Татия Суботина - Если бы не ты
– Ян! – в голосе Адисы было столько праведного гнева, а в глазах Яна – сарказма, что мне стало неловко.
Словно мы и в самом деле занимались чем-то неприличным.
– Ян Кенгерлинский, как же, как же! – яд сочился из меня, не поддаваясь контролю. – Что, уже соскучился?
Ассиметричная улыбка Вестника не предвещала ничего хорошего. Я успела запомнить, она появлялась на его лице только в двух случаях: если в голове созрела очередная гадость или же Ян слишком зол. Ни то, ни другое – я не хотела испытывать на себе.
Но в присутствии Яна эмоции захлестывали через край. Я не могла сдержать их.
Мне хотелось подойти и размозжить костяшки его пальцев об стену. Потом долго дуть на руку и залечить губами каждую ссадину.
Содрать с лица приклеившуюся идиотскую самоуверенность! Разглядеть настоящего Яна. Ударить и прижаться к крепкому телу с одинаково сильной страстью.
Совершенно противоположные желания разрывали изнутри. Я продолжала противиться каждому из них, но прекрасно понимала, что вечно не смогу удерживаться от соблазна поддаться какому-нибудь из желаний.
Оказалось, что я ненавидела Яна меньше, чем мне хотелось думать.
Он находил странное утешение в моем обществе, верил, что пойму и приму его вывернутые, извращенные представления и помогу привести план в действие. В подробности меня по-прежнему не посвящали. От меня требовалось одно – безоговорочное согласие. Чтобы вновь глотнуть бодрящий вкус свободы – я готова была заплатить такую цену.
По-моему, Яну казалось, что я его понимаю. Или же точно должна это сделать.
Что я могла сказать? И да, и нет.
Ведь мы с ним разные.
Хотя бы в одном: я хотела быть лучше.
Ян пригладил рукой волосы и непринужденно заметил:
– Да, соскучился по твоему милому личику.
Он подошел и сел рядом со мной, оттеснив плечом Адису. Я крепче сцепила пальцы в замок, чтобы не вцепиться ими в волосы Кенгерлинского. И не выдрать приличный клок густых черных волос. Он открыто потешался надо мной!
– Зачем пожаловал, Вестник? Не хватает зрителя для выпендрежа? Необходима Банши для новой пытки, а-ля поизощренней? Заблудшие выстроились в очередь? Или дать еще крови для личных фетишей?
Ян скривился:
– Фу, как грубо, детка! Вообще-то я всего лишь зашел позвать тебя на ужин, но если ты так настаиваешь, то могу придумать занятие повеселее. – Он положил ладонь на мое колено и повел рукой выше.
Я затаила дыхание. Всего мгновенье позволила себе замешкаться насладиться незнакомым ощущением. Вслед за рукой Яна во мне вспыхивал огонь. Никогда и ни с кем такого не чувствовала.
Это напугало меня больше, чем Альберт, восставший в палате над собственным телом.
Я дернулась и резко сбросила руку Яна. Жар продолжал заполонять мое тело. Удушливой волной он пробирался к щекам. Ян улыбнулся уголком губ.
– Я, пожалуй, выберу ужин, – голос меня не подвел. Получилось твердо и даже суше, чем я ожидала.
Ян беззаботно пожал плечами и встал с кровати.
– Ты не знаешь, что теряешь, детка. Но будь, по-твоему.
– Бедные твои родители! – крикнула я ему вслед. – Как они только терпят такого самодовольного олуха!
Ян застыл на полушаге. Его спина напряглась и показалась мне неестественно прямой. Адиса воздел глаза к потолку.
– Не имеют такого удовольствия. – Ответил Ян и его голос прозвучал неожиданно глухо. – Пусть дама спускается к ужину, а у нас с тобой дела, – продолжил он, не оборачиваясь. – Пациент два нуля тридцать один показал неожиданные результаты. Я жду тебя, Ди, в кабинете.
Ян стремительно покинул комнату, даже не удостоив нас взглядом.
– Что это с ним? – недоуменно провела пустоту взглядом.
– Ян не помнит родителей. Отец погиб до его рождения, а мать при родах. Яна воспитала бабушка, – сказал Адиса и последовал за другом. – Это больная тема.
Мне стало стыдно. Я хотела надоесть Яну, хотела вывести его из себя, позлить, нащупать слабости, но… Я не хотела причинять боль. Даже после всего того, что мне довелось испытать по его вине.
– Я дура?
Пустота мне ничем не ответила. Вечер устало покачивался в комнате. Тени вздыхали и давили своей серостью.
– Какая же я дура!
Я поспешила выбраться из спальни. Поближе к людям. Или нелюдям. Неважно. Подальше от себя. Возможно, Ян прав и между нами нет таких сильных различий, как мне хотелось думать?
Я научилась плеваться ядом не хуже гадюки.
Отвращение к себе почти заглушило волнение.
Впервые коридор этого особняка показался мне длиною в вечность. Меня провожали красивые полотна в шикарных, старинных рамах. Казалось, даже картины осуждали меня ровно с такой же силой, как и я сама. А может, и больше.
Это было невыносимо.
Когда я распахнула двери кабинета и вошла без стука – руки дрожали. Не сразу сообразив, что меня здесь не ждали, я слабо кашлянула, и Ян сразу же встретился со мной взглядом. Он не предвещал ничего хорошего.
Увиденное, показалось мне сном.
Плохим сном.
Ян небрежно сидел на столешнице огромного дубового стола, а на его правом предплечье чернела вертикальная полоска. Глубокий порез. Кожа руки пестрела бардовыми пятнами. Адиса стоял недалеко и что-то бормотал, водя пальцем по страницам толстой книги.
– Что здесь происходит?
– Какого черта? – взбесился Ян.
– Нашел! – торжественно вскричал Адиса и тыкнул пальцем в книгу, потом поднял голову и непонимающе уставился на меня. – Даша? Что ты здесь делаешь?
– Я бы тоже хотел это знать. – Напомнил Ян.
На негнущихся ногах я прошла вглубь кабинета. Прошло три вдоха и два выдоха, пока приблизилась почти вплотную к Яну. Не могла заставить себя отвести взгляд от пореза. Он стремительно наполнялся бардовым. Кровь неаккуратными струйками стекала по руке и капала на паркет. Ян, казалось, не обращал на это никакого внимания.
– Я пришла извиниться, – глухо проговорила я. – Я ляпнула глупость… и…
– Проехали. Уходи.
– Тебя надо перевязать! – запротестовала я и потянулась к порезу.
Ян ударил меня по рукам так резко, что я вскрикнула.
– Не надо. Уходи.
– Нет. Я хочу знать, что здесь происходит.
Ян улыбнулся медленной коварной улыбкой.
– Как скажешь, детка.
Кенгерлинский вырвал из рук онемевшего Адисы книгу, пару минут внимательно что-то изучал, потом откинул ее в сторону. С глухим хлопком, книга приземлилась на пол.
Ян обмакнул пальцы здоровой руки в свою кровь и стал чертить знаки в воздухе. Они были рваными, с острыми краями и напомнили мне вихри, что оставляет ветер на земле, после урагана.
А еще я не могла избавиться от чувства, что где-то уже их видела.
