Алана Инош - У сумрака зелёные глаза
— Я не смог его победить, — сокрушённо проговорил лорд Эльенн. — Он слишком силён… И ты не сможешь. Я ценю твою попытку меня спасти, но, увы… Ты пришла сюда на свою погибель.
— Что за пораженческие настроения? — двинула я бровью. — Не рановато ли складывать оружие?
Он покачал головой.
— Тебе не победить его. Лучше сдайся сразу — может, так он хотя бы причинит тебе меньше мучений.
— Странные речи, милорд, — усмехнулась я. — Вы пытаетесь меня деморализовать?
Он поднял лицо и улыбнулся — печально, ласково и светло.
— В любом случае, я рад тебя видеть, дорогая, — сказал он, протягивая мне руку.
Я не торопилась до него дотрагиваться. Лорд Эльенн, видя мои колебания, как будто огорчился.
— Ты не веришь в мою искренность? Да, я был тебе плохим отцом… Но мою Гречанку я не забыл и не забуду.
Гречанка… Немет вряд ли мог знать прозвище моей матери. Может быть, это действительно мой отец? Я шагнула к нему, неуверенно протянув руку к его дрожащим пальцам.
— Обними меня, дорогая… Мне это так нужно. — Его голос надломленно дрогнул.
Ещё шаг. Между нашими пальцами — сантиметр. Нет! Немет мог покопаться и в моих мозгах, и в мозгах моего отца, поэтому ему вполне могло быть известно то же, что и нам. Подняв взгляд, я увидела в глазах лорда Эльенна досаду и злобу.
— Умная дрянь! Вот только медленно соображаешь.
Я слишком близко его подпустила: взмах, молниеносный блеск — и мои кишки пронзила яростная и безжалостная сталь меча. От боли перехватило дыхание, ноги подкосились, и я рухнула на колени — к ногам в красных восточных туфлях с загнутыми носками. Китайские драконы на красном шёлке скалились мне в лицо, словно насмехаясь и злорадствуя. Однако боль-то болью, вот только что мне такая рана? Кровь остановится уже через несколько минут, а завтра даже шрама не останется.
— Меч отравлен, — промурлыкал Немет, склоняясь ко мне. Его алые губы виделись мне гротескно огромными.
— Этим меня тоже не взять, — прохрипела я. — Я протравлена всеми ядами, у меня к ним устойчивость…
Немет ухмыльнулся своими губищами.
— Это касается только ядов, существующих в реальности. Но не тех, что существуют вот здесь, — и он дотронулся пальцем до своей головы.
Да, к выдуманным ядам у меня устойчивости не было. И я уже это почувствовала: по телу со скоростью пожара на ветру разбегалось невыносимое бурлящее безумие. Горела каждая клеточка, каждый сосуд, каждый квадратный миллиметр кожи, каждая капля крови. «Этого нет на самом деле», — пыталась я себя убеждать, чтобы вернуть контроль над ситуацией и над своими чувствами, но не получалось. Кровь на моей ладони, которой я зажимала рану, превращалась в бурую слизь, сердце давилось ею, а она обволакивала его клапаны, густея… Сознание сворачивалось улиткой, сжималось в дрожащий студенистый клубок внутри панциря — черепной коробки.
Когда оно медленно, с мучительной слабостью и робостью выглянуло наружу, я опять оказалась в темноте, в замкнутом и очень узком пространстве. Руки и колени упёрлись в выпуклую, обитую шёлком крышку, по бокам щекотали шёлковые складки оборок и рюшей, холодные и мягкие. В подушечке под головой скрипели опилки. Я в гробу? Похоже, да… Нет, я не Ума Турман, и ударом кулака мне крышку не пробить: смертельная слабость пронизывала всё тело, которое казалось куском холодного студня. Я и пошевелиться-то могла с трудом: холодцеобразное тело повиновалось плохо. Такое ощущение, будто я уже разлагалась… Вспомнился князь Огнев с его «Заживо погребёнными».
