Мишель Ходкин - Возмездие Мары Дайер
Ной встал и поднял одеяло, пока я не заползла под него. Я ждала, что он приляжет за мной, обнимет за грудь и талию, переплетется со мной ногами. Но он не стал этого делать. Просто аккуратно укутал меня.
— Останься, — попросила я. Он замер на секунду, но затем лег рядом. — Ты мне снился, пока тебя не было.
На секунду его губы расплылись в улыбке.
— Это были хорошие сны?
— Да, — соврала я. — Хорошие.
Он закрыл глаза.
— Ной?
— Мара?
— Можно спросить?
— Что угодно.
— Правда?
— Мне нечего скрывать. От тебя секретов нет. — Он открыл глаза и посмотрел на меня. — Надеюсь, ты это знаешь.
Не знала. Раньше я никогда подобным не интересовалась, так как не думала, что нуждаюсь в ответе. Но теперь…
— Ты любишь меня?
Ной выдержал паузу, прежде чем ответить. Он заерзал на кровати и положил руку мне на щеку.
— Безумно, — ответил он, и я почувствовала, что это правда.
Но чувство ушло, когда он убрал руку.
— А ты любишь меня? — спросил Ной.
«Безнадежно»
— Безумно.
Он навис надо мной и поцеловал меня в лоб. Его длинные ресницы откидывали тень на щеки. Фраза «Ты нужен мне» сорвалась с моих губ, как только парень коснулся моей кожи.
Я никогда не говорила такого кому-либо прежде и не думала, что скажу сейчас, даже — нет, особенно — ему. Но это правда, и я хотела, чтобы он знал ее, что бы ни произошло дальше. Никто другой не мог и не станет делать со мной то, что делал Ной. Что делал в эту самую секунду.
— Я твой, — ответил он.
Но тогда почему он казался мне таким далеким?
71
НОЙ
Есть что-то изумительное в том, чтобы видеть, как мамины слова воплощаются в девушке рядом со мной. Даже во сне она выглядит как смертоносная богиня, железная королева. Мара какая угодно, только не спокойная — наоборот, она шелковистая серая туча, светящаяся с намеком на молнию. С ней мне не обрести покоя. Зато большей страсти мне не сыскать.
Она прижалась щекой мне к груди, а я начал обводить ее лопатки под одеялом. Так и представляю, как из ее кожи прорезаются крылья и разворачиваются вокруг нас, окутывая меня в бархатную тьму прежде, чем я закрою глаза.
Но мой сон беспокойный, мне постоянно снится, что я падаю. Просыпаюсь лишь с обрывками воспоминаний; как Мара наклоняется, чтобы понюхать цветок, и тот умирает от ее вздоха. Как она ходит босиком по снегу, и тот окрашивается в кроваво-красный под ее ногами.
Она же спит сладко, ее дыхание спокойное и глубокое. Мирное. Как все могут так ошибаться насчет нас? Она просто не может меня ослабить. Рядом с ней я чувствую себя непобедимым.
Не знаю, какой сегодня день, или который сейчас час; когда я уходил из больницы, то думал, что просплю вечность, но теперь меня мучает бессонница. Я оставляю Мару в кровати и спускаюсь на первый этаж. Джейми и Даниэля нигде нет. Вид из окна мрачный, хоть в небе уже и видны серые полосы. Должно быть, все еще спят.
Я брожу по дому и оказываюсь в музыкальном зале. Там и барабанная установка, и клавишные инструменты, и пару гитар, валяющиеся на полу, и пианино у дверей в сад. Я направляюсь к последнему и сажусь на скамейку. Хочу сыграть, но мне могу придумать мелодию.
— Есть хоть что-то, на чем ты не умеешь играть?
Мара стоит у основания лестницы и блокирует мне выход.
— На треугольнике.
Она выдавливает улыбку.
— Нам надо поговорить.
— Да? — «Я в ловушке».
В ее руке что-то зажато. Сначала мне кажется, что это письмо моей мамы, и я напрягаюсь, но потом замечаю, что это ее.
— Мне плевать на него, — серьезно говорю я.
Мара все равно тычет мне им в лицо.
— Прочти, пожалуйста.
Стоит начать, как я сразу догадываюсь, о чем оно будет, и что произойдет, когда я его закончу. С каждым словом мое тело ослабевает. У нас будет очередная ссора, но впервые мне кажется, что я заслуживаю проигрыша.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал?
— Ты слышал, что говорил твой отец о нас.
— Я не глухой.
— И ты прочитал слова профессора.
Я прищуриваюсь.
— Профессора?
Она моргает и чуть ли не мечтательно качает своей кудрявой головой.
— То есть, Лукуми.
Я возвращаю ей письмо.
— Я не безграмотный. — Мне хочется спровоцировать ее, раздразнить, отвлечь, чтобы она не сказала того, что собиралась.
Мара произносит мое имя. Оно звучит как прощание.
Я хочу порвать письмо и выбросить слова отца и Лукуми из ее головы. Вместо этого встаю и открываю дверь в сад. На улице идет легкий дождь. Мне все равно.
Она будет права, если покинет меня, особенно после всего случившегося. Но я трус и не могу этого вынести. Естественно, Мара все равно следует за мной наружу.
— Я буду любить тебя до смерти, — говорит она, и я закрываю глаза. — Теперь я понимаю, что это значит.
— Ровным счетом ничего, — упрямо твержу я, не придумав ничего получше.
— Моя способность сводит на нет твою. Со мной ты…
— Бессильный, слабый и тому подобное. Знаю.
Она молчит с секунду.
— Это реально, Ной. Ты умрешь, если мы останемся вместе.
Я не отвечаю.
— Однажды ты уже умер.
«Как и ты».
— Тем не менее, я здесь.
— Мне нужно, чтобы ты был в безопасности.
— От чего? — спрашиваю я.
Она заглатывает наживку.
— От меня.
Тут я поворачиваюсь к ней лицом, приготовив арсенал аргументов. Я не могу оправдать то, чему позволил с ней случиться, что я сам сделал, потому, будучи последним ублюдком, я ухожу в нападение:
— То есть, ты хочешь защитить меня от себя.
— Да.
— Как мой отец пытался защитить меня?
Ее выражение становится мрачным.
— Да пошел ты!
По моей спине проходит дрожь. Она никогда раньше не говорила так со мной.
— Хорошо, — делаю шаг к ней. — Рассердись. Это лучше, чем слушать, как ты говоришь замогильным голосом о том, что мне стоит делать, словно я ребенок. Словно у меня нет выбора. — Я хочу закричать. Но мой голос кажется безразличным. — Как ты можешь так ко мне относиться? — спрашиваю я, чувствуя свое преимущество. — Как он?
У нее раздуваются ноздри.
— Ты понятия не имеешь, через что я прошла.
— Так расскажи.
Но она отмалчивается, потому говорю я:
— У меня есть выбор. Я могу уйти от тебя в любой момент. — Ложь.
— Неужели? — спрашивает она. — Правда?
Тут-то я и просчитался.
— Твой отец сказал…
— Даже не начинай. Он — ничто.
Мара игнорирует меня.
— Он сказал, что ты не можешь контролировать свою тягу ко мне. Это побочный эффект. Я — не твой выбор. Я… твоя мания.