Юлия Куркан - Государственные интересы
— Ты… — прошептала она, удивленно меня разглядывая. — Ты еще пожалеешь!
— Думаю, еще месяц сидения взаперти с новым чирьем научит вас вежливости по отношению к правящей княгине, — на редкость пакостно ухмыльнулась я.
Допекли, сил уже на них на всех не хватает! Да, она не знает, что я блефую, и сама уж точно никаких чирьев наслать не смогу, и что? Я нахожусь в заранее невыгодном положении, и защищаюсь, как могу.
— Дрянь! — со слезами в голосе выкрикнула мачеха и убежала вон.
Я философски пожала плечами. Меня всегда искренне забавляли вопросы типа: «Почему никто не понимает, что, сражаясь со Злом, сам ему уподобляется?». Забавляли, скорее всего, потому, что как таковые они для меня не стояли. В моем понимании мира все было предельно просто: есть я — добро, а все, кто против меня, соответственно, — зло. И я борюсь с ним всеми, доступными способами. Все остальное — суть пустая лирика, не только не нужная, но еще и вредная для мозгов. Правда, пускай она и для каждого своя, тем не менее, должна быть одной.
Да и тем для размышления у меня было много, прямо даже не знаю, за какую взяться. Думаю, мятежи в северных провинциях спланированы и осуществлены для того, чтобы отодвинуть от власти меня. До родов осталось не так уж и далеко, а значит, надобность во мне скоро отпадет. Печально, но факт. Значит, мне придется действовать на упреждение, однако так, чтобы никто в этом моей руки не увидел…
Несколько дней я вела себя как самая образцовая пленница. Я покорно кушала все, что мне давали, срамных песен не пела, не буянила и даже не склоняла стражников к мятежу. Я надеялась, что на какое-то время обо мне забудут. О том же красноречиво просила записка волхва, которую я нашла в хлебе: «Светлая княгиня! Сидите тихо, не привлекайте лишнего внимания. Вокруг неспокойно». И все. Ни привета, ни даже поинтересоваться моим состоянием не соизволил. Впрочем, это я уже придираюсь. Скучно-с сидеть без дела…
Надо сказать, вопросом моего досуга озаботилась не я одна. Одной темной и таинственной ночью (в камере окон не было, а время суток я определяла по тому, как мне приносили еду) в мою темницу опять заявилась Ядвига.
— Милая мачеха! — умилилась я. Создавалось такое ощущение, что вместе с животом росла и моя наглость. — Вы снова пришли навестить меня, а я даже не успела соскучиться!
— Нахалка, — с достоинством припечатала вошедшая.
— А я, в свою очередь, попрошу вас не забывать, что вы разговариваете со Светлой княгиней, — холодно парировала я.
— Которая сидит в темнице в своем же тереме, — язвительно сказала мачеха.
— Происки гнусных врагов короны, — небрежно отмахнулась я. — Но не бойтесь, я не забуду никого, кто был в этом виновен.
— Ты не в том положении, чтобы угрожать, — усмехнулась Ядвига. — Девчонка! Ты думала, что можешь запросто претендовать на все? На трон, на народную любовь, на принца?! Ты привыкла всегда брать все самое лучшее без спросу, искренне уверенная, что оно итак тебе принадлежит!
— О, вот мы, наконец, и поговорим по-семейному! — фальшиво обрадовалась я. И на мгновение застыла, сраженная интересной мыслью. — Маманя! — фамильярно подмигнула я. — Да вы никак в муженька моего влюбились? Вижу-вижу, что ж это вы, как кошка, даже эмоций сдержать не можете? Ай-яй-яй, как нехорошо…
— Замолчи, мерзавка! — не сдержалась Ядвига. — Я сказала тебе все, что хотела — наслаждайся своими последними минутами.
— Вы, милая мачеха, никак убить меня возжелали? — кротко спросила я. — Как же, позвольте поинтересоваться? Надеетесь запугать своим грозным видом?
— Ты можешь говорить все, что угодно, — высокомерно заметила гнусная тетка. — Это всего лишь отсрочит неизбежное на несколько мгновений.
— Как ты думаешь, Ядвига, обрадуется ли Альберт твоему самоуправству? — вкрадчиво поинтересовалась я. Ядвига дрогнула, но от своих наказуемых по закону намерений не отступила.
— И что с того, если тебя не станет? — поинтересовалась она. — Ты мнишь себя незаменимой? Напрасно. Когда умрешь ты и твой… — она осеклась, видимо, вспомнив нашу прошлую беседу. — Ребенок, — выдавила мачеха из себя. — То законной наследнице по старшинству будет Любава. Скажи мне, что помешает Альберту жениться на ней? Таким образом, он будет править княжеством столько, сколько посчитает нужным. Любава глупа — ей власть ни к чему.
— Зато вам — к чему? — спросила я. — Или вы так сильно хотите добиться благосклонности моего супруга, что готовы делить его с собственной дочерью? Которая, спешу заметить, моложе и красивее вас…
— Мерзавка! — мачеха пошла пятнами от злости, и я поняла, что случайно наступила ей на больную мозоль. Женщина почти подлетела ко мне, явно намереваясь дать пощечину.
— Только посмейте, — ровным холодным тоном сказала. Это почему-то её остановило.
— Иначе — что? — звенящим от злости голосом поинтересовалась Ядвига.
— Кликну стражу, — любезно пояснила я. — И единственное, что может вас ждать потом — это плаха.
— Глупая девчонка, — рассмеялась мачеха. — Ты думаешь, что кто-то из стражников хотя бы ухом поведет на твои крики? Они будут глухи, потому что так угодно мне!
— В таком случае, не думаете же вы, что я смиренно соглашусь умирать? — спросила я единственно из желания потянуть время. Защищать нужно было хоть чем-то, однако ничего подходящего в темнице не было. И вообще, это раньше я могла кататься в вольной борьбе по лесу с противницей, а теперь — увольте. Я все-таки беременна, и отвечаю не только за свою жизнь. Словно в ответ на мои мысли, ребенок воинственно пихался в моем животе.
— Ты думаешь, что для того, чтобы тебя убить, мне нужно хотя бы близко к тебе подходить? Да ты еще глупее, чем я думала! — мачеха была зла, разговоры ей явно надоели, все накипевшее она уже высказала.
Похоже, сейчас меня будут убивать. И тут бы мне, конечно, стоило вспомнить об истинном имени Короля-Колдуна, но… как-то так у нас повелось, что в трудных и смертельно опасных ситуациях я привыкла рассчитывать только на себя. Даже мысли не возникло о помощи извне. Я просто готовилась к последнему, и, наверняка, проигрышному бою.
Ядвига же, тем временем, бормоча какие-то слова, вытянула руки в моем направлении. Словно бы кузнечные тиски сжали мое горло. Инстинктивно я прикрывала руками живот, словно это могло хоть как-то помочь малышу. Дойти до Ядвиги было бы просто — каких-то три шага, однако, их надо было еще сделать. А когда глаза застилает кровавая пелена, в ушах бешено стучит сердце, и ноги подгибаются — о ходьбе думается меньше всего. Единственной мыслью, бившейся в моей голове было нерадостное размышление о том, как же глупо будет умереть именно сейчас, когда до достижения моей цели оставалось не так уж много времени…