Да сбудется твой самый страшный кошмар.
Нет, конечно, не это было моим самым страшным кошмаром. Больше всего я боялась снова потерять Алёнку… Но я точно больше её не увижу, если не выберусь отсюда, и по всему выходило, что это и был мой кошмар. И физической силой эту шараду не решить, потому что это был ментальный капкан, из которого придётся пробиваться наружу не кулаками, а разумом и духом… Вот только собраться бы с силами.
Где же вы, свет разума и сила духа? Вы мне сейчас так нужны! В этом роскошном, но тесном и душном ящике даже голова не работала, мысли плелись, хромая и спотыкаясь, по каменистым тропам безысходности. Я вернусь к тебе, Алёнка, я обещала вернуться, и я это выполню. Ради тебя я выберусь из сколь угодно глубокой могилы.
«Могила разума — страх. Для начала освободиться от страха. Всё это — иллюзия, сон, и на самом деле я нахожусь на поверхности. Воздуха там достаточно, поэтому я не задохнусь. Немет — всего лишь старый кровосос, которых я убивала десятками. Во мне — сила десяти вампиров; не может быть, чтобы я не смогла изыскать в себе ресурсов для освобождения из капкана. Свет разума, отточенная призма, прозрачная и идеальная пирамида…»
Светоч. Мне нужен был светоч. Любовь, над которой не властен ни сумрак, ни сама смерть.
Спасибо, Массимо. Ты — человек среди вампиров.
Тёплые ладошки коснулись моего лица… Я открыла глаза и вместо тьмы увидела свет. Золотые лучи солнца, пробиваясь сквозь пышно цветущую яблоневую крону, озаряли мягким ореолом Алёнкины волосы. Свет струился из её глаз, смотревших на меня с нежностью, а на её плечи падали с веток белые лепестки.
«Так ты преодолела свою нелюбовь к яблокам?» — спросила я.
«Да, глупо их не любить только потому, что они связаны с моей смертью. Яблоня так чудесно цветёт…» — Алёнка подняла глаза к белоснежным веткам.
Я тоже подняла взгляд. Солнце приятно кололо лучиками-иголками, пробираясь через весенний ароматный наряд дерева.
«Это случайно не Горькая Аннетта?» — осенило меня.
«Я не знаю, — пожала она плечами. — Этого сорта уже вроде бы нет… Но было бы забавно снова его попробовать».
Я сказала:
«Я найду её, Алёнка. Весь мир переверну, а разыщу».
Больше не было тяжкой, давящей на грудь земляной толщи, тесных стенок и холодной обивки, скрипа опилок под головой и могильной тьмы. Была залитая солнечным светом поляна в горах, зелёные склоны, ощетинившиеся лесом, синее небо и душистое, бескрайнее, пёстрое разноцветье по колено. Свобода и воздух, солнце и любовь. Здесь мы с Алёнкой целовались у костра, здесь она вернулась из сумрака обратно на свет. Это — Карпаты.
— Ну, а как вам такие декорации, милорд? — спросила я.
Немет, щурясь от яркого света и закрываясь рукой, вскричал:
— Солнце? Оно не настоящее! Это иллюзия!
— Да, иллюзия, — улыбнулась я. — Но попробуйте с ней справиться!
Немет попробовал и не смог, а его кожа между тем уже начала краснеть и покрываться волдырями. Он зарычал, и мечи вновь ударились друг о друга. Вот теперь Немету было действительно трудно сражаться: пузырящаяся кожа причиняла ему жуткую боль. Я начала теснить его, и он, отбивая удары, отступал. Сминая ногами цветы, я наращивала скорость, и он уже с ней не справлялся, а его прекрасное лицо превратилось в страшную обгоревшую харю, золотые волосы висели клочьями на поджаренном черепе. Терпя страшную боль, он ещё бился из последних сил, но они подвели его. Упав в траву навзничь, он корчился, будто на сковородке, а обугленная плоть кусками отваливалась от костей.
