Лорен Оливер - Пандемониум
Я демонстрирую им пластмассовую баночку и говорю:
— Просто несу свои анализы доктору Хиллбрэнду.
Лаборантка слегка отшатывается.
— Помощница доктора Хиллбрэнда на шестом этаже,— говорит она.— Можете оставить анализы ей.
— Спасибо.
Проходя по коридору, я спиной чувствую, как за мной продолжают наблюдать. Воздух такой сухой и перегретый, что больно глотать. В конце коридора я прохожу мимо стеклянной двери, за ней несколько пациентов в белых бумажных халатах сидят в креслах и смотрят телевизор. Руки и ноги пациентов привязаны к креслам.
Я выхожу из коридора на лестницу. Казнью Джулиана, скорее всего, будет руководить доктор Хиллбрэнд, и, если его помощница на шестом этаже, есть вероятность, что большую часть своего рабочего времени он проводит именно там. Когда я поднимаюсь на шестой этаж, у меня трясутся ноги, то ли от нервов, то ли от нехватки сна, то ли от того и другого сразу. Я выбрасываю пластмассовую банку в урну и останавливаюсь, чтобы перевести дух. Пот струится у меня по позвоночнику.
«Пожалуйста»,— мысленно прошу я, сама не знаю кого.
Я не знаю, о чем прошу. О шансе спасти Джулиана. О шансе его увидеть. Мне надо, чтобы он знал, что я пришла за ним.
Необходимо, чтобы он узнал, что в какой-то момент в туннелях я его полюбила.
«Пожалуйста».
Как только я выхожу с лестницы, так сразу понимаю, что я у цели. В пятнадцати футах от меня в коридоре, напротив одного из смотровых кабинетов, стоит Томас Файнмэн, рядом несколько телохранителей. Файнмэн стоит, скрестив руки на груди, и тихо разговаривает с доктором и тремя лаборантами.
В любую секунду кто-то из них может повернуться в мою сторону, увидеть меня и заинтересоваться, что я тут делаю. Одна секунда, две...
Они разговаривают вполголоса, и с такого расстояния невозможно понять, о чем идет речь. Мне даже начинает казаться, что я опоздала и Джулиан уже мертв.
Потом доктор — доктор Хиллбрэнд? — смотрит на часы и уже громче произносит всего одно слово. В тишине больничного коридора кажется, что он не говорит, а кричит:
— Пора.
Их группа начинает распадаться, мои три секунды истекают, и я врываюсь в ближайшую ко мне дверь. Это небольшая смотровая комната, и, слава богу, в ней никого нет.
Я не знаю, что делать дальше, и начинаю паниковать. Джулиан здесь, он совсем рядом, но совершенно недоступен для меня. Томаса Файнмэна сопровождают как минимум три телохранителя, и я уверена, что внутри их еще больше. Мне через них не пройти.
Прислоняюсь спиной к двери и заставляю себя сосредоточиться. Я в небольшой приемной, следующая дверь, скорее всего, ведет в зал процедур, где проводятся операции по исцелению.
Главное место в комнате занимает стол, на столе стопка сложенных лабораторных халатов и поднос с хирургическими инструментами. Пахнет хлоркой, и все здесь точно как в той приемной, в которой я год назад раздевалась перед своей эвалуацией и где все и началось. Я стартовала в приемной и финиширую в приемной, в моем новом теле, в моей новой жизни. На секунду у меня даже голова идет кругом, я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, у меня такое чувство, будто я стою между двух зеркал, которые перемещают меня из настоящего в прошлое и обратно. Воспоминания набирают силу, приобретают цвет и запах. Липкий влажный воздух Портленда; я иду к лабораториям; в небе кружат чайки; я впервые вижу Алекса; он стоит на галерее для наблюдателей и смеется...
Вот оно — галерея для наблюдателей. Алекс тогда стоял на галерее, которая тянулась вдоль всего зала процедур. Если эта лаборатория спроектирована так же, как в Портленде, я могу попасть в зал процедур через седьмой этаж.
Я осторожно выхожу обратно в коридор. Томас Файнмэн ушел, остался только один телохранитель. Можно рискнуть напасть на него — тяжелый нож у меня в кармане подталкивает к действию. Пока я прикидываю свои шансы, телохранитель поворачивает голову в мою сторону. У него бесцветные холодные глаза, они отбрасывают меня назад, как будто он дотянулся до меня через коридор и ударил.
Я отскакиваю за угол и дальше на лестницу, до того как он успевает что-то сказать и разглядеть мое лицо.
Седьмой этаж освещен хуже, чем все остальные. Здесь тихо: не слышно ни разговоров за закрытыми дверями, ни пикающих сигналов аппаратуры, ни звука шагов по коридору. Абсолютная тишина и покой, такое впечатление, что сюда редко кто заходит. Справа от меня — ряд дверей. Сердце у меня подпрыгивает, когда над одной из них я вижу табличку: «Галерея для наблюдателей. Ярус А».
Дальше я двигаюсь на цыпочках. На этаже явно никого нет, но тишина действует мне на нервы. От закры-тых дверей исходит что-то зловещее, воздух теплый и тяжелый, как ватное одеяло. У меня возникает неприятное ощущение, словно за мной кто-то наблюдает. А закрытые двери, как рты, готовы открыться, заорать и выдать меня.
Над последней дверью табличка «Галерея для наблюдателей. Ярус Д». У меня так вспотели ладони, что я с трудом поворачиваю дверную ручку. В последнюю секунду я вынимаю нож из кармана и избавляюсь от намотанной на лезвие футболки миссис Файнмэн. Потом я пригибаюсь как можно ниже и быстро прохожу на галерею. Я до боли в пальцах сжимаю в руке нож.
На галерее ни души, она большая и тянется буквой «Г» вдоль двух стен зала процедур. Галерею отделяет от зала стеклянная стена, четыре ряда кресел повернуты в сторону зала. Пахнет как в кинотеатре — сырой мебельной обивкой и клеем.
Я осторожно спускаюсь вниз, слава богу, свет на галерее выключен, и низкая оштукатуренная стена, на которой закреплены стеклянные панели, дает мне возможность укрыться от взглядов людей внизу.
Но я не знаю, что делать дальше.
Свет в процедурном зале ослепительно яркий. В центре зала стоит металлический стол, возле него суетятся два технических лаборанта. Томас Файнмэн и люди, которые были с ним в коридоре, расположились в соседнем помещении, тоже огороженном стеклянной перегородкой. Для них выставили стулья, но они предпочитают стоять. Интересно, о чем сейчас думает Файнмэн? Я вспоминаю о том, что у Джулиана есть мать. Где она?
Джулиана нигде не видно.
Вспышка света. Я думаю, что это взрыв, внутри меня все сжимается, я готова бежать, но тут замечаю в углу зала мужчину с камерой и беджиком медиа на галстуке. Он снимает приготовление к казни, и отблески вспышки зигзагом скачут по стенам и металлическим поверхностям.
Ну конечно, мне следовало догадаться, что они пригласят журналистов. Казнь необходимо заснять и передать в новостях, тогда она будет иметь для них смысл.
Меня захлестывает волна ненависти, и вместе с ней приходит ярость.
