Дж. Уорд - Король
Сэкстон продолжил:
— Они инициировали данное положение, и, к сожалению, с юридической точки зрения это правомерно, даже несмотря на то, что оно используется не в соответствии с исходным замыслом составителей закона.
— Как мы умудрились это пропустить? — спросил кто-то.
— Это моя вина, — резко ответил Сэкстон. — И, поэтому, перед всеми вами я подаю в отставку и увольняюсь с должности юриста. Непростительно, что я упустил…
— К черту, — в изнеможении сказал Роф. — Я не принимаю твою…
— Мой собственный отец сделал это. К тому же я должен был это предвидеть, я должен был…
— Достаточно, — резко произнес Роф. — Следуя твоему доводу, я обязан был все знать, потому что именно мои подданные придумали это дерьмо. Твоя отставка не принята, так что захлопнись и сядь, черт возьми. Мне понадобится твоя помощь.
Блин, у него просто потрясающие навыки межличностных отношений.
Роф выругался еще раз и пробормотал:
— Таким образом, если я все правильно понял, нет ничего, что я мог бы предпринять.
— С юридической точки зрения, — уклонился от прямого ответа Сэкстон, — все верно.
В последовавшей за этим длинной паузой, Роф удивлялся сам себе. Чувствуя себя таким несчастным не по поводу тех веков, предшествующих его решению быть достойным отцовского наследия, но за те ночи, что он провел за работой, он, казалось бы, должен вздохнуть с облегчением. Вся эта бумажная работа угнетала его, требования аристократии, все устаревшее… о, еще добавьте «застрял-в-доме» и «спарринги-только-с-Пэйн», атрофию боевой руки и так далее по списку.
Настолько, что он чувствовал себя фарфоровой статуэткой.
Поэтому да, освободившись от этого дерьма, ему полагалось испытывать облегчение.
Вместо этого, он ощущал лишь безысходность.
Он словно снова потерял своих родителей.
***
В конечном счете, Роф должен был увидеть тайную комнату своими глазами. Накинув на себя простую мантию, дабы сохранить инкогнито, он проследовал через весь замок вместе с Агони, Торчером и Абалоном, который снова надел капюшон.
Быстро пересекая каменные коридоры, они шествовали мимо домочадцев, додженов, придворных, солдат. Освободившись ото всех поклонов и традиционных приветствий, которые были неотъемлемой частью его королевского статуса, они задали хороший темп. Внутренняя отделка замка становилась все скуднее по мере того, как они оставляли позади двор и спускались на территорию слуг.
Запахи здесь были другими. Ни свежего тростника, ни цветов, ни свисающих связок со специями, ни благоухающих женщин. В громадных помещениях было темно и сыро, камины чистились довольно редко, поэтому при каждом вдохе ощущался привкус сажи. Как бы то ни было, когда они зашли в кухню, восхитительные ароматы жареного лука и выпекаемого хлеба вознеслись надо всем.
Строго говоря, они не зашли на кухонную территорию. Вместо этого они направились вниз по узким каменным ступенькам, вглубь подземелья. В самом низу один из Братьев снял горящий факел со стены, принеся с собой мерцающий желтый свет.
Тени следовали за ними, разбегаясь в стороны по слежавшемуся грязному полу, путаясь под ногами словно крысы.
Роф никогда сюда не спускался. Как Король, он всегда находился только в украшенных частях замка.
Это подходящее место, чтобы творить зло, подумал Роф, когда Абалон остановился напротив участка стены, который, казалось, ничем не отличался от других.
— Здесь, — прошептал мужчина. — Но я не знаю, каким образом они заходят.
Агони и Торчер начали прощупывать все вокруг, используя для поисков свет.
— Что это? — сказал Агонии. — Здесь выступ.
В действительности эта «стена» оказалась фальшивкой, некачественная подделка, выкрашенная, чтобы казаться частью каменной кладки. А за ней…
— Нет, мой господин, — сказал Агони, прежде чем Роф даже подумал ступить внутрь. — Первым пойду я.
Подняв вверх факел, Брат пронзил темноту, и пламя осветило то, что оказалось тесным рабочим пространством: свободное с одной стороны, грубый стол на тяжеловесных ножках, заставленный стеклянными банками, накрытыми тяжелыми металлическими крышками; ступка и пестик; колода для рубки мяса; множество ножей. А в центре квадратной комнаты — котел над костровой ямой.
