Семья моего мужа против развода (СИ) - Джейкобс Хэйли

За все эти недели императрица так и не связалась со мной, хотя внятного ответа она от меня до сих пор не получила. Да и вовсе непонятно, учитывается ли наше согласие вовсе?

В обществе наступило подозрительное затишье. Мысли всех сейчас крутятся вокруг того, как обстоят дела на востоке империи и в Кармии.

Местный государь с семьей покинул столицу, скрываясь от бунтующих. Фактически, это уже тревожный знак. Командование гвардией, противостоящей восставшим, переняли генералы армий. Сейчас у того монарха нет власти что-либо решать. Если солдаты встанут на сторону революционеров, все для аристократов и их вожака-правителя будет кончено.

Вот и наш кружок недовольных императором засел на дно. Вести об очередной расправе над дворянами из Кармии до столицы долетают ежедневно. Всем очевидно, что только сильный и легитимный правитель способен сдержать народную злость. Сейчас волнения в обществе никому не нужны.

Плюс, Доминик начал действовать самостоятельно, не оглядываясь на то, что о нем подумает двор. Особо радикальные представители оппозиции были осуждены и сосланы в дальние земли империи. Большой реакции это не вызвало, да и в прессе не освещалось, хотя имена у тех дворян громкие. Это мне по секрету написал Бэриот, инсайдерская информация налицо.

Уверена, что предлог для их обвинений был высосан из пальца. Давно бы так, если честно. По мне, главе государства нельзя быть добрым и потакать всем, так или иначе будут недовольные.

Нельзя угодить всем. Еще в моем мире один средневековый политик писал, что государь должен быть готовым на многое, но сдерживать свою жестокость. Даже вызывая временное недовольство поданных, он должен быть способен на непопулярные действия. Любовь плохо уживается со страхом, и если выбирать, то страх как способ управления массами предпочтительнее. Главное, не увлекаться, а то и тираном недолго сделаться.

Думаю, признать Сабрину наследницей и использовать ее для отвода глаз от настоящего наследника – ребенка в животе императрицы – было крайней мерой, на которую даже такой человек, как император пойти не готов. Наконец он поступает как настоящий государь. Перекладывать собственный долг ответственность на других – это трусость.

Захочет ли император теперь прислушаться? Узнаем завтра.

Когда Рейнард уезжает, я не могу найти себе места. А если…его действия расценят как очередную угрозу и обвинят в предательстве? И не нужно выдумывать причин, чтобы избавиться от мозолившего глаз герцога. Достаточно обвинить в измене или заговоре, кто из обвинителей будет идти против воли монарха, когда эта воля ничем не ограничена. Никакой системы сдержек и противовесов здесь нет, никто о подобном и не заикается.

Я вздыхаю. Может, стоит посвятить время написанию монографии в области права? Демократия и ее признаки, правовое государство как необходимость, как-то так?

Подумала вот и сама себя рассмешила. При таком раскладе не нужно будет переживать за выходы в свет, меня тупо отменят все дворяне, уж о равенстве с ними-то говорить смысла нет, ну, с большинством так точно.

- Получилось! – раскрасневшийся Рейнард чуть ли не вбегает внутрь поместья.

Времени прошло больше, чем я думала. Он уехал после завтрака и пропустил обед, время уже клонится ужину.

Я нервно встаю с кресла в вестибюле и быстрыми шагами сокращаю, между нами, расстояние.

- Юнис, его величество принял наш законопроект! Я думаю, он в ближайшее время перейдет на официальное рассмотрение!

- Ура! – новости лучше некуда. У меня от сердца отлегло, стоило услышать.

Улыбаюсь в ответ и вздрагиваю от неожиданности, когда смеющийся герцог обнимает меня за талию и приподнимает над полом, кружа в воздухе. Как он рад, любо-дорого смотреть!

Быстро, однако, Доминик согласился, я-то думала, он изволит нос воротить и заставлять делегацию промышленников во главе с Реем пороги дворца оббивать, как непокорная невеста перед сватами. Хотя…у него ведь свои каналы информации, того и гляди, он уже был в курсе намечающегося «прошения-подношения»… Да, скорее всего так и было, подобные телодвижения в обществе не могли мимо императора пройти, особенно с учетом обстановки у нашего соседа.

