Жизнь на двоих (СИ) - Шнайдер Анна

– Я отдохнул, – ответил он со спокойной мягкостью. – Не волнуйся. А ты как себя чувствуешь? Не мутит пока?

– Нет. – Виктория смущенно улыбнулась, вспомнив, как накануне Арен начал объяснять ей, что она должна делать, и во всем этом было столько искренней заботы, что она в тот момент вспыхнула от радостной нежности. – Я чувствую себя прекрасно. Сегодня придет Силван, я ему обязательно расскажу про проклятие.

– Да, и попроси своего врача зайти ко мне после сеанса, охрана проводит. Все, Вик, я пойду к детям. – Император развернулся и направился к камину. – Если решишь не идти на завтрак, прикажи принести его в покои.

– Я приду, конечно. – Стало немного смешно. – Ты теперь пылинки с меня сдувать будешь?

Перед тем как шагнуть в камин, Арен посмотрел на нее и улыбнулся – и не кому-нибудь, а именно ей! Виктория, увидев эту улыбку, так обрадовалась, что даже слезы на глазах выступили.

– Конечно, буду.

Чуть позже, когда императрица встала и оделась, к ней заглянул Тадеуш Родери. Взял кровь, померил температуру и даже зачем-то заглянул в рот, а после, кивнув, заявил, что все действительно прекрасно и он не видит поводов для беспокойства. Так что Виктория, проводив врача, направилась в столовую, где уже начинали завтракать муж и дети.

Агата и Александр баловались и хохотали, как это часто случалось по утрам, когда у них еще было особенно много сил, и она вдруг представила, что скоро здесь появится еще один ребенок. И не только здесь – он будет повсюду. Еще один прекрасный малыш. Интересно, девочка или мальчик?

Виктория улыбнулась, в который раз за утро ощутив душевный подъем и радость, и посмотрела на Арена. Он тоже улыбался, рассказывая детям про то, откуда на небе берутся звезды, и они завороженно застыли, глядя на него с открытыми ртами. Но, несмотря на эту улыбку, муж все равно показался Виктории замученным, словно он почти не спал.

Она опустила глаза – радость сменилась стыдом от понимания: она никогда и ничего не делала для того, чтобы облегчить Арену жизнь. Виктория ее только усложняла, да и сейчас не представляла, что может сделать, чтобы помочь супругу хоть в чем-то.

Почему ей это не приходило в голову раньше? Неужели из-за проклятия?..

До полудня императрица работала в оранжерее, а затем вернулась во дворец и вошла в салон, где уже находился Силван. Выглядел он свежо и бодро; наливая в чашку крепкий янтарный чай, резко встал, когда Виктория вошла в комнату, и едва не уронил чайник. Напиток чуть расплескался, и врач, схватив салфетки, принялся вытирать лужу на столе, продолжая улыбаться.

– Доброе утро, ваше величество.

– Доброе. – Виктория кивнула, подходя ближе и тоже улыбаясь. – И мне налейте, пожалуйста.

– Обязательно. Как ваше настроение?

Она села на диван, глядя на то, как Силван, вытерев разлитый чай, вновь начал спокойно разливать его по чашкам, и невольно сравнивая его движения с движениями мужа. У обоих они были скупыми и лаконичными, но при этом Арен всегда двигался более плавно. Он вообще был очень пластичным, прекрасно танцевал, но не любил этого, особенно церемониальные бальные танцы. «Слишком строгие, а для настоящего танца важна свобода», – так он говорил.

– Хорошее. Наверное, даже очень. Несмотря на кое-какие неприятности, о которых я должна вам рассказать.

– Должны? – уточнил Силван, протягивая Виктории чашку и садясь на диван. – Ваше величество, если…

– Я помню, что могу не говорить, если не хочу. Но я хочу. И должна тоже, Арен попросил это сделать, и он прав.

Она медленно, посекундно сбиваясь и подбирая слова, рассказывала врачу о проклятии Аарона и, к своему удивлению, заметила, как обычно невозмутимое лицо Силвана начинает подрагивать и колебаться, словно поверхность воды, на которую кто-то уронил тяжелый камень.

