Дженнифер Эстеп - Багряный холод (ЛП)
Никамедис покачал головой. – Нет, физически с ним все просто прекрасно. Он стал самим собой, когда ты применила к нему свою магию. И, кажется, ритуал не оставил никаких непоправимых последствий. И, конечно, во время боя он не получил даже царапины.
– Тогда почему его здесь нет? – не понимала я. – Что не так? Чего вы мне не договариваете?
Метис и Никамедис снова обменялись взглядами, от этого мое беспокойство и паника только усилились.
– Тебе нужно понять, что то, через что прошел Логан, сильно его травмировало, – пояснила Метис, ее нежно-зеленые глаза наконец встретились с моими. – Мы помогали участникам группы устанавливать аппаратуру, когда Агрона попросила Логана отойти с ней. Она воспользовалась амазонской скоростью, защелкнув на шее золотое ожерелье прежде, чем хоть кто-то из нас понял, что происходит. Логан незамедлительно... обратился. Пока мы пытались помочь ему, в концертный зал стекалось все больше и больше Жнецов. Мы проиграли битву еще до того, как она началась.
Метис на мгновение замолчала.
– Но не только то, что сделали Жнецы, причинило Логану страдания, он страдает из-за того, что сделал с тобой.
– Но он ведь не собирался ранить меня, – возразила я. – Не по-настоящему. Он сделал это потому, что Агрона контролировала его с помощью камней Апаты. Это она заставила его переключиться совершить на меня покушение. Вы ведь это знаете? Он же не сидит в тюрьме академии, не так ли? Потому что там ему не место.
– Нет, Логан не в тюрьме, – ответила Метис. – Все, что ты сказала, правда. Мы все это знаем, и Логан тоже, но ему от этого не легче.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила я. – Что вы умалчиваете?
Метис и Никамедис переглянулись в третий раз, после чего библиотекарь перевёл свой печальный взгляд на меня и посмотрел в мои полные паники глаза.
– Мы пытаемся тебе сказать, что Логан уехал, Гвендолин, – мягко произнес Никамедис. – Он покинул Мифическую академию – так будет лучше.
Я онемела. Не разозлилась, не расстроилась – просто онемела.
Из всего того, что произошло, изо всех причин, по которым Логана здесь не было, об этой я и помыслить не могла. Он уехал? Почему? Почему он это сделал? Я не могла этого понять.
Я раскрыла рот, но не нашла слов. Я пыталась, но с губ не сорвалось ни звука. Никамедис достал из кармана брюк маленький белый конверт. В его глазах я увидела жалость и боль – в льдисто-голубых глазах, так сильно похожих на глаза Логана.
– Вот, – все тем же спокойным голосом сказал он. – Может, оно прояснит некоторые вещи. Мне жаль, Гвендолин. Искренне жаль.
Никамедис положил письмо на край кровати и вышел из комнаты. Метис сжала мое плечо, после чего последовала за ним, закрыв за собой дверь. Я сидела так в течение очень долгого времени, глядя на конверт, словно заледеневшая, будто это была Маат-гадюка, готовая укусить меня, как только я сдвинусь на миллиметр. Нюкта спала на кровати рядом со мной, ее лапы подергивались во сне, но в первый раз присутствие щенка волка не успокоило меня. Также, как и мечтательное бормотание Вика об убийстве Жнецов.
Логан уехал? Что это значит? Может это отец по какой-то причине отослал его куда-то? И почему спартанец сам не рассказал мне, что происходит? Почему он хотя бы не пришел и не попрощался со мной?
Наконец, я схватила конверт холодными дрожащими руками и вытащила оттуда письмо. Я вздохнула, развернула лист бумаги и начала читать.
Дорогая Цыганочка,
Я очень сожалею о произошедшем – о том, что я сделал с тобой. Я не хотел причинить тебе боль и никогда бы не подумал, что такое вообще произойдет. Сейчас я понимаю, каково было тебе, когда своей магией ты убила Престона, как сильно это тебя испугало и шокировало. Как сильно ты боишься, что можешь сделать это снова с нами – со мной.
Ты сделала все необходимое, чтобы выжить, – у меня же нет оправдания.
Я вонзил меч тебе в грудь, потому что находился под влиянием магии Жнецов, и до сих пор не могу поверить в то, что сделал. А хуже всего то, что я понимал: это ты. Все это время я ясно видел тебя. Слышал, как ты умоляла меня остановиться. Я очень сильно хотел прекратить. Я пытался бороться с ужасной штукой внутри меня, сопротивлялся магии, которой они меня заразили, но оказался недостаточно силен.
Я и прежде был недостаточно силен, чтобы спасти маму и сестру. Теперь же мне не хватило сил остановиться, чтобы не ранить тебя.
Вот почему я ухожу. Метис с Никамедисом сказали, что я в порядке, что Локи и Жнецы больше не возымеют надо мной власти, но я просто не хочу рисковать. Не могу рисковать тем, что возможно снова раню тебя.
Я покидаю Миф и уезжаю далеко-далеко отсюда. Надеюсь, однажды ты простишь меня. Пожалуйста, не пытайся меня найти.
С любовью,
Логан.
Его слова причинили мне боль, но это не самое худшее. Прикоснувшись к письму, благодаря своей психометрии я ощутила то, что чувствовал Логан, когда писал его – его страх, гнев, стыд и ненависть к себе.
С каждым написанным словом спартанец раз за разом переживал в памяти сражение. Все, что я говорила ему, каждый его выпад в мою сторону и, наконец, последний удар, чуть не убивший меня. Снова и снова он вспоминал, как пронзал мою грудь мечом. Я ощутила все, что он испытывал во время битвы.
Как хотел прекратить сражаться со мной. Как сильно пытался опустить меч или даже направить его на себя – хотя эта штука внутри него причиняла ему из-за этого боль.
Локи.
Благодаря воспоминаниям Логана, я видела то, что видел спартанец – эту пару глаз, один красивый и голубой, а другой – уродливый и красный. Эти глаза проникали в каждый его уголок, медленно вторгаясь в тело, мысли и сердце.
Так или иначе, через эту связь злой бог причинил вред Логану, мучил его изнутри. Боль была сильнее, чем Логан мог вынести – сильнее чем кто-либо мог перенести. Даже от воспоминаний мне хотелось плакать. Локи захватил контроль, и Логан не смог удержать себя и пронзил меня мечом, хотя всё время мысленно кричал себе и злому богу остановиться.
Но сильнее всего я ощущала самый глубокий, самый темный страх Логана – что он до сих пор мог быть связан с Локи. Что стоит злому богу протянуть руки, и он в любой момент сможет захватить над ним контроль.
Что Локи может снова заставить его навредить мне.
– Ох, спартанец, – прошептала я в темноте. – Разве ты не знаешь, что я уже простила тебя – за все?
Но сказанные шёпотом слова не вернули мне Логана – и я не знала случится ли это когда-нибудь.
Я свернулась на кровати рядом со спящей Нюктой, слезы катились по моему лицу и капали на письмо Логана, слова медленно начали расплываться. Я прижала бумагу, словно щит, к груди. Как будто письмо могло каким-то образом защитить меня, несмотря на то, что мое сердце прямо сейчас разбивалось на тысячи мелких кусочков.
