Соня Сэнь - Колыбель чудовищ
— Феназепам, транквилизатор. Тут достаточно, чтобы на несколько часов ее утихомирить.
— Думаете, она может удрать? Дверь крепкая, за дверью — мы с Ильей; да и отделали вы ее знатно — не скоро очухается…
— Ошибаешься, дружок, — бескровные губы Перворожденного тронула кривая усмешка. — Она Истинная, и этим все сказано. Раны свои она уже залечила, а веревки и запоры ей не преграда. Пройдет достаточно много времени, прежде чем она ослабеет настолько, что не сможет сопротивляться. Так что, лучше нам подстраховаться. Эта доза убила бы человека, а ее всего лишь ослабит на какое-то время…
Тело Мии в руках вампиров выгнулось дугой; Яна расслышала глухой стон, сорвавшийся с ее губ. Забыв об осторожности, девушка кое-как поднялась на ноги, держась за ближайший стеллаж, и дрожащим от злости голосом крикнула:
— Пустите ее! Она же беременна, что вы творите!
Оба вампира стремительно выпрямились и повернулись к ней; при виде двух пар хищно мерцающих глаз сердце в ее груди ухнуло куда-то в пятки. Взгляд Яны лихорадочно запрыгал по горлышкам бутылок, с которых свисали бирки с названиями вин — если повезет, она успеет выхватить одну из них, разбить и, возможно, использовать в качестве оружия…
Она еще не додумала эту мысль до конца, как Марк уже вырос прямо перед ней, отрезав все пути к отступлению.
— На редкость отважная девочка, — заметил он, как ей показалось, одобрительно. — Да еще и с секретом… Ты ведь не поддаешься гипнозу, верно? О, лгать бессмысленно: твоя кровь все сказала за тебя.
— Зачем тогда спрашивать? — Яна заставила себя запрокинуть голову и взглянуть в страшные глаза вампира. Впрочем, на таком близком расстоянии они показались ей даже…красивыми. Неестественной и, безусловно, жуткой красотой — но, тем не менее, странно притягательной.
— Быть может, мне хочется послушать твое предсмертное чириканье, — пожал он плечами с улыбкой. — Эзоп, знаешь ли, утверждал, будто лебеди дивно поют перед смертью. Хм, или то был Эсхил? Впрочем, неважно. Скоро и ты, подобно лебедю, пропоешь свою последнюю смертную песню…13
— Не трогайте Мию, — упрямо повторила Яна.
— А хочешь, я открою тебе свой секрет? — Марк склонился к ней, и в лицо ей дохнуло смрадом вскрытой могилы. — Я не беру пленных и не дарую пощады врагам. Догадываешься, к чему это я? Не стоит тревожиться об Истинной и плоде, что она вынашивает в своем чреве — им все равно не жить. А вот ты, если проявишь достаточную настойчивость и послушание, можешь и получить от меня в дар бессмертие.
— Подавись им, — бросила Яна с презрением, которого сама от себя не ожидала. Откуда только смелость взялась? Или это — результат выплеска адреналина, спровоцированного приступом страха? "Ты начинаешь дерзить, когда боишься", — говорил Каин. Что ж, видимо, он был прав…
— Хозяин, мне ее проучить? — пробасил за спиной Перворожденного Матвей. Марк отрицательно покачал головой:
— Не стоит. Возможно, малышка еще нам пригодится. Кое-то из наших врагов ею очень дорожит; это может сыграть нам на руку. Пойдем, Матвей, дадим отдохнуть нашим гостьям. Уверен, им есть что обдумать перед смертью.
С этими словами он насмешливо улыбнулся Яне и… исчез. Девушка подняла глаза: вриколакоса тоже и след простыл. Лишь хлопнула где-то наверху, закрываясь, тяжелая дверь, и все стихло. Девушка бросилась к Мие, которая успела сесть, привалившись спиной к стене.
— Мия!
— Яна…это ты?
— Это я, Мия, я, — она ужаснулась при виде ее лица, напоминающего алую маску: впрочем, нанесенные ей раны успели затянуться, оставив о себе лишь кровавое напоминание. Вампирша посмотрела на нее плавающим взглядом в стельку пьяного человека и скривила губы в подобии слабой улыбки:
— Ты жива…хвала Праматери…
— Мы обе живы, — сглотнув подступивший к горлу ком, произнесла Яна. — Как ты себя чувствуешь?
— Неважно. Что… мне вкололи?
— Фена…феназепам, кажется…
— То-то я… даже рукой… шевельнуть не могу, — выдохнула Мия. Язык ее заплетался. — Силы утекают… все ушли… на исцеление ран… скоро совсем ослабну…
— Тебе больно?
— Не…очень. Но эта дрянь…парализует!
— Ты восстановишься. Ты ведь Истинная, тебя ничем не возьмешь…
— Он вколет… еще.
— Я ему не позволю!
— Нельзя…еще. Опасно для ребенка…
— Не бойся, я не дам тебя в обиду.
Мия тихо рассмеялась, с усилием приподняв руки и обхватив ими живот.
— Человек защищает…вампира. Чудно.
— Я что-нибудь придумаю, — прошептала Яна, сжав ее плечо. — Может, Алекс и остальные уже ищут нас… Все будет хорошо.
Мия молча кивнула, закрывая глаза. Вскоре она забылась тревожным сном, то и дело вздрагивая и издавая тихие жалобные звуки — ее организм боролся с чужеродным веществом, попавшим в ее кровь, растрачивая на это остатки сил. Яна несколько минут с состраданием вглядывалась в ее бледное лицо, затем поднялась и отправилась изучать погреб, в котором их заперли. Сидеть и покорно ожидать своей участи никуда не годилось. Она собиралась защищать свою жизнь до последнего, использовав все предоставленные ей шансы. Была бы она вриколакосом Каина или Алекса, они бы сумели ее отыскать по той незримой ментальной нити, что связывала создателя с обращенным им человеком. Но что толку об этом думать? Она сама отказалась от обращения, и, видит Бог, даже сейчас, перед лицом близкой смерти, не жалела о своем выборе. Лучше умереть человеком, чем жить вампиром.
* * *В комнате царила тьма, разбавленная лишь неярким ночным светом, но глазам Марка освещения было более чем достаточно. Его пальцы медленно скользнули по длинным, обтянутым бархатом, ножнам, любовно обвили холодную рукоять, увенчанную огромным ромбовидным рубином — кровавым камнем вампиров, символом нечеловеческой власти, могущества и знаний. Греки, столь любимые отчего-то Праматерью, называли его антраксом, "злой болячкой"… Хорошо, что он успел вернуться за своим клинком. За долгие тысячелетия ему не раз приходилось расставаться с этими верными спутниками своего бессмертия — и о каждой новой утрате меча он сокрушался не меньше, чем о гибели собрата.
Длинное, изящное и смертоносное лезвие с хищным лязгом покинуло ножны, повинуясь руке хозяина. Давно, слишком давно оно не упивалось вражеской кровью, истосковавшись по реву битвы и предсмертным хрипам смертных… Времена великих сражений и великих воинов прошли; благородная сталь уступила место грязному свинцу. Марк провел большим пальцем по кромке лезвия, рассекшего его плоть, точно масло; несколько крупных темных капель крови тяжело упали на пол. Перворожденный удовлетворенно улыбнулся. Его меч был по-прежнему остр, острее обсидиановых кинжалов ацтекских жрецов, вырезавших сердца жертв в угоду великим богам, сошедшим с неба — им, Истинным. Ах, как сладка была кровь, обагрявшая черные сверкающие клинки…
