Аня Сокол - Первый ученик
Ногти впились ему в спину, и удовольствие зародившееся в ее теле, ударило по нему, и прокатившись от макушки до пяток, стирая мысли, оставляя лишь чистое ощущение пустоты и покоя.
Лиса сдержала обещание, жалеть ему не пришлось. Ни сейчас, ни потом, когда белье вернулось на узкую односпальную кровать, когда упавшая, но не разбившаяся лампа, снова заняла место на столе, отбрасывая тусклый свет на часть комнаты. Настя в черной рубашке сидела на скомканном одеяле и водила пальцем по его спине. Легкое, как перышко касание, вдоль одного рубца к другому. Пальцы задели край казавшейся грубой повязки. Злость, клокотавшая в нем, исчезла, и пришло понимание. Его никто не собирался казнить, пусть исход выглядел неотвратимым. Никто не придет и не заставит отдать силу. Он должен будет сделать это сам. У него есть время, не так много, но есть. Он выпутается, должен. Во всяком случае, попытается.
Он рассмеялся, представляя сколько псионников до него рассуждали так же, и закончили свои дни под капельницей, не узнавая ни родных, ни друзей, ни себя.
— Чего смешного? — спросила Настя.
— Ничего, — он перевернулся на спину и взял ее лицо в ладони, — Ничего, о чем стоило бы говорить.
— Почему? — она улыбнулась, — Я хочу поговорить. Расскажешь откуда у тебя эти шрамы?
— Легко, — он притянул ее к себе и поцеловал, — Откровенность за откровенность, замысел Лисицыных в обмен на историю шрамов, годится?
Девушка чуть напряглась, отстраняясь.
— Максим, — она закусила губу, — Я не могу. Я вышла из игры, но Калес — моя семья. А семью не предают.
Он смотрел в умоляющие карие глаза, чувствуя, как где-то в груди зарождается холод. Он вспомнил, где слышал это слова раньше.
Урок семнадцатый — Информационные технологии
— Не понимаю, что ты хочешь найти? — Игроков оторвался от монитора, — Все утро тут сидишь, ни с кем не разговариваешь.
— Я и сам не уверен, — Макс щелкнул мышкой открывая очередную газетную вырезку на которой перемазанный грязью Кирилов Антониан держал на руках маленькую девчушку лет четырех в заляпанном кровью платье, — Я хочу понять, что мне привиделось в той пещере, а что нет.
— И как в этом поможет дохлый народный герой?
— Я должен узнать, жив Кирилов или нет, если есть хоть малейшее сомнение… — Грошев вывел на экран следующую статью, на зернистой фотографии не очень высокого качества каменный завал разбирали спасатели.
— То есть, ты хочешь обойти десяток экспертов корпуса, да еще и по интернету, да еще и спустя два года, когда все уже похоронено в буквальном смысле. Я бесконечно верю в твой интеллект, но это перебор.
Фотографии разной пафосности и трагизма сменило видео, Макс отключил звук, наблюдая, как репортёр с микрофоном открывал и закрывал рот. Люди за его спиной продолжали двигаться, словно статисты в пьесе. Они ходили, стояли, лежали, беззвучно кричали и плакали, покрытые пылью и кровью, одетые в форму спасателей и в рваные лохмотья.
Тот самый обвал, что стащил за собой автобус с детьми. Мужчина с микрофоном в очередной раз взмахнул рукой, и Грош замер. Схватил индикатор записи и перетащил обратно, просматривая эпизод повторно. Репортер взмахнул рукой, камера чуть отъехала, в поле зрения попал мужчина в гражданском, помогающий спасателю тащить носилки. Макс нажал на паузу.
— Леха, смотри, — позвал он.
Друг развернулся на стуле и заглянул в его монитор.
— Черт, — отреагировал Игрок.
Мужчиной помогавшим спасателям был Шрам.
— Нужна карта, — сказал Грош, Игрок вернулся за свой компьютер, в два щелчка вывел на экран изображение местности и очертил курсором область, — Здесь нашли автобус с детьми.
Макс встал за его спиной и ткнул пальцем в монитор на порядок выше погребённой дороги.
— А здесь десятая шахта и хутор Маста.
— Ты связываешь одно с другим потому что хочешь связать, — сказал Леха.
— Логичное предположение: очередной взрыв спровоцировал обвал. Вот поэтому-то Кирилов оказался на месте, и спас детей. Он нашел автобус потому что…
— Знал где и что искать, — друг тряхнул горловой, — Не верю. Нет, Макс, все это вилами по воде.
— Слишком, да? — кивнул Грошев, — Но они оба были там — это факт. А другой обвал? Вспомни, что спровоцировало сель, из-под которого ты нас вывел.
— Мы были в Солнечном, — задумался Игрок, — Земля задрожала. Думаешь тоже взрыв?
Макс вернулся за компьютер и стал быстро вбивать слова в поисковую строку. Экран мигнул красным. «В доступе отказано».
— Еще бы, — увидев, какую информацию запросил друг, хмыкнул сокурсник, — Это же имперская разработка месторождения. Если горные работы спровоцировали обвал и человеческие жертвы, неважно по чьей вине, инженеров, техников, или злого умысла заключённых, думаешь, информацию так просто обнародуют, выложат в сеть график подрывов, чтобы умники вроде нас с тобой делали выводы? Оптимист.
— Я чувствую, что прав, — упрямо сказал Макс.
— Само собой, — поднял руки Лёха, — Пусть все так. Скажи только, как замалчивание причин трагедии поможет тебе разобраться в себе?
— Не знаю.
— Класс!
— Если Кирилов жив…
— Хорошее слово «если», — сказал Игрок.
— Я был на его могиле, сражался с призраком, — Грош снова запустил поиск, и пробежал глазами первую заметку, — Или с чьим-то другим, блуждающие не имеют обыкновения таскать с собой документы, а без материализации опознание невозможно.
Кирилов Антониан погиб при пожаре в доме некоего Новикова Аката под Шоромой. Причина возгорания — взрыв газового баллона. До того как дом рухнул, Антониан и его команда вытащили из огня жену и дочь Новикова. Спасатели видели, как на товарища рухнуло перекрытие, Кирилова раздавило, у него не было шансов выбраться. Опознавать было практически нечего, тело обгорело до неузнаваемости. Личность покойника определили по табличке на шее. И по кад-арту, по розовому лавендрину, прозванному в народе «чешуйчатым камнем», кристалл притягивающий успех и славу, камень художников и музыкантов, ну в какой-то степени кад-арт справился со своей задачей, народного героя знали все.
Самое слабое место в умозаключениях Макса, самое противоречивое, если Кирилов не погиб, то без камня, без защиты разума, он жить не сможет.
Опять эта табличка, Грош поморщился, и, схватив первый попавшийся листок, стал записывать, несколько раз зачеркивал, и начинал писать снова, шевеля губами, с трудом проредилась сквозь воспоминания. Два ряда цифр, которые он сфотографировал для Тилифа.