– Я всегда считала шаманов шарлатанами, – говорила Виктория, немного нервно помешивая чай в чашке. Делать это было вовсе не нужно – сахар в напиток она не клала. – И, когда Арен предложил, чтобы меня проверил шаман – тогда, восемь лет назад, – я думала, что это уже совсем лишнее. А вы что думаете? Вы встречали настоящих шаманов?

– Я никаких шаманов не встречал, только слышал о них, – покачал головой Силван. – Что ж, если это все правда… Скажите, вы теперь чувствуете разницу в силе эмоций?

– Да. Раньше, если я злилась, то начиналось все с небольшого раздражения, а потом… – Она поморщилась. – Ужас, что было потом. Я только не понимаю, почему теперь я совсем не злюсь. Ведь проклятие усиливало существующие эмоции, а не заставляло их возникать. Но за последнюю неделю я ни разу не чувствовала ничего плохого. Даже когда случайно пролила кофе на любимое платье.

– Я не могу утверждать точно, поскольку не сталкивался в своей практике с подобными проклятиями, но могу сделать предположение. Думаю, вы неосознанно сопротивляетесь негативным эмоциям, поскольку последние годы их было слишком много и они доставляли вам дискомфорт. Ну и вам, конечно, помогает терапия: то, о чем мы говорим с вами, задания, которые вы выполняете.

– Ясно. Есть еще одна вещь, которую я хотела узнать у вас насчет этого проклятия. – Императрица на мгновение отвела взгляд. Было неловко. – Эмоции – это одно, но почему я почти не могла думать? Я над многими вещами совершенно не задумывалась. Они мелькали в моей голове, не задерживаясь. Почему?

– Приведите мне пример, пожалуйста. О чем вы не задумывались?

– Я не замечала, что муж устает, – призналась Виктория тихо, и неловкость переросла в стыд. – Нет, я замечала, но… Мне не казалось это важным, что ли. Я знала, но меня это не трогало. Я такая равнодушная или…

– А как думаете вы сами? – поинтересовался Силван, отпив чаю. Он уже справился с удивлением и вновь был образцом спокойствия. – Давайте попробуем порассуждать.

– Мне и думать-то не хочется, – вздохнула она. – Неприятно.

– Понимаю.

– С одной стороны, я осознаю, что замкнулась на себе, – продолжала Виктория, закусив губу. – Мои собственные чувства были столь сильны, что я не обращала внимания на других людей. Но… мне почему-то кажется, что это слишком просто и неправильно – думать, будто я совсем не виновата, а это все только проклятие, и больше ничего. Оно усиливало мой негатив, это правда. Но разве могло оно помешать мне сочувствовать Арену? – В голосе ее прорезалось отчаяние. – Эгоизм – это ведь не плохие эмоции, а черта характера. Я не думала о муже не из-за проклятия, а… потому что… – Она выдохнула, вдруг кое-что осознав. – Я его не любила. Да, точно. Я хотела, чтобы он любил меня, но не любила его сама.

Как только Виктория сказала это, ей неожиданно стало легче, словно она сделала глоток воды после жаркого дня.

– Ваше величество, – голос Силвана звучал мягко, обволакивающе, будто утешал, – никто не может прожить жизнь и не быть ни в чем не виноватым, особенно перед близкими. Когда мы чувствуем себя виноватыми, то просим прощения и пытаемся исправить ситуацию.

– Я просила прощения. Но Арен… не впечатлился. Сказал, что не сердится и чтобы я об этом не думала.

– А как он должен был ответить, чтобы вы были довольны?

Виктория на секунду застыла, а потом усмехнулась и закрыла лицо руками.

– Опять! У меня иногда чувство, будто я хожу кругами.

– У всех нас бывает такое чувство, – заметил врач, подливая чай в ее чашку. – Но сейчас это не так. Посудите сами – еще неделю назад вы говорили, что любите мужа, теперь – что не любите. Разве это круг?

Силван улыбался, но насмешкой это не было, и Виктория засмеялась, убирая руки от лица.

– Да, это точно не круг.

Гектор вновь привел шаманку около полудня, сразу после того как у Арена закончилось совещание с хозяйственным комитетом. Она была все с той же сумкой из светло-бежевой мешковины, явно битком набитой какими-то шаманскими «артефактами», но вместо коричневого платья на Ив сегодня было надето темно-синее, из-за чего ее пронзительно-голубые глаза выделялись на смуглом лице еще сильнее.