Софья Прокофьева - Кольцо призрака
Лампу, что ли, разбила? Какой звук нехороший… Да будет ли конец этой проклятой постели?
Андрей вдруг крепко ухватил ее за ногу, дернул и потянул к себе. Анна волоком протащилась по постели, цепляясь за подушки. Сильные руки перевернули, швырнули ее на спину. Она застонала, выгибаясь под ним. Он покрывал ее лицо сокрушающими сырыми поцелуями. Она в тоске только отворачивала голову. Он расчленял, раздирал, выворачивал ее распластанное бесчувственное тело.
«Убийца. Как мертвую. А как ловко раздевал, – все больше ужасаясь, быстро-быстро соображала Анна. – Дура я, ах, какая дура. А колготки как тянул! Больно, ой, больно! Я же ничего о нем не знаю. Их тут целая банда. И старик за стеной».
Вдруг она почувствовала: железная хватка ослабла. Андрей отвалился, запрокинулся навзничь.
– Не любишь, не любишь… – Голос упавший, полный отчаяния. – Анна, Анна, почему? Почему? Тебе же было хорошо. Это они тебя напугали. Ну, иди ко мне!
Анна откатилась в сторону. На плечо ей упал толстый атласный шнур. Она невольно схватилась за него, потянула к себе. Ей показалось, этот шнур нечто единственно реальное в плывущем, расползающемся мире. Раздался послушный звон, но шнур тут же истаял, ïропало ощущение плотности скользкого шелка. Ее рука держала пустоту.
– Придут же… Ведь ты не знаешь, кто придет, – простонал Андрей. – Но пусть только сунутся, посмеют…
– Кто? – беззвучно прошептала Анна. – Господи, я больше не могу…
И зажегся свет. Словно ломтями хлеба прикрыли огонь, и течет себе свет сквозь мякиш и поджаристую корку. Анна поспешно натянула на себя край простыни, прикрыла грудь, с жадностью огляделась. Плыл старинный корабль, заключенный в широкую красного дерева раму. Кресло. Ее платье свесило один рукав до полу. Анна боялась поднять глаза: там этот бархат, страшные складки. Заставила себя посмотреть. Ничего не было. Тусклая люстра. Леденцы хрустальных подвесок. Никаких осколков на полу. Но она же точно что-то уронила, еще как грохнуло, зазвенело.
– Мне пора, меня ждут… – голос ее прозвучал как чужой.
– Анна, Анна! – Андрей уткнулся лицом в ее колени, целуя их сквозь простыню. Ее невольное движение отодвинуться заставило его вздрогнуть. – Значит, не любишь? Это невозможно. Даже не глядишь. Ты не можешь так уйти. Это они. Они тебя напугали. Как все сегодня странно. – Он тяжело вздохнул, словно смирившись. – Сейчас, не торопи меня, сейчас, – повторил он, отворачивая лицо. – Подожди. Сейчас. – Он помолчал, и, когда заговорил, голос его был невыразителен и ровен. – Идем, дождь кончился. Я провожу тебя до метро.
– Я уронила что-то, а осколки где? – теперь, когда он не удерживал ее, Анне стало вдруг легко и спокойно. Значит, можно уйти, это в ее власти. Захочет и уйдет, не так опасно, не западня, ловушка не захлопнулась. – Я так испугалась, Андрюша.
Это слово, ласковое, теплое, подтверждающее его право на нее, заставило его быстро приподняться и посмотреть ей в лицо. Боже мой, как он осунулся, какой бледный, ртутью перекатываются капли пота на лбу. Анна, притянутая силой его взгляда, придвинулась, поцеловала Андрея в висок.
– Анна, Анна, – еле слышно прошептал он.
И тогда Анна наклонилась и упала в его руки. Не было стыда, ее нагота стала теперь единственной одеждой, в которой она могла быть.
– Здесь твое место, здесь, – руки Андрея чуть покачивали ее, и это медленное движение совпало с тихим стуком ее сердца. И вдруг она почувствовала, как хочется спать. Спало уже все ее тело, руки, ноги, с трудом сопротивлялись только глаза. «Так вот оно что», – снова подумала она.
– Спи, – Андрей целовал ее веки, ставшие огромными, выпуклыми. – Все прошло, все хорошо.
– Не туши свет, я боюсь, – сонно-непослушными губами прошептала Анна.
– Не потушу, ты только не бойся. А хочешь, мы купим еще лампу, ты сама выберешь, и она будет гореть.
– Соседи, – не выходя из дремоты, вспомнила Анна. – Надо же, как у тебя все слышно, ходят тут, пляшут, еще инвалид какой-то плюется… А который теперь час, Андрюша?
Это был вопрос из старой жизни. Не все ли равно? Она чувствовала – ход времени изменился, сдвинулся, и даже старинные часы тикают по-другому. Андрей, еле касаясь, провел губами по ее бровям.
– Хочу кристалл… – Анна повернулась, устраиваясь поудобнее.
– Сейчас, – он подтянул колено, чтобы привстать. Но Анна тут же передумала. – Не надо, не хочу, спать хочу. Потом.
– Спи, – прошептал Андрей, – сейчас будет тихо-тихо. – Он шептал еле слышно, но Анна разбирала каждое его слово, и оно, отзвучав, замирало в ней. – Теперь все, ты моя. Ты меня тоже ждала, правда? Только не знала об этом.
И все детское, привычное, родное, то, что прежде было ее жизнью, радостью, гордостью и заботой, вдруг стало убогим, ненужным, стало терять смысл и цвет, удаляться и исчезать.
Анна позволила ему исчезнуть.
Глава 4
– Наташа я!
Возникнув из пустоты, ее лицо проступало все ясней. Глаза, обременительно-тяжелые для полудетского бледного лица, были чуть асимметрично поставлены. Они казались слишком прозрачными, сияя водяным аметистом.
– Наташа я, – настойчиво повторила девушка.
Она была сделана из слабого, хрупкого материала, и Анна поняла: в ее неокрепшей юности есть какая-то червоточина, и бледность кожи может вот-вот перейти в пугающую непрочность.
Откуда-то появилось большое зеленое яблоко, и девушка, все так же испытующе глядя на Анну, равнодушно, словно по привычке, откусила сочный кусок. Она жевала яблоко, и тонкая кожа на ее щеке опасно выпячивалась, грозя разорваться. На подбородок Анны брызнула капля сока. Анна увидела ровную подковку зубов. Один зуб спереди был больной, мертвый, тускло-серый. Анну охватил безотчетный страх. Девушка неясно, будто утверждаясь в чем-то, улыбнулась. Анна знала, почему она улыбнулась, но сейчас не могла вспомнить, а надо бы: в этой улыбке, даже простоватой немного, крылась разгадка всего. Тонкая голубая рука протянулась над головой Анны к спинке кровати.
– Тук-тук-тук! – Девушка постучала по деревянному изголовью. – Чтоб не сглазить. Прямо не верится. Вроде как раз такая. Точно такая. Как же долго я тебя искала!
Взвихренное облако синего снега прошло между ней и Анной.
– Там все не так, не так оказалось, – с каким-то детским недоумением сказала девушка. – Да я по правде прежде никогда и не думала, что там и как. И вот чего не пойму: надо же как-то оформиться хоть на первое время. Нельзя же просто так без всего? А они мне, эти прозрачные, улыбаются и твердят: «Да зачем?»
Она присела на кровать в ногах Анны, сложила узкие ладони вместе, зажала их между колен, начала тихо раскачиваться. Надкушенное зеленое яблоко плавало рядом с ней само по себе. Снег перестал идти и улегся чистым покровом на кровать и на пол.