Роф перешагнул его чугунное нутро.
— Посветите мне.
Агони направил свет внутрь.
Отвратительная смесь, уже остывшая, но, несомненно, кем-то приготовленная, напоминала остатки сточных вод.
Окунув палец, Роф извлек немного коричневатой жижи. Понюхав ее, Роф обнаружил, что, несмотря на ее консистенцию и интенсивность цвета, она почти не имела запаха.
— Не пробуйте, мой лорд, — вмешался Торчер. — Если это так необходимо, позвольте мне.
Роф вытер руку о свою мантию и вернулся к стеклянным банкам. Он не узнал ни всевозможные скрученные коренья, содержащиеся в коллекции, ни ряды листьев, ни черные порошки. Здесь также не было ни рецепта, ни кусочка пергамента с записями для изготовителя.
Значит, они знали ингредиенты наизусть.
И они пользовались этим местом уже какое-то время, подумал он, проводя пальцами по покрытой углублениями столешнице, а затем направился обследовать грубо сделанное вентиляционное отверстие.
Он повернулся к собравшимся и обратился к Абалону:
— Ты оказал честь своей кровной линии. Этой ночью ты доказал, чего стоишь. Ступай с миром и знай, чтобы ни случилось в дальнейшем, твоей вины в этом не будет.
Абалон низко поклонился.
— Мой господин, тем не менее, я не достоин.
— Это мне решать, и я высказался. Теперь ступай. И ни слова о том, что здесь произошло.
— У вас есть мое слово. Это все, что я могу предложить, оно ваше и ничье больше.
Абалон дотянулся до черного бриллианта и поцеловал камень и пошел прочь Его шаркающие шаги затихали по мере того, как он удалялся по коридору.
Роф дождался, пока даже его чуткое ухо не уловило ни единого звука. А затем приглушенным тоном произнес:
— Я хочу, чтобы за этим молодым мужчиной присмотрели. Из сокровищницы обеспечьте его богатством, достаточным, чтобы даже его потомки ни в чем не нуждались.
— Как пожелаете, мой господин.
— А сейчас закрой дверь.
Тихо. Плавно. Дверь закрылась без единого звука.
Долгое время Роф мерил шагами тесное до клаустрофобии пространство, представляя, как горевшее пламя выделяло тепло и разрушало при этом свойства растительных материалов, кореньев, порошков, превращая дар природы в яд.
— Почему ее? — спросил Роф. — Если они убили моего отца и хотят получить трон, почему не меня?
Агони покачал головой:
— Я задавал себе тот же вопрос. Может, они не хотят наследника. Кто наследует трон после вас? Кто стоит следующим в очереди, если у вас не будет ребенка?
— Есть кузены. Дальние.
Обычно у королевских семей ограниченное количество отпрысков. Если королева пережила одни роды, без надобности ею не рисковали, особенно если первенец оказался мальчиком.
— Подумайте, мой господин, — настаивал Агони. — Кто стоит в очереди на трон? Быть может, кто-то только должен родиться? Они могли бы выждать рождения ребенка, после чего нацелились бы на вас.
Подтянув рукава мантии, Роф посмотрел на свои предплечья. После превращения ему чернилами набили семейную родословную, и он проследил пальцем то, что постоянно было на его коже, читая, кто жив, кто мертв, у кого были дети, а кто ждал ребенка…
Он закрыл глаза, решение напрашивалось само.
— Да. Ну конечно.
— Мой господин?
Роф позволил рукавам опуститься на место.
— Я знаю, кого они имеют в виду. Это мой кузен. Его жена сейчас в положении. Прошлым вечером они сказали, что молят Деву-Летописецу о сыне.
— О ком вы говорите?
— Энок.
— Действительно, — сурово произнес Торчер. — Мне следовало догадаться.
Да, подумал Роф. Его главный советник. Добиваясь трона для сына, который перенесет семейное богатство в будущее — мужчина собственноручно расположит на своей же голове корону на века.
В тишине он подумал о своем кабинете, о столе, каждый дюйм которого устилали пергаменты, гусиные перья и чернильницы, списки дел, которыми ему необходимо заняться. Он обожал все это: переговоры, судебные разбирательства, успокаивающий процесс вдумчивого принятия решений.