- Все, отпусти! Рей! У меня голова кружится, - только после последнего предложения меня осторожно ставят на землю.

Рейнард стягивает с головы капюшон плаща. Янтарные глаза сияют.

- Мне нужно тебе кое в чем признаться, - срывается с языка раньше, чем восстанавливается связь между мозгом и ртом.

У Рейнарда на лице появляется вопросительное выражение. Читаю его как книгу, и когда только успела стать такой проницательной? Он думает о том, что же такого мне нужно ему сказать, что я не могу это произнести сейчас.

Протягиваю руку и накрываю ладонью его глаза:

- Не смотри так.

- Как?

- Я вижу, что ты там себе напридумывал по одному лишь твоему взгляду.

Чувственные губы растягиваются в ухмылке. Даже с закрытыми глазами его самодовольство никуда не девается.

Человек может ко всему привыкнуть. Вот и я, кажется, успела привыкнуть к этой наглой самоуверенности. Она уже не раздражает, а забавляет. И когда только во мне произошло столько перемен? И благодаря кому?

Ушла с передовой политических дел с дворцом, да и шума среди бизнес-элиты больше не поднимаю. Не могу сказать, что скучаю по загруженным денькам, это были неплохие, с точки зрения настоящего на события прошлого, полные бесконечных дел, непредсказуемых ситуаций с ненормированным рабочим графиком мгновения.

Из-за размышлений о том, стоит ли говорить Рею о том, что этот мир для меня изначально был книгой, или не стоит; догадок о том, что будет, когда он узнает, мыслей как вообще стоит начать разговор и как его закончить, думать о чем-то другом я могу с трудом.

Когда это пройдет, каким бы ни был итог, придет новый день и новое дело, которым я смогу себя занять.

Может, в парламент избраться, когда его реформируют, ведь назначат новый состав? Мало понятно, каким образом туда будут сажать кандидатов, вряд ли до выборов в земном понимании сейчас дойдет, но попытаться можно будет.

Женщина, хотя бы даже одна, но в таком органе нужна обязательно. Кому еще защищать права прекрасной половины населения? Шовинистов и абьюзеров в империи и искать не надо далеко ходить. Наполеоновские планы, ладно, время покажет. Хорошо уже, что запахло реформами, а не дымом пожаров от костров революции.

- Юнис, мое лицо настолько привлекательное, что ты продолжаешь восхищаться, а глаза мне закрыла, потому что стесняешься?

Ой. Я вообще ушла в размышления о феминизме и о том, как тут дать ему начало, а о нем что-то позабыла.

- А ты такой послушный, что покорно позволяешь творить с собой, что захочется? – дразню я, по-прежнему закрывая ладонью ему глаза.

Как-то легче вот так вот вести с супругом беседу.

В переносном смысле, вообще рука уже затекает держать ее так долго в неестественном положении, разница-то в росте у нас приличная, приходится тянуться и конечность тоже вытягивать вверх.

- Ну ты же такая маленькая, такая пугливая, прямо как котенок. Вот и приходится осторожничать.

Я заметила. Так и сдувает пылинки с меня последнее время.

- Не котенок, а хищница. Укротительница! Между прочим, даже льва я приручила, - звучу гордо.

Не без фокусов, но кто об этом знает? Одна из тайн империи – как удалось герцогине Эккарт войти в вольер к дикому зверю и выйти из него целой и невредимой. Помимо меня только Алфи да Жозефина и в курсе. Ей какие только деньги не сулили, молчит как партизанка, газетчикам остается что строить версии одна изощренней другой.

Немного поразмыслив над поведением Рея с того самого ужина в ресторане, спрашиваю просто:

- Ты так сильно из-за меня переживаешь?

- Очень. Когда ты плачешь, я напуган. Когда улыбаешься, и когда злишься, когда молчишь, и когда говоришь – тоже. Когда в очередной раз делаешь что-то сумасшедшее, да и вообще, когда ничего не делаешь, мое сердце бьется как сумасшедшее… Я напуган, что ты так сильно волнуешь меня, я боюсь, что ты можешь однажды просто исчезнуть…Я переживаю, что ты будешь грустить, ведь ты думаешь о себе в последнюю очередь. Твои переживания и чувства, я хочу разделить их с тобой…