Елена Жаринова - Наследник Шимилора
За окном уже стемнело. Я набросила на дверь крючок и, хихикая, разделась: зелье предполагалось готовить нагишом. Зажгла свечку, нагрела на ней стакан с вином, высыпала специи. Просто глинтвейн какой-то! Подержала над пламенем острие ножа и чуть-чуть надрезала безымянный палец на левой руке — все, как предписывала книга. Затем я размазала выступившую капельку крови по белому шелку, стараясь повторить замысловатую фигуру, изображенную на странице. Отрезала прядь волос, завернула в платок, положила его на поднос. Обжигаясь воском, поднесла свечу, и шелк вспыхнул, рассыпаясь пеплом. Бр-р-р! После сегодняшних событий это навевало нехорошие ассоциации, но я хладнокровно собрала пепел в щепотку и высыпала в вино. Теперь яблоко. Я разрезала его на четыре части, извлекла сердцевину и запихала дольки в стакан. Все, компот готов.
Стоя перед зеркалом, я смочила теплым вином соски — раз уж взялась, надо делать все, как написано. Потом медленно, не отрывая взгляда от своего отражения, съела яблоко и запила его содержимым стакана. Вино как вино, чувствуются специи и больше ничего. Но через полчаса после этой процедуры я должна буду безумно похорошеть. Так, что любой, на кого падет мой выбор, воспылает неодолимой страстью…
Коротая время, я для очистки совести еще раз перелистала магическую книжку. В первый раз я все-таки была невнимательна: Модит упоминался однажды в разделе перевоплощений. Одна из инструкций, превращающая человека в кошку, начиналась словами: «Когда появится ужасный лик Модита…» Наверное, это просто указание на время. Стоп, а это что такое?!
На странице была маленькая сноска, такая мелкая, что едва можно было разобрать. «Тем, кто полагается на силу Модита, не стоит медлить в достижении своих целей, ибо ритуал надо проводить каждый час…». Так вот почему мускары в стычках с нами ни разу не добились своего! Уж не зомби ли они, которым нужно постоянно подпитываться силой своего божества? Тогда у них где-то должно быть устроено место для проведения ритуала. И если его уничтожить… Я вскочила на постели. Надо немедленно рассказать нашим об этой идее! Чем Пегль не шутит, вдруг так оно и есть!
И вдруг я поняла, что у меня появились проблемы поважнее. Увлекшись своим открытием, я и думать забыла про выпитое зелье. А оно начало действовать — и совсем не так, как я ожидала…
Я с ужасом уставилась на себя в зеркало. Щеки пылали, губы стали пухлыми и красными; в глазах появился нездоровый блеск. Груди… Груди вдруг сделались невыносимо тяжелыми, а внутри, в самых потаенных местах все горело.
Я распахнула окно, надеясь, что свежий воздух мне поможет. Ничуть не бывало. Холодное прикосновение к пылающей коже довело меня до исступления. Ну что, гарсин, доэкспериментировалась?.. Дикое, совершенно животное желание судорогой скручивало тело. Сдерживая стон, закусив губы до крови, я металась по комнате, понимая, что долго так не выдержу. Да я просто сойду с ума, если сейчас, сию минуту не найдется рук, которые меня успокоят! Уже не очень-то понимая, что делаю, я влезла в брюки и блузку прямо на голое тело и босиком вылетела в коридор.
Когда я без стука ворвалась к Сэфу в комнату, он еще не спал. Он трогательно боролся с иголкой и ниткой, пришивая пуговицу на рубашке. При виде меня он вскочил, затоптав рубашку сапогами.
— Ты… Я не ожидал… — бормотал он. Потом брякнул какую-то глупость, типа «могу ли я надеяться». Кровь колотилась в висках, я тяжело дышала, не в силах сказать ни слова. Когда Сэф осторожно привлек меня к себе, у меня внутри раздался взрыв. Схватив его ладонь, я ею сжала изнемогшие от желания груди — до боли, до хриплого, утробного стона. Потом трясущимися руками попыталась расстегнуть пряжку на его поясе.
— Да подожди ты… Дай, я сам, — сказал Сэф, несколько опешивший от моего вторжения. Одежда жалила, раздражала тело. Я стала высвобождаться из блузки, зацепилась за что-то, и тонкая ткань с треском порвалась. Упав на постель, я умоляюще простонала сквозь стиснутые зубы:
— Ну же!.. Чего ты ждешь?..
Сэф накрыл меня собой. Я почти не дала ему возможности ласкать меня. Прикосновения приносили не облегчение, а новую боль. Кажется, я кричала что-то, потому что Сэф, скалясь незнакомым веселым оскалом, зажимал мне ладонью рот, и тогда я впивалась в нее зубами. Кажется, с постели мы скатились на пол, опрокидывая табуретку. Я сломала ногти о его спину; мне казалось, если сейчас он меня отпустит, я умру, умру! А когда он на мгновение остановился, я разрыдалась:
— Нет, нет! Пожалуйста!
— Нет?!
Сэф свирепо схватил меня за волосы и при этом нежно, до одури нежно скользнул губами по шее. Он был везде — во мне и вокруг, и комната была полна золотых сполохов, круживших перед глазами все быстрее и быстрее. Еще быстрее… Еще…
А потом мы лежали на ковре, не в силах доползти до кровати. У меня саднил затылок, которым я стукнулась о табуретку, и на коленке рос синяк, а Сэф сосал палец, глубоко пропоротый оброненной иголкой.
— Ну ты даешь! — сказал он голосом бесконечно усталым и довольным.
— Прости.
Я смущенно вспоминала свои давешние художества. Тоже мне, Эммануэль… Но сейчас мне было так хорошо, так спокойно и тихо. Словно я избавилась от мучительной зубной боли. И очень хотелось спать. Интересно, от моей одежды что-нибудь осталось? Я встала, огляделась… Постель напоминала воронку после разрыва снаряда. А вот это скомканное тряпье — наверное, моя блузка. Я двумя пальцами потянула ее к себе.
— Ты не останешься? — спросил Сэф.
Я покачала головой.
— Сегодня нет. Видишь ли… Я пришла к тебе несколько… несознательно.
— Я заметил, — усмехнулся Сэф. Но целуя меня на прощанье, удовлетворенно заметил: — Вот видишь, старая легенда не лжет. Мы с тобой видели Изумрудных Любовников, и мы будем вместе.
Я не стала спорить. Хотя прекрасно помнила, что когда Денис с Нолколедой вышли на палубу, две зеленые звезды продолжали гореть на небе. Получается, мы видели их все вчетвером. И как это прикажете понимать?
Я потихоньку выскользнула за дверь, надеясь, что в столь поздний час некому будет удивляться моему растерзанному виду. Зря надеялась. Не успела я на два шага отойти от комнаты Сэфа, как лицом к лицу встретилась с Денисом.
— Я говорил с Физэлем. Обсуждали наш отъезд, — сказал он, видимо, сочтя нужным пояснить свою ночную прогулку. А потом замолчал, глядя на меня. Я тоже молчала — что тут можно сказать? Босиком, с оторванным рукавом… Бросив мне спокойное: «Доброй ночи», Денис пошел к выходу. Повеяло сквозняком от открывшейся двери. Зябко обхватив себя руками, я думала: почему в том горячечном бреду, который погнал меня к Сэфу, у меня и мысли не мелькнуло пойти к Денису? Может быть, потому, что одна сумасшедшая ночь все равно ничего не решила бы для нас?
