Елена Грушковская - Странник
На следующее утро была консультация у пластического хирурга. В больницу Фалкону нужно было приехать за сутки до операции, и Джим с Криаром его проводили, а лорд Райвенн не мог присутствовать: он уехал по срочным делам на три дня. Они встретились с доктором Хеоксом, высоким блондином с сиреневыми глазами, которому на вид можно было дать лет двадцать восемь (кто знает, сколько ему было на самом деле). Он проводил их в свой кабинет и всё объяснил.
— Ваш случай не самый тяжёлый. Порез глубок, и шов был наложен непрофессионально, но всё это поправимо. Плюс в том, что рана свежая и не успела зарубцеваться, а это значит, что ткани воспримут регенерационное воздействие хорошо — лучше, чем рубцовая ткань. Уже после операции шрам будет практически незаметен, а по прошествии двух-трёх месяцев он вообще изгладится, как будто его и не было.
— Сколько мне предстоит валяться на больничной койке? — спросил Фалкон.
— Всего около трёх дней. На третий день мы снимем повязку, и если результат будет именно тот, какого мы ожидали, вы сможете отправиться домой. Операция завтра в восемь утра.
Джим спросил:
— Мне можно будет находиться рядом с ним после того, как всё будет сделано?
— Не только можно, но и нужно, — улыбнулся доктор Хеокс.
Подумав, Джим спросил:
— А возможно, чтобы я был рядом и во время самой операции?
— В принципе, возможно, — ответил доктор Хеокс. — Вы этого действительно хотите?
— Да, — без колебаний ответил Джим.
— Хорошо, как вам будет угодно.
— А домашнюю еду для господина Фалкона можно будет приносить? — спросил Криар.
— Это не возбраняется, — ответил доктор. — У нас кормят тоже неплохо, но можете кормить его сами. Это на ваше усмотрение.
На следующее утро Криар разбудил Джима не в семь, как обычно, а в полшестого. Было ещё темно, и стоял густой туман; пока Джим торопливо приводил себя в порядок, Криар собирал в пластиковую корзину еду, фрукты, воду и сок для Фалкона. Позавтракать Джим успел лишь весьма условно.
Они прибыли в больницу без пятнадцати восемь. Фалкон был ещё в палате — белой, идеально чистой комнате с подогреваемым полом и большим треугольным окном в полстены.
— Мы принесли вам поесть, господин Фалкон, — сказал Криар, ставя корзину на столик возле кровати.
— Сейчас мне ничего нельзя есть, — сказал Фалкон. — Но после, я думаю, будет можно. Они не кормили меня со вчерашнего дня, так что я уже страшно голоден. Не беспокойся, Криар, потом я всё это съем. Не мог бы ты на минутку выйти? Мне нужно кое-что сказать Джиму наедине.
Дворецкий понимающе улыбнулся уголками губ. Он покинул палату, и Фалкон притянул Джима к себе.
— Есть перед операцией мне нельзя, но целоваться, я думаю, можно. Иди ко мне, детка.
Их долгий поцелуй прервал альтерианец в белой спецодежде и обуви. За собой он втащил что-то вроде каталки, но без колёсиков: она парила в воздухе, ни на что не опираясь.
— Прошу прощения, — улыбнулся он. — Вынужден нарушить ваше уединение: доктор Хеокс ждёт вас в операционной. Ложитесь сюда, пожалуйста.
Он опустил каталку вровень с кроватью, и Фалкон перебрался на неё. Джиму сотрудник больницы дал такую же спецодежду, обувь и шапочку.
— Если вы хотите быть в операционной, вам нужно переодеться.
Джим надел спецодежду, которая была ему слегка велика, и последовал за каталкой, держа Фалкона за руку. Криар остался у палаты.
В операционной было светло и довольно тепло. Доктор Хеокс и один ассистент стояли у операционного стола, ярко освещённого большой круглой плоской лампой. Головной конец стола был приподнят, и он походил скорее на стоматологическое кресло с подголовником. Парящие носилки согнулись под тем же углом, и ассистент расположил их впритык к краю стола-кресла.
— Перебирайтесь, — сказал он Фалкону.
Пока Фалкон перебирался с носилок на стол, ассистент указал Джиму, где ему можно встать — по левую руку от Фалкона. В операционной было много разнообразной аппаратуры, ни названия, ни назначения которой Джим не знал. В головах у Фалкона стоял высокий узкий аппарат, от которого отходил серебристый шланг с наконечником наподобие шариковой ручки. Волосы Фалкона закрыли шапочкой, лицо окружили фиксаторами. Фалкон опустил веки: яркий свет бил ему в глаза.
— Усыплять мы вас не будем, — сказал доктор Хеокс. — Достаточно будет местной анестезии. Но сначала нужно снять шов.
К лицу Фалкона приблизился тонкий стальной инструмент вроде ножниц, сами лезвия которых были крошечными, а ручки длинными. Рука Фалкона протянулась к Джиму, и Джим крепко зажал её между обеими своими ладонями. Ассистент держал серебристую ванночку, а доктор Хеокс складывал в неё куски нитки, которые он доставал из шва. Края раны расходились, и открывалось её тёмно-красное дно.
— Следов заживления не видно, — отметил доктор Хеокс. — Видимо, кто-то переборщил с дезинфектантом.
— Это я сам делал, доктор, — сказал Фалкон.
— Вы сами наложили себе шов? — удивился доктор Хеокс. — Вам следовало обратиться в больницу за квалифицированной помощью.
— Больниц поблизости не было, — сказал Фалкон. — Так получилось.
Кусочек за кусочком вся нитка была вынута из шва. Доктор Хеокс обработал рану какой-то жидкостью из маленького пульверизатора с игольчатым наконечником, потом чуть помассировал кожу по бокам от неё кончиками пальцев.
— Чувствуете боль? — спросил он.
— Нет, — ответил Фалкон.
— Хорошо, тогда приступаем к основной процедуре.
Доктор Хеокс взял наконечник серебристого шланга и поднёс его к началу раны. Рука Фалкона сжала руку Джима. Из наконечника шланга выдвинулась тонкая иголочка, и хирург осторожно ввёл её прямо в дно раны.
— Тебе больно? — спросил Джим шёпотом.
— Нет, мой сладкий, — ответил Фалкон. — Только чуть-чуть покалывает.
Иголочка входила в дно раны через каждые пять миллиметров. Потом она стала колоть внутренние края также через каждые пять миллиметров, и они на глазах из тёмно-красных становились розовыми. Пальцы хирурга стали сближать их, а иголочка вонзалась с обеих сторон в кожу, очень близко от сомкнутых краёв. Рана как бы склеивалась, превращаясь из уродливого толстого шрама в тоненькую линию. Всё было очень аккуратно.
