Всеволод Болдырев - Судьба-Полынь Книга I
Малышка притихла, заозиралась. Стелющийся по воде утренний туман напоминал призрачных речных дев, охотниц преследовать челны с путниками. Ная боязливо вскинула опущенную в ласковые волны руку, прижала к груди. Еще сдернут с лодки, утянут в глубину! Брат прав — здесь зевать нельзя. Недаром Ирхан называли в народе Коварный или Колдун.
У великой матери-реки Елги, что брала начало высоко в Зеркальных горах и бурным своенравным потоком устремлялась через ущелья и пороги в долину, было пять сыновей. Пять притоков, в которых Елга растворялась, как мать в своих детях, разделив между ними любовь и принесенные с ледников воды. И как сыновья, они разнились меж собой характером и жизненным путем. Айкан — Строптивый, левый приток, делал петлю и опоясывал предгорье, ворочая на своем пути неподъемные глыбы. Кархи — Ветреный, нес шаловливые воды через равнины, меняя раз в пятнадцать лет устье. Араз — Непокорный, правый приток, протекал через пустыню Гайтчи. Нарью — Ласковый, словно раздав беспокойный нрав братьям, неторопливо пролагал путь средь пологих холмов к морскому побережью, радуя речной народ спокойными водами. Но самым непредсказуемым и опасным притоком Елги считался Ирхан. В отличие от братьев, он не впадал в Елгу, а вытекал из нее, точно ножом разрезая лесные чащобы, чтобы излиться в лоно безмолвного озера Спящих или привести к Плачущим топям, если путники ему чем-то не угодили или Соарты не желали видеть гостей. Как Ирхан попадал в топи, находящиеся в противоположной стороне от озера Спящих, оставалось для всех загадкой. Каждый раз, при новом прохождении реки, очертания и пейзаж берегов неузнаваемо менялись, и понять, где сейчас находишься, было нельзя.
Сидеть в молчании Нае быстро наскучило и, набравшись смелости, девочка спросила:
— Карагача не насторожили твои вопросы?
— Я хитрил как лис, к тому же он выпил сока чакурицы и вряд ли вспомнит наш разговор утром, — ухмыльнулся Ильгар. — Но если нас хватится дед или Соарты откажут в истине и расскажут волхву — кое-кому крепко попадет.
— Вздор, — передернула плечиками сестра. — Дед уверен — мы рыбачим. А Соарты… Ты смекалистый — придумаешь, как уговорить их предсказать нам будущее.
— Далось тебе пророчество! — с недовольством пробурчал мальчик. — Подождать не могла, когда двенадцать весен встретишь? Карагач сам привез бы тебя с ровесниками к Спящим. Тогда бы и узнала о своей судьбе.
— Тебе хорошо говорить — один год остался до посвящения. А мне… — Она негодующе выставила вперед три пальца. — Какая разница — сейчас или потом я все о себе узнаю? Леорта говорила, Соарты не похожи на нас. Я хочу проверить.
— Боги и не могут походить на людей. Ты бы еще ляпнула, что они шкуры должны выделывать и похлебку варить, как наши женщины.
— Тихо! — насторожилась Ная. — Что это за шум?
Привстала со скамьи, вытянула шею. Ильгар обернулся, прислушался. Тут же налег с силой на весла.
— Сядь и крепко держись за борта, — велел, направляя лодку к берегу.
Но их затянуло в стремнину и неумолимо повлекло к середине реки. Непонятный шум приближался, перерастая в пугающий грохот.
— Что там? — дрогнул голос Наи.
— Пороги. Нам их не пройти. Если не сумеем причалить к берегу…
— Поздно… Убери весла, сломаешь! — В лице девочки не осталось ни кровинки. Впереди, вокруг огромных валунов, кипела река.
— Спящие Соарты, спасите нас, — прошептал Ильгар, сжимая оберег на груди — кусочек дерева предков. Он сунул одно весло под скамейку, другое приготовил, чтобы отталкиваться от камней.
— Радужный мост! — выкинула вперед руку Ная, указывая на разноцветную дугу, повисшую над бурлящим потоком. — Не обманул волхв!
Через миг их лодка подпрыгнула и ухнула вниз, завиляв меж валунами, как рыба кутунец. Весло, не выдержав и трех ударов, разломилось пополам и затерялось в пенящихся бурунах. Ильгар потянулся взять второе, но лодку неистово швыряло на порогах, и оставалось только со всей силы вцепиться в борта, чтобы не вывалиться при очередном столкновении с камнями. Промокшие с головы до ног, дети не могли разглядеть ничего вокруг. Вода обрушивалась на них стеной брызг, заливала глаза и рты. Грохот реки заглушал слова. Но, когда Ирхан внезапно нырнул в пропасть, одновременный крик брата с сестрой прорезал шум водопада.
Они должны были разбиться, выпасть из лодки и утонуть, наглотавшись воды. Их могло раздавить падающей с высоты рекой. Но, точно поддерживаемый твердой, бережной рукой, челнок пролетел по воздуху и упал в пенящиеся воды каменной чаши. Течение закружило, увлекло лодку в черный зев пещеры старой полуобвалившейся скалы, потянуло дальше вглубь туннеля. Свет постепенно угас за спинами притихших детей. И они очутились в полной темноте: беззащитные, незрячие, как народившиеся котята, и хорошо помнящие рассказы старухи Вейлы, какие жуткие твари водятся во тьме. Ильгар придвинулся к сестре, обнял за плечи.
— Ничего не бойся. Я никому не дам тебя обидеть.
— Я и не боюсь, — прошептала Ная, прижимаясь крепче к брату. — Ты со мной. А двое — не один.
— Правильно, ящерка. Двое — не один. Двоих одолеть труднее, когда они заодно. Смотри, впереди свет пробивается, — Ильгар достал весло и стал править к поблескивающему лучику. Вскоре полоса света расширилась, и лодку вынесло течением из темноты в озеро Спящих.
— Мы нашли это место, нашли! — радостно воскликнула Ная.
— Или оно нас, — не разделил восторга брат.
Озеро напоминало одну из сказок старой Вейлы. Время будто застыло здесь, погрузив маленький кусочек мира на долгие тысячелетия в сон. Царившее на озере безмолвие оглушало. Ни звука, ни ветерка — словно жизнь навсегда покинула эти места. А проглядывающие сквозь марево тумана покрытые мхом и занавесями паутины деревья казались не настоящими, выточенными из дымчатых камней. Но именно тут жизнь брала свое начало, на небольшом окаймленном скалами острове посреди озера, где необъятных размеров ивы сплелись верхушками и ветвями в зеленый шатер, а корни спускались лесенкой к темной, мерцающей серебром воде.
Сердце Саяр.
По легенде Спящие создали племя мархов из желудей, передав им через семя и соки дерева силу, долголетие и крепость дуба. А также чувство единства с окружающим миром. «Твоя боль — моя боль, — принято говорить у них в племени. — За твою кровь, я пролью свою кровь».
И проливали. Прокалывали ножом пальцы после удачной охоты, оставляли порезы на предплечьях после битвы с врагами. Чем больше пролито крови, тем глубже наносилась рана. Тем заметнее шрам. Чтобы помнить: «Ничто не приходит и не уходит из этого мира просто так, за все есть цена. И взятая тобою чужая жизнь окуплена твоей кровью».
