Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

Лицо Декса так напрягается, что он становится похож на разозленную пластиковую куклу.

– Нормально оно работает, раз уж я до сих пор жив и участвую в игре. Мы все играем по-разному. Моему дому не помешают благословения богов, и у меня есть семья… – Он обрывает сам себя, кинув взгляд на Рафа, а потом продолжает: – …К которой я хочу вернуться.

– Так же, как у всех остальных, – огрызается Бун. – И это твои оправдания того, что ты козлишь? Ну, удачно тебе потом жить со своими действиями и решениями, когда все кончится. – Он со значением глядит на Рафа. – Когда-нибудь он вырастет настолько, что будет смотреть своими глазами, а не через розовые очки невинности. – Потом Бун тычет большим пальцем в Зэя, который сидит за другим столом. – Спроси его, если любопытно. Он вырос с отцом, который играл в Тигле так же, как и ты.

Я явно слишком много рассказала Буну, пока мы летели на пегасе. Я издаю тихий свист. Сигнал «прекрати немедленно».

Бун выпрямляется и, моргая, смотрит на меня, а в глазах его я вижу борьбу. Он бы действительно задал Дексу жару, если бы Рафа здесь не было. Сомнений нет. От этой реакции у меня становится тесно в груди. Если бы я не знала – если бы не несла это проклятье, – то подумала бы, что ему правда не все равно.

Я снова издаю свист: сигнал «все хорошо».

Бун сжимает губы в прямую линию, но наконец кивает.

Остальные до сих пор увлеченно пялятся на нас. Ну… Декс пялится злобно.

– Что это было? – спрашивает Афина. Я впервые вижу богиню не в режиме анализа. Кажется, что все ее тело сияет от любопытства. Вот жажда знаний, которую мы все от нее ожидаем.

– Мои воры используют свист, чтобы подавать сигналы друг другу, – отвечает Гермес – и в достаточной степени самодовольно. Опять-таки я вижу, почему богу-посланнику нравится такое элегантное решение.

– Идея Лайры, – говорит Бун остальным. – У нас была тайнопись, но для действия в моменте нужно было что-то еще. Раньше мы использовали сигналы руками и язык жестов, но для этого нужно было видеть человека. А она придумала свист, когда ей было всего шесть.

Мое единственное истинное достижение, как считает Орден.

Я не могу справиться с жаром, поднимающимся по моим щекам. Мной в жизни никто не хвастался. Ни разу.

Это… приятно.

Внезапный смех Норы нарушает тишину и заставляет меня сесть прямее, а значит, еще ближе к Буну. Свет понимания загорается в его глазах, когда он смотрит мимо меня на нее и Аида, а потом снова на меня. Но ничего не говорит.

А потом Зевс, которому явно надо снова стать центром внимания, хлопает в ладони:

– И снова добро пожаловать, гости. Давайте же насладимся пиром.

Ой, вряд ли.

Тихий стук в дверь меня не будит. После вечеринки Бун сказал, что хочет посмотреть Олимп, а Аид ушел с остальными богами и богинями, так что мы пошли домой вместе с Зэем и его матерью. Она, кстати, милейшая, хоть и очень робкая женщина.

Я успела только переодеться в пижаму и почистить зубы. Вечеринка продлилась до ночи, и звезды все еще усеивают чернильное небо за моим окном булавками света: их так много, что они освещают эти земли даже без помощи луны.

Нахмурившись, я открываю дверь.

Там стоит Бун, прислонившись к косяку и скрестив ноги, а в его руке Шлем тьмы, который он протягивает мне как подарок.

– Твою мать! – Я хватаю его за руку и затаскиваю в комнату, посмотрев в оба конца коридора и почти ожидая, что за Буном ломится разгневанный Декс. Его нет. Коридор пуст, и я закрываю дверь, прежде чем вихрем повернуться к Буну. – Пламя преисподней, о чем ты думал?

Самодовольная улыбка Буна гаснет, превращаясь в нечто, похожее на обвинение в мою сторону.

– Я думаю о том, что я гребаный вор, Лайра. Как насчет тебя?

Я стою прямо, скрестив руки на груди, прикрытой тонкой пижамой, не совсем забывая о том, что сейчас на мне нет лифчика.

– А что насчет меня?

