Соня Сэнь - Кошки не плачут
Пришла я в себя легко и безболезненно — так в последний раз я просыпалась очень давно, в детстве, ранним утром, от аромата свежесваренного кофе с корицей (такой любила мама) или какао, и запаха еще теплых ванильных булочек. Мир в такие светлые утренние часы был чист и безмятежен, и, казалось, не было ничего, способного поколебать его.
Я рывком села в кровати, и шелковое покрывало с тихим шелестом сползло с моих плеч. В комнате, кажется, царила тьма, но каким-то непостижимым образом я различала все предметы — правда, так, словно бы смотрела через красноватые линзы. Комната имела форму большого прямоугольника, с огромным окном во всю стену, сейчас плотно зашторенным. Пушистый белый ковер, двуспальная роскошная кровать — сплошные всполохи алого шелка, туалетный столик, несколько черных пуфов на полу, гардеробная, две двери — одна, судя по всему, вела в ванную. Черт, где это я? Надоело уже просыпаться каждый раз где угодно, только не у себя дома. Как бы это не вошло в привычку…
Внезапно припомнились события вчерашнего (а вчерашнего ли?) вечера, я вздрогнула, соскочила с кровати — босые ноги утонули в мягком ворсе ковра. И тут меня страшно заинтересовали две вещи. Первая — почему из одежды на мне одно нижнее белье, местами покрытое бурыми пятнами крови, и второе — куда делась страшная рана на ноге? Не веря глазам своим, я наклонилась, тщательно ощупала место, где еще недавно клочьями висело мясо, и изумленно присвистнула. Что это — действие сыворотки?
Потом взгляд мой упал на ближайший к кровати пуф — на нем была аккуратно сложена моя куртка с шарфом, рядом сплющился рюкзак. Так, выходит, Эжен вернулся-таки за моими вещами в дом… Я подняла глаза — на туалетном столике заманчиво подмигивал голубым глазом мой мобильник. Помнится, Арк все порывался встроить туда какой-то микрочип, чтобы при случае быстро меня отыскать — но идею эту воплотить так и не успел. Позвонить, что ли, беловолосому? Я подошла, взяла телефон, задумчиво покрутила его в руке. Взглянула на экран — и едва не рассмеялась: оказывается, я находилась вне зоны действия сети… Что ж, по крайней мере, теперь я избавлена от тягостных раздумий, стоит ли звать на выручку друга — Карателя и тем самым вовлекать себя в очередные долгие выяснения отношений.
Надо все-таки узнать, куда это меня приволокли, как-то вяло подумала я. Почему-то вопрос моего местонахождения не слишком меня беспокоил. Лишь мысль о Вике отдавалась в сердце глухой болью. Простит ли он меня? Захочет ли принять обратно? Переживет ли гибель сестры?
Прислушавшись к своему телу, я ощутила два сильнейших желания: поесть и умыться. Голод (или жажда — определить это чувство было сложно) заставлял желудок судорожно, до боли, сжиматься, но, поскольку еды на горизонте не наблюдалось, я решила сначала принять душ. Благо, ванная оказалась под боком. Может, и халат там отыщется — не ходить же полуголой… Наверное, одежда моя настолько пропиталась кровью и изорвалась, что брезгливые кровососы решили от нее избавиться. Спасибо, хоть белье не тронули. Уж я бы за это им клыки-то пересчитала…
Странно все же — как это меня угораздило выжить. Доктор вроде ясно сказал, что я не жилец. Или это было плодом моего больного воображения, горячечным бредом? Воспоминания о минувших событиях были весьма смутными, какими-то сумбурными.
Поражаясь удивительной легкости и силе, охватившим мое тело, я направилась в ванную. Привычно нащупала на стене выключатель, нажала… и, вскрикнув, прикрыла глаза ладонью. Вспыхнувший свет показался невероятно ярким, почти до боли ослепительным, непереносимым. Неужели я так долго провалялась в темноте, что отвыкла от него?
Потихоньку разжав пальцы и проморгавшись, я подождала, пока глаза более-менее привыкнут к свету и прекратят исторгать потоки слез. Огляделась: ванная была просторная, выложенная крапчатым мрамором цвета соли с перцем, с душевой кабинкой в углу, зеркальной стеной и всеми удобствами. Выбрав из целой коллекции полотенец белое махровое чудо, я направилась к зеркалу, мимоходом взглянула на свое отражение… и отскочила с испуганным воплем.
Боже мой!
Белое, как крылья ангела, лицо. Просто бескровное, до легкой синевы. Губы, напротив — ярко-алые, болезненно контрастирующие с цветом кожи. Заметно заострившиеся черты. Под глазами — зависть енота: темные полукружья, точно я не спала и пила беспробудно недели три… Волосы стали еще рыжее — если можно так выразиться — и слегка кудрявились у висков…
Но добили меня глаза. Они и раньше были неестественно зелеными, кошачьими, изумрудного оттенка, — но сейчас горели, как два ополоумевших светляка, точно подсвеченные изнутри — такие глаза я видела лишь у одного человека — нет, вампира — на свете. У собственного брата.
Вот черт!!!
Да нет… быть того не может! Нет, нет, нет! Ни за что на свете!
Вместо очередного крика из горла моего вдруг вырвался какой-то непонятный звук, вроде урчания рассерженной кошки. Я опешила. Осторожно, на цыпочках, подкралась к зеркалу вплотную, и, дрожа как осиновый лист, приподняла верхнюю губу.
Полный улет.
От потрясения, ужаса и гнева я вытянула шею и неожиданно зашипела — не так, как шипят, к примеру, от боли, люди — нет, то было настоящее звериное шипение. Зрачки резко сузились, превратившись в два клинка.
— Господь Всемогущий! — всхлипнула я и уткнулась лбом в зеркало, так, что по гладкой поверхности побежали трещинки.
Клыки были совсем еще маленькие, аккуратные, но вполне заметные.
Кто это сделал со мной? За что? Это хуже смерти! Всю свою сознательную жизнь ненавидеть вампиров лишь для того, чтобы в конце концов стать одной из них! Боже!
За спиной почти бесшумно скрипнула дверь — но чуткий слух (ага, вампирские способности уже заявляют о себе!) уловил этот звук. Я хотела в испуге отпрянуть, но каким-то образом перекувыркнулась в воздухе и в следующее мгновение обнаружила себя «сидящей» в углу под потолком. Это было легко! Неведомая сила держала меня крепко, словно мои ладони и ступни намертво приклеились к стене, которой касались.
В дверях стоял Люций и смотрел на меня снизу вверх.
— Шустрая, однако, — пробормотал он вполголоса — кажется, с удивлением.
На нем были домашние голубые джинсы с рваными коленками и простая черная майка. Смолянистые локоны торчали небрежным растрепанным хвостиком, открывая блестевшую в ухе серьгу-колечко. В руке он держал черный шелковый халат — кажется, женский.
— Думал, пригодится, — кивнул он, проследив за моим взглядом. Добавил чуть насмешливо: — Как себя чувствуешь, котеночек?
— Чувствую себя вампиршей! — рявкнула я злобно.
