Евгения Соловьева - Загробная жизнь дона Антонио
Странно. Когда ему снилась гибель «Розы Кардиффа» и Генри Моргана, он даже не думал о снах, так все было по-настоящему. Он не сомневался, что делает все правильно. А сейчас все так зыбко и неустойчиво, прямо как почти год назад, в день гибели «Санта-Маргариты». Может быть, потому что он все еще не посмотрел в глаза Марине?
– Капитан, «Роза Кардиффа» легла в дрейф и просит о переговорах! – возник рядом с ним дон Карлос.
– Прекрасно! Скажите, я буду говорить с капитаном Морганом. Пусть идет на «Ласточку».
Дон Карлос кивнул и ушел объяснять сигнальщику задачу, а вместо него внезапно образовался стюард с подносом. Тонко нарезанный хамон, пресные лепешки, зелень и сидр, все как Тоньо любит.
Он хотел было отмахнуться, но внезапно понял, что голоден. Не просто голоден, а готов съесть хоть самого Великого кракена, если его как следует поперчить и пожарить.
Завернутый в лепешку хамон тоже сгодился в дело, но чуть не послужил причиной безвременной гибели Тоньо: он подавился и раскашлялся до слез, когда с борта «Розы Кардиффа» полетел в воду человек – в лазурном дублете, с длинными светлыми волосами.
Нет, не человек.
Труп.
Забытый хамон упал на палубу, Тоньо бросился к борту – словно мог спасти из моря морское дитя, словно мог перемахнуть почти четверть мили, разделяющие «Ласточку» и «Розу Кардиффа», и вернуть ей дыхание…
Спасти – не мог. Ничего не мог, лишь вцепиться в борт и молиться, чтобы она оказалась жива, Господи, только бы она была жива!.. ведь если она жива – море вынесет ее наверх, море никогда не убьет ее!..
«Господи, прошу Тебя!»
Господь не ответил.
Лазурный дублет не показался в волнах.
Тело морской hada ушло на дно, словно там, на дне, и был ее дом.
Проклятие…
А на «Розе Кардиффа» засуетились, спуская на воду шлюпку.
Но Тоньо это уже было неинтересно. У пиратов больше не было ничего, что заставило бы его их пощадить.
– Дон Карлос, – позвал он хрипло. – Готовьте пушки. Пиратам место на дне.
Старший помощник глянул удивленно, ответил: «Слушаюсь, мой капитан» – и пошел отдавать приказ. А Тоньо снова глянул на обреченный бриг, на шлюпку, уже идущую к «Ласточке»…
– К черту пушки, Карлос! Карлос, она!..
– Шлюпка, капитан? – переспросил помощник, обернувшись.
Как всегда – спокойно и без малейшего удивления. Вот же благословенный характер! Тоньо бы рад иметь такой же, но не сейчас. Сейчас он смотрел, не отрываясь, на благородную донну, сидящую в шлюпке, и не мог поверить своим глазам: к нему приближалась Марина! Не сэр Генри Морган в штанах, дублете и треуголке, а благородная донна – в зелено-золотистом платье английского фасона, с убранными под френчхуд волосами… Платье было несколько измято и рвано, на головном уборе не хватало жемчуга, и сама донна была смугла от злого южного солнца, но все это не имело значения, как не имело значения и то, что рядом с Мариной маячила трижды богопротивная одноглазая рожа ее старшего помощника, а на второй паре весел сидел юнга – тот самый, что приносил воду в капитанскую бадью.
Она шла к нему.
Она доверилась ему. Рискнула жизнью. Оставила свой корабль.
«Господи, Ты услышал меня!..»
– Донна в шлюпке, – поправил он дона Карлоса. – Смотри, пираты отправили к нам благородную девицу.
– То есть пушки не готовить, мой капитан? – в своей неподражаемо-занудной манере уточнил дон Карлос.
– Нет. Пусть поднимут девицу на борт.
– Как скажете, мой капитан.
Пока шлюпка шла к «Ласточке», оба пиратских судна вели себя как послушницы, когда их монастырь навещает кардинал: чинно, тихо и благоговейно. А Тоньо гадал – что же такое задумала Марина? Очень хотелось надеяться, что она утопила «Генри Моргана» и нарядилась в платье не ради еще одной насмешки…
При мысли о насмешке снова вскипел гнев и остро захотелось кого-нибудь убить.
Проклятие! Как она могла!..
Нет. Не надо думать об этом. Он уже поддался ярости, отомстил – и вместе с Мариной умер сам. Он слишком хорошо помнил это ощущение из сна, когда вместо сердца – пустота и пламя и нет ничего, что может остановить чудовище.
Нет! Он не станет колдуном. Он умирал уже дважды, даже трижды: когда его предал капитан Родригес, потом вместе с «Санта-Маргаритой» и сегодня ночью, с телом Марины на руках. Трижды он родился заново человеком, а не чудовищем. Прав был отец Кристобаль: не стоит страшиться любви, стоит страшиться нелюбви. Ненависть делает Альба колдуном, а любовь – фениксом. Все просто.
И потому Тоньо попытается еще раз. Ответит доверием на доверие.
Святые каракатицы, как же долго ползет эта шлюпка!
Наконец шлюпка доползла. Хотя нет, неправда – шлюпка преодолела полтора кабельтовых на редкость быстро, словно те морские котики, что прыгали вокруг нее, ее же и толкали. Тихонько и незаметно. А если кто и заметил, то отвернулся. Из уважения к капитану.
Девицу подняли на борт, а вместе с ней – огромного черного кота. Не смог расстаться с капитаном, не иначе. Одноглазый пират поднялся сам, и если бы не побитое хворью лицо и единственный глаз, Тоньо мог бы его и не узнать. Выглядел он как слуга из благородного дома, чинный и приличный до отвращения. Юнга же был одет пажом. Суконный колет потрепан и заштопан, рукава рубахи коротки, но все чисто и очень, очень благопристойно.
Неожиданно.
Марина же скромно смотрела в палубу и незаметно, ножкой, отпихивала черную мохнатую тварь, явно желающую на ручки. И только когда дон Карлос к ней обратился с приветствием, что-то ответила, так тихо, что Тоньо не расслышал.
От зрелища грозного пирата Моргана, одетого в мятые шелковые юбки и кокетливый френчхуд – да, зрение и чутье не обманули Тоньо, части жемчужин не хватало, – безумно хотелось смеяться. Все это было настолько нереально, настолько похоже на пьесу Лопе де Вега!
Но смеяться было нельзя. Марина обидится. Тем более что мятые юбки ничуть не вредят ее красоте. Она будет самой прекрасной девушкой на свете, даже завернутая в джутовый мешок.
Одноглазый тем временем подобающе поклонился и показал дону Карлосу письмо. Что-то пробасил, тоже негромко, расслышалось разве что: «Господину капитану…»
Тоньо больше всего на свете хотелось кинуться к ней, подхватить на руки, заглянуть в глаза и спросить: «Ты пришла, чтобы остаться со мной, моя Марина? Или ты хочешь забрать то, что осталось от моей души, – и посмеяться надо мной? Ведь так просто сейчас, когда капитан «Ласточки» склонится к твоей руке, вытащить кинжал и ударить. Всего один раз. Тогда тебе никогда не придется бояться огня.
Потому что я позволю тебе нанести этот удар. Потому что я не могу позволить тебе только одного: умереть. Потому что без тебя мой огонь сожжет меня дотла».
