Александра Айви - Связанные любовью
— Если последуешь за мной, я отведу тебя к логову Гайуса.
Шагая вслед за ней, Сантьяго свирепо хмурился. Эта волна темных шелковистых волос скрывала абсолютно прямую спину, но от него не ускользнуло, как в ее глазах зажглась настоящая женская страсть, прежде чем она оттолкнула его.
Dios!
Нефри, чертова королева Единственных Бессмертных, становилась для него проблемой, что было совсем ни к чему.
В особенности сейчас.
Но разве запретный плод не сладок?
Будь что будет, решил он, быстро шагая вниз по лестнице. Это Вожделение с большой буквы.
Все остальное… Чушь собачья!
Дойдя до конца лестницы, Нефри повела его через зал со сводчатым потолком, расписанным греческими богами, и с фонтаном, в центре которого возвышалась статуя Посейдона. Он обратил внимание на запах старых заплесневелых книг, доносившийся из близлежащей библиотеки, и удушающий аромат орхидей из купальни. Но Нефри продолжала идти дальше, уводя Сантьяго от общественных залов туда, где, как он предположил, располагались жилые помещения.
Она шла и шла, пока не свернула в опасно узкий коридор с голыми стенами.
Наконец они остановились перед какой-то дверью. Помедлив, Нефри неохотно толкнула ее и позволила ему переступить через порог.
Не отягощенный никакими переживаниями, Сантьяго вышел на середину комнаты и огляделся с растущим недоумением. Тут стоял узкий топчан, а в углу притулился простой деревянный сундук.
Каменные некрашеные стены и отсутствие личных вещей делали комнату похожей на монашескую келью. Не было даже ковра, чтобы прикрыть холодный мраморный пол.
— Сурово, — пробормотал он.
— Мы не замечали, чтобы Гайус имел склонность к материальным благам, — отметила Нефри, хотя он почувствовал, что и она удивлена убогостью окружавшей их обстановки.
— Да, Гайус всегда предпочитал функциональность красоте, — согласился он. Старый вампир частенько издевался над Сантьяго за любовь к роскоши и утверждал, что его жилье больше подходит изнеженному представителю людского рода, чем смертельно опасному хищнику. — Но он не выступал против элементарного комфорта, — сквозь стиснутые зубы добавил Сантьяго.
— Мы все со временем меняемся.
Он хмыкнул в ответ:
— Хочешь сказать, эволюционируем в сторону высших существ?
Нефри поджала губы, но, как и следовало ожидать, не стала пикироваться.
— Большинство из нас просто делают все возможное, чтобы выжить.
— Глубокая мысль, dulcita[19], — пробормотал Сантьяго, открывая дверь гардеробной.
— Иногда истина очень проста.
— Ну, если ты так считаешь… — Перебирая дюжину мантий, висевших в аккуратном ряду, Сантьяго вдруг забыл, что хотел сказать, потому что увидел на узкой полке, приделанной к задней стенке, маленькую шкатулку.
У него слегка задрожали руки, когда он взялся за вещицу, украшенную богатой резьбой. На Сантьяго нахлынуло чувство, от которого он давно пытался избавиться.
Возникшее ощущение ледяной силы и долетевший до него экзотический аромат подсказали, что Нефри подошла и встала рядом. Ее спокойствие и безмятежность подействовали отрезвляюще. Буря чувств, грозившая поглотить его, стала глуше.
— Что это?
Сантьяго держал в руках деревянный ящичек, хранивший на себе следы многих любовных прикосновений.
— Я сам это вырезал для Гайуса как раз незадолго до его ухода, — ответил он необычно низким голосом.
— По-видимому, он очень ценил эту вещь, — мягко сказала Нефри.
Почему?
Почему Гайус с такой любовью относился к подарку и в то же время с такой легкостью отвернулся от сына, который преподнес его?
Покачав головой, Сантьяго открыл шкатулку и страшно удивился, когда увидел спрятанный в ней тяжелый старинный ключ.
— Теперь мне интересно, что он должен открыть.
Отбросив шкатулку на топчан, Сантьяго принялся искать замаскированную дверь. Если есть ключ, значит, должен иметься замок, к которому он подойдет.
Ничего не найдя в гардеробной, он осмотрел пол, подошел к стенам. Пальцы прошлись по гладкому мрамору.
Пришлось признать, что он оказался в тупике. Сантьяго глянул на стоявшую в дверях Нефри, которая наблюдала за ним с видимым неудовольствием.
— Поможешь?
Ее губы превратились в одну линию.
— Ты напоминаешь мне захватчика, который ворвался в чужое жилище. Мне это не нравится.
— Неужели? — Он подошел вплотную и тяжело посмотрел на нее. — А конец мира нравится?
Их взгляды скрестились в молчаливом поединке, потом Нефри зашипела, уступая.
— Не надо было переносить тебя за Завесу.
— Поздно. — Он погладил ее по белой словно алебастр щеке, наслаждаясь прохладой гладкой кожи. — Теперь ты от меня никогда не избавишься.
— Это угроза?
Нефри с холодным равнодушием встретила его горячий взгляд, но не смогла скрыть легкую дрожь удовольствия от его прикосновения.
— Обещание. — У Сантьяго слегка охрип голос.
И снова в ответ эта легкая мучительная дрожь.
Затем Нефри протиснулась мимо него и взмахнула изящной рукой.
— Вот здесь.
От возбуждения у него кругом шла голова. Ему потребовалась пара секунд, чтобы понять, что Нефри указывает на дверь, которая, словно под воздействием магии, вдруг возникла в стене позади топчана.
Нахмурившись, он внимательно разглядывал Нефри. Что-то подобное она уже делала в винном погребе у Сальваторе, когда обнаружила там следы пребывания Кассандры. В тот момент он был слишком озабочен тем, чтобы король оборотней вместе со своим закадычным другом не сожрал их, поэтому было не до вопросов о том, откуда взялась эта неожиданная сила.
Теперь времени было вдоволь.
— Что ты сделала?
Нефри пожала плечами.
— Я отменила все заклятия в комнате.
Она сказала это так обыденно, словно для вампиров не было ничего проще, чем взять и разрушить магическую иллюзию.
— Dios! — проворчал Сантьяго. — Хорошенький фокус!
— Этот действует только рядом со мной, — пояснила она. — И только если тот, кто пользуется магией, накладывает заклятие не очень энергично.
— Весь ваш клан может делать такое?
— Нет, — покачала головой Нефри. — Я единственная.
Он наклонился, не отпуская ее взгляд.
— Потому что ты особенная?
Нефри отступила от него и направилась к топчану, не желая откровенничать.
— Продолжим?
Обычно Сантьяго пользовался моментом чужой слабости.
Но пока Нефри могла с лёгкостью довести его до белого каления, а он не в силах был преодолеть ее холодного отчуждения, ему не хотелось, чтобы она почувствовала в нем слабину. Только силу и только гордость!
