Надежда Башлакова - Мифическая Средневековия
— Не надо так, мы заключили с ним соглашение и…
— Это так теперь называется, да? Соглашение? Ты предала всех, бросила мужа и дочерей, а теперь ищешь себе оправдания. Так я тебе помогу, не утруждай себя, для тебя, их нет. Соглашение, надо же такое придумать, — он вскинул руки вверх.
— Я знаю, мне нет оправданий, Ингвар. — Даяна покачала головой и вытерла слёзы.
— Уходи, Даяна, уходи быстрей, Энгельс ведь может и передумать, а я не стану его останавливать, я не в праве, даже если бы хотел. Убирайся, — он отодвинул в сторону шкуру медведя, прикрывающую вход, — чтобы я тебя больше не видел и не появляйся более в наших краях. Вон из моего дома, из нашей жизни.
— Прощай, брат. — Даяна кивнула и переступила порог. Она ещё долго чувствовала на себе печальный взгляд брата и еще сотни других взглядов, взглядов в которых явно читалось презрение.
Она прекрасно знала, как люди-оборотни чтят свой закон, и понимала, что для всех теперь она прокаженная, и почти каждый из её бывших друзей желает ей смерти, жестокой смерти. Что ж возможно, и она бы так думала на их месте, но не теперь, не теперь.
* * *— Дарена. — Меден крепко обнял крестницу и прижал к груди, затем повернулся к остальным. — Вы должно быть леди Маргарет, миледи.
— Маргарита Петровна, но можно и Маргарет, если вам так будет угодно. — Улыбнулась женщина, поглядывая по сторонам в надежде как можно скорее увидеть дочь, и не зная, когда ей это предстоит.
Старик повернулся к третьему гостю и замер.
— Леонард. — Полушёпотом произнёс он.
Мужчина вопросительно посмотрел на Дарену.
— Нет, Леонард, это не твой отец, — ответила она, прочитав его немой вопрос. — Это Меден, великий волшебник и мой крёстный, а твой отец из рода каланчей.
— А кто это?
— Скоро узнаешь.
— Леди, вот и вы, наконец-то, мы вас так все ждали. — Гарольд поклонился Дарене, Маргарите Петровне, мельком взглянул на мужчину, на его руки сжимающие поводок. Что-то заставило взглянуть его выше и выше на лицо этого человека. Руки его задрожали, губы в немом молчании прошептали "Леонард", и он бросился обнимать вновь обретённого сына, не веря, что такое возможно.
— Вот это и есть Гарольд, твой отец. — Радостно сообщила Дарена.
Меден улыбнулся. Глаза же Маргариты Петровны и самого виновника сего радостного события, Леонарда, застыли от удивления. Никогда ещё в своей жизни им не приходилось видеть столь высокого человека. Для Леонарда же ещё было шоком и то обстоятельство, что он приходится его кровным отцом. Так вот что значит каланча, от того-то и сам он ростом аж под два метра, благо, что не три, иначе то-то весело бы ему жилось в детском доме. После обмена приветствиями, они поднялись в библиотеку. Гарольд заметно нервничал и заламывал руки, от его былого спокойствия не осталось и следа.
— Сэр, — дрожащим голосом произнёс он, — позвольте нам с… с сыном покинуть вас на сегодня.
— О, конечно, Гарольд, такая новость, такая новость. Поздравляю тебя. Ну же иди, обрадуй свою семью. Думаю, и Леонарду не терпится снова увидеться с матерью.
— Спасибо, сэр. — Гарольд с признательностью кивнул и потянул сына за собой.
— Спасибо, — смущённо пробормотал Леонард, не веря, что это явь, а не сон, но, всё же подозревая, что каким-то чудом оказался в сказке.
— У меня есть мать? — Спросил Леонард, следуя за отцом по длинному коридору. — Дарена, не говорила мне о ней.
— О, да, она просто замечательная женщина, — мечтательно произнёс Гарольд, но Леонард не смог не обратить внимания на потаённую грусть в его голосе. — В отличие от меня она человек, не каланча. Еще у тебя есть две старшие сестры и младший брат, рождённый за несколько дней до твоей пропажи.
— Но что… что произошло со мной? Как я очутился в ином, чуждом мне мире? — Воскликнул Леонард.
— Вот мы и пришли. Мы с матерью всё тебе объясним. К сожалению, твоих сестёр и брата нет сейчас в Медгарде, у них свои семьи и они живут отдельно, но они обязательно приедут, когда узнают, что ты нашёлся. Они замечательные и очень поддерживают нас с мамой. — Гарольд застыл в нерешительности у двери, обхватив рукой круглую ручку. — Твоя мать, Леонард. С некоторых пор она слегка… необычная. Ты к этому привыкнешь, но поначалу это всегда даётся с трудом, тем более что ты вырос в другом, более спокойном мире.
— Знаете, я, конечно, не помню своего родного, во всё же не назвал бы мир приютивший меня спокойным.
— Спорить не буду, тем паче, что мне сравнивать не с чем. А ты поживёшь здесь и сам во всём разберёшься. — Гарольд с силой нажал на дверную ручку.
Дверь медленно отворилась. В комнате царил полумрак. Тяжёлые шторы были наглухо задёрнуты. На первый взгляд комната была слишком тёмной и нежилой. Вдруг из дальнего угла вынырнула неясная тень и неожиданно тусклый, почти лунный, свет залил спальную комнату. Очень высокого роста женщина стояла прямо перед ними, не шелохнувшись, не вздрогнув, будто ничего более в мире не существовало, кроме маленького плетеного коврика у её ног и она ни когда не покидала этого своего пристанища. Живыми оставались только большие жёлто-зелёные глаза, которые с интересом рассматривали вновь прибывшего. Губы женщины задрожали, тем самым, начиная общий процесс оживления. Она немного поддалась вперёд, подрагивая, словно берёзка на ветру.
— Леонард? — Неуверенно произнёс спокойный, чуть шипящий, но всё же приятный голос.
— Да это он, дорогая. Наш сын наконец-то вернулся. Одна ты верила, что он жив, отрицая всякие предположения, и вот он здоровый и повзрослевший стоит перед нами.
Слёзы струились из радостных глаз.
— Да я верила, я чувствовала, я знала. — Она плавно подошла к нему точнее то ли подплыла, то ли подлетела, не касаясь пола ногами, а может, это ему только показалось. Она на секунду взяла его руки в свои, вглядываясь в такое родное, но столь незнакомое лицо. Затем улыбнулась ему и обняла. — О, этот ужасный день лишил меня очень многого, лишил общения с тобой, лишил способности полноценного воспитания остальных детей, забрал Михаэля, лишил меня всего, лишил меня возможности просто счастливо жить.
Леонард сильнее прижался к матери, чувствуя, что она в этом нуждается сейчас, да и сам он, за годы детдомовской жизни обделённый материнской лаской и любовью и постоянно её жаждущий, нуждался в этом не менее, а может быть и вовсе более чем она.
— Ну что же тогда, произошло? — Странное ощущение близкой разгадки тайны родилось где-то внутри его и это будоражило и возбуждало. — Что случилось тогда двадцать пять лет назад…, мама?
Она взяла его за руку, подвела к небольшому диванчику в углу и жестом предложила присесть, потом опустилась рядом и протянула руку Гарольду.