Бун делает шаг ближе:

– Может, твои навыки не в лучшем состоянии, но, как только этот придурок Декс раскрыл, что объявил на тебя охоту, ты должна была забрать это. – Он поднимает шлем. – И ты это знаешь. Так работает мир – даже здесь.

Он кидает шлем мне на кровать.

– Я не собираюсь играть так. – Я вздергиваю подбородок.

– Декс выживет без шлема. – Бун сжимает кулаки. – А ты можешь не выжить, учитывая, что он способен подобраться в шлеме к тебе. Сама не поймешь, как умрешь.

– У меня и так уже больше инструментов, чем у остальных, – говорю я. – Аида один раз уже наказали за это. Я не буду отбирать их у других только потому, что мне кто-то не нравится.

– Не нравится?! – Бун практически кричит. – Он хочет убить тебя, Лайра.

У меня отвисает челюсть, и я понимаю, что таращусь на него, но то, как он кричит…

Должно быть, Бун замечает мое замешательство, потому что немного успокаивается, глядя на меня.

– Что?

– Ты говоришь так, будто тебе не все равно.

– Это так.

Я резко мотаю головой:

– Это невозможно.

Его плечи напрягаются, и он отводит взгляд.

– Но все равно не в том смысле…

О преисподние.

– Нет, – торопливо обрываю его я, чтобы он больше не сказал ни слова. – Я о том, чтобы волноваться за меня так. Зевс проклял меня, когда я родилась. Я недостойна любви. Меня нельзя любить или заботиться обо мне.

Бун застывает по-воровски, его взгляд скользит по мне так, будто он видит меня в первый раз.

– Это правда?

Я пожимаю плечами.

– Недостойна любви, – бормочет он себе под нос, как будто пытается уложить в разуме смысл. – Это и правда… отстой.

Он меня настолько удивляет, что я смеюсь:

– Да. И правда.

– Кто еще знает?

– Феликс. Аид. Мои родители. – Так называемые. – И всё.

Брови Буна сходятся на переносице.

– Этого не может быть.

– Уверяю тебя, это так.

Он все же качает головой:

– Я всегда восхищался тобой.

Вот как?

– Ты умна, ты видишь то, что не замечают другие, – типа, все в подробностях. Поэтому ты такой хороший клерк.

Бун считает меня хорошим клерком. Пузырик удивленного счастья надувается у меня в груди, но я заставляю его лопнуть.

– Восхищение – это не забота.

– Одно и то же, – настаивает он. – Я даже хотел в пару с тобой на несколько дел.

Я возмущаюсь:

– Ты несешь дичь.

Бун ухмыляется:

– Я серьезно. Но ты всегда отгораживаешься этой стеной с огромной надписью «Держитесь подальше, на хрен» на воротах. Ты держала всех заложников на расстоянии вытянутой руки, так что ни у кого не было шанса узнать тебя. Стать твоим другом.

Я это делала? Я так не думаю.

– Проклятье…

Бун наклоняется – он и правда очень высокий, – смотрит мне прямо в глаза, и я вижу искренность в его взгляде.

– Может, я и не влюблен в тебя, Лайра, и, может быть, это из-за проклятья. Но я бы хотел быть твоим другом.

О.

– Правда? – шепчу я.

На его лице медленно расплывается милая улыбка, и в ней нет ни грана жалости.

– Правда.

Я не уверена, что верю в это. Может быть, это так ощущается, потому что мы на Олимпе. Может быть, это место ослабляет действие проклятья. Не знаю. Ну вот гляньте, как Зэй захотел быть моим союзником. Или как Майке ведет себя со мной, как со всеми остальными. И я точно не невидима здесь. Хотя это может быть из-за Аида. Он плохо смешивается с толпой.

Какой бы ни была причина, часть меня жаждала дружбы с тех пор, как я поняла, что ее у меня не может быть. Я затыкала эту часть, игнорировала и засовывала поглубже, и она сейчас чувствует это. Эту легкость, как будто я вот-вот взлечу.

– Ладно, – говорю я. – Друзья.

Улыбка Буна становится шире и наглее:

– Хорошо. Теперь по поводу Декса…

Я закатываю глаза и пихаю его.

– Мы вернем шлем.

– Выслушай меня. – Бун поднимает руку. – Декс видит в тебе сильную соперницу с опасным богом-покровителем. Его сестра умирает от рака, и, я полагаю, он попросит о ее исцелении, если победит.