе наслаждаться ощущением его губ, прижатых к ее губам. В этом не было такой нежности, как в поцелуях с Сетом, но не было и давления на нее, как в прежних поцелуях Кинана. Айслинн испытывала какое-то новое чувство. Сладостное, хотя и с привкусом горечи.
Ее надежда и радость Кинана распространялись по парку, как вихрь. Везде, где король и королева касались земли, расцветали цветы. Природа и фэйри получили то, чего им недоставало: обещание счастья.
«Этого достаточно. Должно быть достаточно».
Потом мир закружился, а может, закружились они сами. Рядом танцевали летние девы — мелькающие пятна зеленого, медного и пурпурно-красного цветов. Плющ обвивал их едва прикрытые тела. Айслинн вдруг не понравилось, что летние девы норовят коснуться Кинана.
«Я не имею права ревновать».
Он слегка отстранил Айслинн и прошептал:
— Скажешь, когда тебя отпустить.
Айслинн вцепилась в него.
— Не дай мне упасть. Спаси меня.
— Айслинн, ты никогда не нуждалась в спасении.
Она была в объятиях Кинана, ее друга и короля. Вокруг самозабвенно танцевали летние девы, похожие на разноцветные круги, отражавшие сияние двух светил — короля и королевы Лета.
— Тебя и сейчас не надо спасать, — добавил Кинан.
— А по-моему, надо.
У нее по щекам катились слезы, и там, где они капали, мгновенно вырастали фиалки.
— Мне кажется… у меня… я тоскую по утраченной части себя.
— Ты бы чувствовала себя так же, если бы…
Он не договорил.
— Если бы не он, а ты меня оставил?
Айслинн старалась говорить как можно тише и мягче.
— Я не имел права спрашивать. Прости.
— Да, — прошептала она.
Айслинн закрыла глаза. Возможно, от своих слез, а может, чтобы не видеть смятения на его лице. Такое же смятение бурлило у Айслинн внутри. Но даже с закрытыми глазами она знала: ей ничего не грозит. Пусть они с бешеной скоростью кружатся по парку, Кинан крепко держит ее и не даст упасть.
«Если бы он встретился мне раньше, чем Сет…»
Но прошлое не переиграешь. Айслинн прижалась лицом к его груди.
— Представляешь: хочу почувствовать себя виноватой за то, что разлучила тебя с Донией. И не могу.
Кинан словно не слышал.
— Айслинн, я всего пару раз в жизни любил по-настоящему. Я пытаюсь тебя полюбить.
— Не надо…
Слова замерли у нее на губах.
— Моя королева, говорить иное было бы ложью, а фэйри не лгут. — Даже сейчас, когда Кинан упрекал ее, его голос звучал мягко и нежно. — Айслинн, прошло сто восемьдесят дней. Сет исчез почти шесть месяцев назад. Я наблюдаю за тобой. Ты упорно делаешь вид, будто каждый из этих дней не оставил отметину в твоей душе. Неужели я не могу сделать тебя счастливой?
— Ради нашего двора?
— Нет, — возразил Кинан. — Ради нас с тобой. Мне недостает твоих улыбок. Я веками искал свою королеву. Мы можем хотя бы попытаться? Теперь, когда он…
— …меня бросил, — договорила Айслинн.
Она позволила себе забыть, что парк полон фэйри. Она остановилась и замерла. А вокруг танцевали ликующие придворные. Только в середине вихря, где стояли они с Кинаном, было тихо.
— Кинан, заставь меня позабыть обо всем на свете, но не откладывай это на потом. Таким и должен быть Летний двор — никакой логики, никаких привязанностей, никакой войны, никакого холодного спокойствия. Согрей меня. Сделай меня бездумной. Сделай меня какой угодно, но другой.
Вместо ответа Кинан снова ее поцеловал. На нее хлынули потоки солнечного света. Айслинн не противилась. Ее кожа засветилась, потом засияла и ослепительно засверкала. Такой свет выдерживали только фэйри Летнего двора.
Они снова кружились, но Айслинн не чувствовала земли. Она ощущала лишь солнечный свет, проникавший во все клетки ее тела, стремившийся выжечь накопившуюся боль и горечь. Там, где ступали король и королева, по-прежнему расцветали цветы, и солнечный свет на губах Кинана имел вкус теплого меда.